Саня присел рядом, и я рассмотрел красное пятно у него на шее. Нетрудно было догадаться о его происхождении. Ухмыльнулся: как подростки, ей-богу. И одновременно почувствовал какую-то щемящую грусть от того, что ничего подобного не происходит в моей жизни. Катя… как будто только терпела отношения со мной, а сама давным-давно не проявляла инициативы. Не целовала и уж тем более не оставляла следов на моем теле. Я понял вдруг, что завидую другу и тому благополучию, которое царит в его семье. Почему у меня все не так? У нас с Катей? И есть ли вообще еще МЫ?
– Не знаю, что сказать, – я глотнул горячий чай, обжигая горло, и поморщился. – Меня не оставляет чувство, что я пытаюсь реанимировать двухсотого.
– Помнишь, чему нас учил твой отец? Капитан Багиров? – спросил Саня. – Пока есть желание реанимировать, еще не все потеряно. Ведь столько раз были ситуации, когда двухсотый оказывался совсем не двухсотым.
– Не уверен, что это мой случай.
– Сдашься? – задумчиво уточнил друг. – Не верю, что ты это сделаешь. Ты ведь любишь ее.
Люблю? Я прокатил это слово во рту, пытаясь ощутить его вкус. Что должен был почувствовать? Что она значит для меня сейчас, спустя годы брака и после всех тех проблем, которые были между нами? Я злился на нее, возмущался, что не получаю того, в чем нуждался, но не готов был отказаться от своей жены. И по-прежнему ее хотел. Не только тело – хотел, чтобы она была рядом, разделяла то, что я делаю, и сама нуждалась во мне.
Было ли это чувство любовью? Оно мало напоминало то, что я испытывал к Кате в начале нашего знакомства и после свадьбы, но ведь и одинаково чувствовать мы тоже не можем. И Лавроненко был прав: я не собирался сдаваться. Если надо выполнять дурацкие задания психолога, чтобы добиться какого-то результата, значит, буду это делать. Что угодно, но не позволю жене разрушить то, что и так слишком шатко. Должен же быть какой-то выход! Осталось только его найти.
Домой на следующее утро после смены я спешил. Хотелось успеть вернуться до того момента, как Катя уйдет на работу, чтобы понять ее реакцию на свой подарок.
Да, я помнил прекрасно то, что говорила Лиговская про двадцать один день, но мне все равно уже сейчас нужно было видеть отдачу. Чтобы понимать, есть ли смысл прилагать усилия дальше.
Когда я вошел в дом, в душе шумела вода. Я остановился, прислушиваясь, и вдруг понял, что улыбаюсь, предвкушая то, что захотелось сделать дальше. И еще понял, что никогда прежде этого не делал. Мы с Катей не занимались любовью в ванной, ни разу в жизни. А сейчас я подумал именно об этом. О том, насколько сильно хочу увидеть, как как стекают по ее телу прозрачные капли воды, искря на коже, словно крохотные жемчужины. Повторить их бег губами. Начать новый день именно так: вдвоем, наслаждаясь близостью друг друга.
Я неслышно потянул дверную ручку вниз и вошел в ванную комнату. Она была вся наполнена влажным туманом от горячей воды, а в воздухе растекся сладковатый цветочный аромат. Знакомый запах – так, кажется, пах Катин гель для душа, но сейчас он мне показался каким-то невероятно привлекательным, особенно когда я увидел, как струится по телу жены душистая пена.
Катерина стояла вполоборота ко мне, и это было ошеломляюще красиво: белые облачка пены на порозовевшей от жара коже. Одно из таких облачков задержалось на груди, и я сглотнул, чувствуя нарастающее желание. Поднял руку, нащупывая пуговицы на вороте рубашки. И в этот момент Катя обернулась.
Она ахнула, широко раскрывая глаза, и отшатнулась, упираясь спиной в стенку кабины. А я застыл, рассматривая ее и не в силах оторвать взгляда. Внизу живота болезненно заныло, и мне вдруг стало страшно. Что если она снова скажет, что торопится? Что до работы совсем мало времени, и мне лучше уйти? Или что она не выспалась и не в настроении сейчас? Так случалось множество раз уже, но именно теперь я нуждался в том, чтобы она откликнулась на мое желание. До физической боли хотел ее. Хотел – но пальцы вдруг сделались непослушным, так что я не мог справиться с собственной застежкой. И ждал чего-то, продолжая рассматривать жену.
Ее губы шевельнулись, и я скорее угадал, чем услышал вопрос:
– Что ты здесь делаешь?
Так и не сумел расстегнуть рубашку и в каком-то отчаянье дернул полы в стороны, так что пуговицы градом посыпались на пол. Сдернул ее с плеч, с таким же остервенением освобождаясь от брюк. Раздвинул дверцы кабины, перешагивая через бортик и на мгновенье закрывая глаза, когда в лицо ударил поток горячей воды.
– Ты с ума сошел? – теперь шепот Кати уже был различим, вот только я не смог понять, каких интонаций в нем было больше: страха или недовольства. Но не хотел ни того, ни другого.
– Ты такая красивая…
– Денис… – ее губы снова приоткрылись, но из-за собственного страха я не позволил договорить. Сделал еще шаг вперед, сокращая оставшееся между нами расстояние. Подцепил кончиками пальцев клубочки пены на плечах и прочертил ими дорожку вниз, к груди, зачарованно наблюдая, как откликается ее тело на мои прикосновения.
– Помогу тебе помыться… хочешь? – выдохнул, почти касаясь губами губ, понимая, что остановиться уже не смогу. Тонул в потемневших глазах и мог думать лишь о том, как как сильно хочу ее сейчас. И как боюсь, что она меня оттолкнёт.
Глава 19
Я думала о Денисе с того самого момента, как проснулась. Спать одной было привычно: он очень часто дежурил, но сегодняшняя ночь оказалась какой-то особенно тягостной. Мне снились сны, детали которых я не помнила, но в этих снах присутствовал мой муж. И кажется, был таким, как прежде.
И оттого я не хотела просыпаться. Там, в снах, все было иначе. Там не было боли и непонимания, и мою душу не терзали бесконечные проблемы. Я ощущала прежнюю легкость, как будто опять была юной, влюбленной и очень счастливой.
Но сон растаял, оставляя лишь слабое послевкусие, и я долго лежала, не открывая глаз, пытаясь удержать в себе это ощущение. Потом повернулась в ту сторону, где обычно спал Денис, когда ночевал дома.
Сейчас его подушка не была примятой, лишь слегка съехала простынь, видимо, когда я ворочалась ночью. Я протянула руку, расправляя сбившуюся ткань, и с трудом сдержала вздох.
На постели ощущался его запах, будто он был рядом. Вот только если бы он действительно сейчас находился здесь, я бы ни за что не сделала этого. Не придвинулась бы к его подушке и не уткнулась бы в нее лицом.
Я не хотела, чтобы муж знал о моих слабостях. О том, как сильно я соскучилась по нему и по тем отношениям, которые были когда-то, и о том, как безумно мне не хватает его тепла и нежности. Ни за что бы не призналась во всем этом. Зачем? Если ему не нужны прежние отношения, то навязываться я не буду. Пусть продолжает геройствовать на своей работе, спасая целый свет. До собственной-то жены ему нет дела.
Потерлась щекой о мягкую ткань, на мгновенье представляя, что лежу у него на груди. Мне так нравилось это… когда-то: слышать, как бьется его сердце, ощущать кожей его тепло, как будто напитываясь нашей близостью. А теперь все совсем иначе. Я скучала по нему – и прилагала всевозможные усилия, чтобы видеться как можно реже.
Сама не знала, почему. Когда я пыталась поговорить об этом с мамой, она посоветовала мне быть с мужем откровенной, признаться во всем, рассказать, что именно меня не устраивает. Вот только это было почти смешно, ведь она сама ни разу за свою жизнь не вела себя откровенно с моим отцом. Просто терпела его, год за годом, и продолжала терпеть сейчас. Так зачем же было советовать мне то, чего она не делала никогда?
Я заставила себя подняться и заправила постель. Так просто было привести в порядок кровать, но вот с собственной душой все обстояло намного сложнее.
Еще и эти дурацкие цветы. Я так и оставила их стоять на кухонном столе. Рука не поднялась выбросить, но и видеть их не было никакого желания. И зачем только Денис их принес? Что хотел мне показать? Что большего я не заслуживаю? Только помятые, какие-то растрепанные лепестки, которые, того и гляди, осыпятся? Хотя, наверно, было в этом что-то символичное. Этот жалкие букет напоминал наш брак, от которого тоже осталось мало что хорошего.
Я невесело усмехнулась и отправилась в ванную, надеясь, что душ хоть немного поможет взбодриться.
Сама не понимаю, как могла не услышать звук открывающейся двери, но когда обернулась и увидела Дениса, у меня будто внутри что-то оборвалось.
Он хотел меня и даже не пытался это скрыть. И я тоже хотела. Так сильно, что не могла не отреагировать на его прикосновения. И ненавидела себя за это.
Он смотрел на меня таким голодным и жадным взглядом, что тело откликнулось помимо моей воли. Желание обожгло, наполнило каждую клеточку, выливаясь в жгучую потребность уступить, поддаться той страсти, что так отчетливо читалась в глазах мужа.
– Помогу тебе помыться… хочешь? – не дожидаясь ответа, он забрал губку из моих рук и провел пенную дорожку от груди вниз. Развернул руку, касаясь живота тыльной стороной ладони. Я прикусила губу, пытаясь сдержать стон и еще больше злясь на саму себя.
Почему я такая слабая? Вместо того, чтобы выставить его вон, теряю голову от того, что он рядом. И ведь понимаю прекрасно, что это ничего не изменит. Просто еще один секс, после которого внутри останется такая же пустота.
Денис чуть мотнул головой, и его губы коснулись моих. Еще даже не поцелуй – а я уже представила, каким сладким и жарким он окажется. И уступила: и собственному желанию, и тому голоду, что так отчетливо читался в его глазах. Подалась вперед, прижимаясь к мужу всем телом, и закрыла глаза, отчаянно надеясь, что льющаяся из душа вода поможет скрыть подступившие слезы.
Кто придумал называть секс близостью? Ведь он нисколько не сближает. И физически сокращенное расстояние не имеет ничего общего с той пропастью, что пролегла между сердцами.
Собственное тело предало меня. Все, что делал Денис, каждый его взгляд, вздох, каждая ласка заводила лишь сильнее, забирая последние остатки здравого смысла. Я не могла оторваться от мужа и не могла насытиться. Задержать бы время, чтобы продлились эти блаженные минуты, когда можно не думать ни о чем и только чувствовать. Но чем яснее я понимала, что всему этому скоро наступит конец, тем более жадно отзывалась на каждое движение. И все больше и больше сама себя ненавидела.