– Главные силы нашей дивизии в операции прорыва будут составлять восемьдесят второй и восемьдесят шестой стрелковые полки, два дивизиона черноморских моряков численностью восемьсот человек, семидесятый артиллерийский полк, девяносто шестой гаубичный артиллерийский полк и пятьдесят седьмой тяжелый артиллерийский дивизион. Как видите – мы еще представляем грозную силу. И тратить свою силу мы должны дорогой ценой. Исходное положение для атаки – в полутора километрах западнее села Богородицкое. Отметьте это на своих картах. Начало атаки – шестнадцать ноль-ноль. Итак… – Веригин посмотрел на часы. – Сейчас времени ровно восемь часов пятнадцать минут. Прошу всех сверить часы… Восемь часов пятнадцать минут.
Только двое из командиров коснулись головки завода часов: дивизионный инженер Пристанский и майор Нечитайло. У всех остальных часы шли минута в минуту с часами командира дивизии.
– До начала атаки остается семь часов сорок пять минут. Нам предстоит сменить восемьдесят шестой полк, стоящий на левом берегу Вязьмы, пятым стрелковым полком, который назначил в свой резерв командарм. – Веригин посмотрел в сторону начальника артиллерии подполковника Воропаева. За последние дни тот так исхудал, что на ввалившихся щеках его образовались две глубокие рытвины. – Сергей Георгиевич, до Богородицкого от наших позиций около двадцати километров. А нам нужно не только доплыть по уши в грязи вместе с тяжелыми пушками до исходного положения, но и успеть выбрать и занять выгодные огневые позиции, определить цели, по которым начнем вести огонь… Как, успеем?
Воропаев вставал медленно, словно каждое движение причиняло ему нестерпимую боль.
– Чтобы поднять всю нашу артиллерию и в такой сжатый срок по таким дорогам перебросить на исходные для атаки рубежи, а потом после артподготовки поддерживать прорыв пехоты огнем и колесами, нам нужен для боевых машин бензин. А его в артполках осталось на одну-две заправки.
– Ваше предложение? – резко бросил Веригин, с трудом выдерживая тяжелый взгляд Воропаева, который среди командиров дивизии отличался предельной прямотой, временами доходящей до резкости. За эту резкость штабные командиры его не любили, а подчиненные, артиллеристы-батарейцы, глубоко уважали.
– Предлагаю весь бензин из транспортных машин слить в боевые машины. Иначе мы не поднимем артиллерию и боеприпасы. И, чего доброго, на полпути застрянем в мертвой ловушке.
В наступившей тишине тонкий голос дивизионного инженера майора Пристанского прозвучал особенно звонко, заставив всех повернуться в его сторону:
– Разрешите два слова, товарищ генерал?
– Разрешаю три, но не больше. У нас нет времени для дебатов, – строго сказал Веригин.
– А на чем мы поднимем инженерное имущество? Бензобаки в моих машинах сухие. – Сказал и, поправляя обеими руками очки в круглой металлической оправе, сел.
– Еще у кого вопросы? – глухо сказал Веригин, скользя взглядом по лицам командиров.
Начальник связи полковник Воскобойников вначале по-школярски поднял руку и встал лишь тогда, когда Веригин кивнул ему.
– Короче, полковник! – отрезал Веригин.
– На чем мы, товарищ генерал, повезем связь? Бензина не хватит даже до Богородицкого… – Полковник хотел сказать что-то еще, но Веригин жестом остановил его, и тот, мелко покашливая в согнутую ладонь, сел.
– Сергей Трофимович, – Веригин посмотрел в сторону Реутова, который поспешно схватился за карандаш, чтобы записать приказание генерала, – все горючее из транспортных машин слить в боевые машины! Запишите порядок передачи горючего по степени важности: артиллерия, боеприпасы, инженерное имущество, имущество связи… И сделать это сейчас же, безотлагательно!..
Реутов молча записывал и кивал головой.
Отдав последние распоряжения начальникам служб, каждому в отдельности, Веригин приказал всем немедленно приступить к их исполнению.
Перед тем как командиры покинули блиндаж генерала, Веригин сообщил всем, что его командный пункт будет располагаться на опушке леса западнее села Богородицкое, куда им предстоит прибыть в назначенное время.
Реутов, ловивший каждое слово генерала, затушил папиросу, поймав на себе взгляд Веригина.
Телефонный звонок командарма вернул Веригина уже из отвода траншеи, соединяющей блиндаж генерала с окопами дивизии. Генерал Лукин, сдерживая простудный кашель, спросил о степени готовности дивизии к выполнению приказа на прорыв.
Веригин как предчувствовал, что вопрос, который он собирался задать командующему на совещании ночью, но не нашел случая задать его, сейчас же, по телефону, мог или вызвать у Лукина бурную реакцию протеста, или даже вывести генерала из себя. Но не задать этого вопроса Веригин не мог: слишком мало давал Лукин времени для вывода ударной дивизии на исходный рубеж атаки, до которого чтобы только добраться, нужно было потратить много сил и времени. А ведь нужно приготовиться для атаки. И все-таки решился задать этот вопрос.
– Михаил Федорович, нельзя ли перенести начало атаки на утро? Ведь сейчас осень, темнеет в шесть часов. Что можно сделать за два часа? А бои в ночных условиях, вы сами понимаете…
– Довольно, Веригин!.. – прозвучал в трубке резкий голос командарма. – Вы приказ получили?
– Получил.
– Вам он ясен?
– Ясен.
– Выполняйте приказ! Если не прорвемся сегодня ночью – завтра будет уже поздно.
Глава XXIX
Рубеж атаки для целой армии и группы войск генерала Болдина был тесен. Нелегко было построиться десяти дивизиям на крохотном пятачке земли, простреливаемом со всех сторон и открытом с воздуха. К тому же рано выпавший снег контрастно очерчивал подтягивающиеся к западной окраине села Богородицкое колонны артиллерийских полков и цепи стрелковых соединений, бредущих по некошеным полям и лугам, по обочинам разбитых и залитых дегтярной грязью дорог.
Плотность сосредоточения войск была такой, что не представлялось возможности по-настоящему, в полную силу оперативной необходимости, как этого требовали законы атаки, развернуть цепи стрелковых дивизий в эшелонах, согласуя это построение с позициями артиллерийских батарей.
Машины вязли в грязи. Взмыленные лошади, из последних сил тянувшие по черному непролазью, рвали постромки, ломали ноги… Выпрягая искалеченных животных и тут же пристреливая их, чтобы избавить от мучений, артиллеристы на себе тянули тяжелые пушки к намеченным для атаки позициям.
Стремясь как можно скорее вырваться из окружения, тыловые учреждения дивизий и армии, а также понтонно-переправочные части вносили неразбериху в потоки колонн и цепей, движущихся к западной окраине Богородицкого. Нахлынув на артиллерийские батареи и на вторые эшелоны, смешавшись с ними и образуя на дорогах заторы, они задерживали продвижение боевых полков к своим исходным позициям.
Лихорадочная, нервная спешка, отсутствие единой команды, которая могла бы предотвратить все эти не предусмотренные приказом на прорыв обстоятельства, усугублялись еще и тем, что связь между соседними частями и частей с командным пунктом армии часто нарушалась.
Первыми на исходные позиции дивизии Веригина прибыли 82‑й стрелковый полк, 70‑й артиллерийский полк, 3‑й дивизион 89‑го гаубичного артиллерийского полка и часть 96‑го гаубичного полка.
Веригин волновался. До начала атаки оставался всего час, а до сих пор не видно было даже головы колонны 86‑го стрелкового полка, снятого с левого берега Вязьмы. Неизвестно где застряли два дивизиона 96‑го гаубичного полка и 57‑й тяжелый артиллерийский дивизион. Задерживался в пути и отряд черноморских моряков, который вместе с батальонами 82‑го стрелкового полка должен был первым броситься на прорыв вражеского кольца.
– Где же запропали дивизионы тяжелой артиллерии?! Ведь основной огонь артналета поведут они!.. – Веригин заметно нервничал, глядя на подполковника Воропаева так, словно в этой задержке больше всего был виноват начальник артиллерии.
– Товарищ генерал, по этим дорогам еле подтянули малую и среднюю артиллерию. Сами видели: сорокапятки бойцы несли чуть ли не на себе. А гаубицы – не сорокапятки…
Только что прибывший из штаба армии офицер связи подал Веригину записку. Командарм приказывал: артподготовку из всех стволов артиллерийских полков и дивизионов усиления начинать сразу же после залпа «катюш».
Веригин еще ни разу не видел огня этого нового и, как до него дошло, очень грозного оружия.
– Генерал не сказал, откуда будут бить эти «катюши»? – спросил Веригин, глядя на захлюстанные грязью полы шинели и на раскрасневшееся лицо офицера связи. – Ведь можно спутать.
– Не спутаете, товарищ генерал. «Катюши» будут бить вон из того леска. – Лейтенант показал в ту сторону, где еще не до конца сбросивший листву лес золотой волной багрянца наплывал на покрытое кипенно-белой снежной пеленой поле. – Огонь «катюш» ни с чем нельзя спутать. Я видел «катюши» в работе. Дух замирает, товарищ генерал. За каждым летящим снарядом в небе остается длинный хвост огня. Летят, как огненные кометы. И ревут так, что по спине мурашки пробегают. Не похожи ни на мину, ни на артснаряд. И летят не по одному, а сразу скопом. Бьют залпом.
Веригин написал командарму донесение о том, что приказ его о начале артподготовки им получен и что полки дивизии занимают свой рубеж и готовятся к атаке. Передавая записку офицеру связи, Веригин предупредил его:
– Передай генералу, что на прорыв я пойду в первом эшелоне, в восемьдесят втором стрелковом полку Северцева.
Подтягивались к рубежу атаки полки и батальоны других дивизий, заполняя людьми и повозками лес. Отряда моряков все еще не было.
Увидев в группе командиров подполковника Северцева, который разговаривал с комиссаром штаба, а сам настороженно поглядывал в сторону Веригина и, очевидно, ждал, когда тот его заметит и позовет, генерал махнул ему рукой. Северцев почти подбежал к нему и доложил, что 82‑й полк занял позиции и готовится к атаке.
– Кто понесет Знамя полка? – спросил Веригин.