После прибытия в Петроград на открытие Учредительного собрания 28 ноября (11 декабря) они были арестованы. В конце декабря 1917 года Шингарев и Кокошкин, оба очень больные, подали ходатайства о переводе их по состоянию здоровья из Петропавловской крепости в Мариинскую тюремную больницу. После первого покушения на Ленина 1 января 1918 года ночь с 6 на 7 января оба политика были зверски убиты (задушены, застрелены и заколоты штыками) пьяной матросней и красногвардейцами прямо на больничных постелях.
Даже враги кадетов ужасались и признавали это преступление гнусным и позорным.
Лариса каким-то образом была связана с этим «подвигом» революционных матросов. Может быть, давали знать знакомства, возникшие во время ее обучения в Бехтеревском институте; там в число ее сокурсников входили и С. Рошаль, и Ф. Раскольников. Во всяком случае, последующие события подтверждают эту связь.
Николай Гумилев прямо обвинил Ларису в причастности к убийству Шингарева и Кокошкина и перестал раскланиваться с бывшей возлюбленной. По-видимому, у него имелись источники информации, в настоящее время недоступные.
В 1918 году Раскольников — заместитель наркома по Морским делам — «первый большевистский лорд Адмиралтейства», как называли его англичане. Впрочем, во флотских делах он разбирался весьма поверхностно, и на руководящих должностях вся его работа свелась к поиску «изменников» среди морских офицеров.
В декабре 1918 года по требованию Ф. Дзержинского было принято постановление, запрещавшее критиковать ВЧК в печати. Это явилось реакцией «Железного Феликса» на публикацию очерка Ларисы Рейснер «В Петроградской чрезвычайке». Но никаких санкций не последовало. Напротив, журналистка была назначена старшим флаг-секретарем (адъютантом) командующего флотом Ф. Раскольникова. В ее обязанности входило ведение личной канцелярии комфлота, но этими рутинными обязанностями дело не ограничивалось. Лариса была и комиссаром, и политпросветработником, и бесстрашным разведчиком. Впрочем, она не умела обращаться с оружием и не любила его. «Она с отвращением отказалась даже от маленького дамского браунинга, предложенного ей из трофеев. Но она любила опасность и риск. И везде, и всегда, в любой обстановке она оставалась женщиной, с головы до ног». По-видимому, именно здесь, впечатленная всевластием Раскольникова, Лариса приняла решение подарить ему себя и сделать своим мужем.
Оба — «пламенные революционеры», оба по природе борцы, литературно одаренные, воинствующие атеисты. Ведь в своей биографии, написанной в 1913 году, Раскольников заявлял: «Формально я крещен по обряду православного вероисповедания, но фактически уже около 10 лет являюсь решительным и безусловным атеистом. Разумеется, никогда не говею и никогда не бываю в церкви».
Предпосылки счастливого брака были налицо.
Лариса и Троцкий
После переезда Советского правительства в Москву, отобравшей статус столицы у Петрограда, туда же перебралось и семейство Рейснер. Как обычно — они чувствовали себя вправе стоять над остальными и заняли целый особняк.
В мае 1918 году Лариса Рейснер и Федор Раскольников вступили в официальный брак.
Выбор дочери не нашел понимания в семье. Пребывающие в состоянии постоянного восхищения своей Лери родители недоумевали. Как, прекрасная, умная, просвещенная и утонченная полубогиня отдаст себя, в общем-то, заурядному человеку? Это мезальянс, это практически — падение. Но Лариса, несмотря на любовь к родным, всегда поступала по-своему. Более того, в 1918 году она вступила в партию большевиков.
Ничего определенного о ее ранней «революционной деятельности» установить не удается. Все имеющиеся упоминания — только слухи и легенды, только упоение ее красотой, остроумием, эрудицией. Самые разные люди становятся жертвой ее редкой привлекательности.
Социальное происхождение, образование и особенно любовь к литературе позволяли супружеской паре иметь друзей в литературных кругах обеих столиц. Раскольников познакомился с Горьким в 1915 году и поддерживал с ним связь до смерти писателя. Они с Ларисой нередко посещали артистические вечера в Москве на квартире у Л.В. Каменева. В автобиографии, датированной 1920 годом, Раскольников представлялся как «литератор и командующий флотом». Но Лариса получала большее признание за поэтическое и журналистское творчество. По многим свидетельствам, блистала она, а он, хотя и с достоинством, следовал за ней. Такая калька с поэтической пары Ахматова-Гумилев.
Достоверные известия о Л.М. Рейснер как о революционном деятеле начинаются после весны 1918 года.
По свидетельству Надежды Мандельштам, явно недолюбливавшей Ларису, «в самом начале революции понадобилось арестовать каких-то военных, кажется, адмиралов, военспецов, как их тогда называли. Раскольниковы вызвались помочь в этом деле; они пригласили адмиралов к себе, те явились откуда-то с фронта или из другого города. Прекрасная хозяйка угощала и занимала гостей, и чекисты их накрыли за завтраком без единого выстрела».
Этому рассказу можно поверить в той части, что красные неоднократно расстреливали бывших кадровых моряков. Флота у Советской России почти не было, и морские офицеры, в массе культурные и грамотные, ей были не нужны. Только в 1919 году ЧК были сфабрикованы громкие дела заговора в Минной дивизии, «изменника» адмирала Бутакова, организации помощи Юденичу и т. д. По этим делам было осуждено и расстреляно несколько сот человек. Немногие технические функции, связанные с морским делом, исполняли несколько вступивших в РККА военспецов: адмиралы В.М. Альтфатер и А.В. Немитц, капитан 1 ранга Е.А. Беренс и капитан 2 ранга Э.С. Панцержанский. Их вполне хватало для командования тем, что еще называлось Балтийским флотом, а также микроскопическими силами на Черном, Азовском и Каспийском морях.
Тем временем положение на Восточном фронте осложнилось. 10 июля командующий, левый эсер Муравьев, в прошлом командир охраны Временного правительства, поднял мятеж против советской власти. В это время в Москве левые эсеры застрелили немецкого посла графа Мирбаха и осуществили несколько резких, но непоследовательных и не скоординированных действий. Опасаясь ареста, в ночь с 9 на 10 июля, бросив штаб фронта в Казани, Муравьев, в котором сочетались простота и фанфаронство «сделавшего себя» человека, без ведома реввоенсовета погрузил два верных себе полка на пароходы и отбыл из города. На следующий день он с отрядом в тысячу человек прибыл на пароходе «Мезень» в Симбирск, занял стратегические пункты города и арестовал руководящих советских работников. Войска Восточного фронта были деморализованы и сбиты с толку сначала телеграммами Муравьева о мире с чехословаками и войне с Германией, а затем — об измене Муравьева, и о продолжении войны с белочехами. Подполковник В.О. Каппель воспользовался моментом, и нанес удар большевикам. Красная армия вскоре оставила Бугульму, Мелекесс и Симбирск, а в начале августа и Казань, где в руки чехословаков и Народной армии Комуча[20] попала часть российского золотого запаса.
Регулярных частей Красной армии тогда было еще мало. Воевали отряды из рабочих и беднейших крестьян, причем каждый — сам по себе. Многие не умели обращаться с оружием. Анархия в этих отрядах была весьма популярна. Требовалось время, чтобы организовать батальоны, полки, армии, аппарат управления, снабжения. Лишь позднее удалось создать дисциплинированную военную силу из разношерстных добровольцев раннего периода. Л. Троцкий провел решение о мобилизации в РККА бывших царских офицеров, преодолев сопротивление по этому вопросу фракции «левых коммунистов» во главе с Бухариным. К октябрю 1918 года соотношение сил было таково: Белая армия имела 200 тысяч человек, Красная — 40 тысяч.
Нужны были комиссары. Летом 1918 года комиссар Лариса Рейснер отправилась вместе с мужем в Нижний Новгород. 12 июля оттуда на фронт на помощь красным вышли два первых парохода. При отсутствии твердого единоначалия, при панике отступления процветало воровство казенных денег. Повальное беззаконие заставило Ленина дать указание подготовить декрет о взяточничестве — первый в России нормативный акт, предусматривающий уголовную ответственность за взятку. Это деяние пока наказывалось всего лишь пятью годами лишения свободы вкупе с принудительными работами на тот же срок. Но уже в первом УК СССР 1922 года взяточничество приравнивалось к таким особо тяжким преступлениям, как контрреволюционные выступления, бандитизм и разбой, и каралось высшей мерой.
23 августа Раскольников принял командование флотилией. На этом посту он должен был продолжать борьбу с поддержавшими Муравьева левыми эсерами: командующим Симбирской группой войск и Симбирским укрепрайоном Климом Ивановым и начальником Казанского укрепрайона Трофимовским.
Федор Раскольников пытался держать все под контролем. Из Нижнего, где продолжалось вооружение судов и подготовка отряда гидроавиации, он на самолете вылетел в Свияжск. 23 августа Раскольников принял командование флотилией, но на фронт не попал из-за измены капитана Тихонова. Перебежчиками становились и капитаны других пароходов.
Свияжск в 1918 году неожиданно превратился в место важных военных событий. Ситуация в конце лета сложилась для частей Красной армии опасная. Ленин говорил, что «судьба советской власти решается на Восточном фронте под Казанью» Практически все Среднее Поволжье находилось под контролем войск Комуча и восставших чешских соединений. По этой причине в район стратегически важного железнодорожного моста через Волгу вблизи Свияжска были стянуты части красных, а также суда Волжской военной флотилии. Сюда же прибыл бронепоезд Льва Троцкого. Стремительные передвижения наркома в бронированном поезде с одного фронта на другой для руководства боевыми операциями приводили в ярость врагов, его таланты, неукротимая энергия, поразительная работоспособность и победы на фронтах в самых, казалось, проигрышных ситуациях наводили на мысль о дьявольской природе этого человека. В красноармейской газете «Красный штык» писали; «В течение короткого времени ему удалось совершить почти чудо: создать прекрасную армию и повести ее к победе. Сам Троцкий всегда на фронте, самом настоящем фронте… Когда Троцкий отдыхает — никому не известно…».