Он не поехал в общежитие, а повернул в сторону парка. Но Цинь Дэ-гуй не стал ни сидеть в беседке, ни любоваться цветами, ни кататься на лодке, не зашел даже в зверинец, а вышел на узкую тропку и поднялся по ней вверх на гору. Здесь он поставил около дерева велосипед, а сам сел рядом. Вокруг было тихо. Он хотел было уже снова спуститься вниз, но подумал, что все равно идти некуда, и лег под деревом. Сквозь ветви дерева пробивались лучи солнца, где-то неумолчно трещали цикады, а от травы и цветов шел дурманящий запах.
На сердце у Цинь Дэ-гуя было тяжело. Он машинально вырывал травинку за травинкой, постепенно «выполов» все пространство вокруг себя. Он рассеянно смотрел на вздымавшиеся на западе трубы заводского района. Лучи солнца позолотили все вокруг, и только в той стороне, где находились заводы, прозрачная голубизна неба была затемнена плотными клубами тяжелого черного дыма. И он неожиданно вспомнил, что уже однажды видел этот город с горы — только с другой, расположенной далеко отсюда. Город тогда еще находился в руках гоминдановцев. Солнечные лучи так же, как и сейчас, золотили городские крыши, но над заводским районом не подымался ни один дымок.
Как много воды утекло с тех пор! Сейчас он рабочий — хозяин не только этого города, но и всей страны! А в те времена ему приходилось и днем и ночью выполнять партизанские задания, и он не имел за душою ничего, кроме пистолета и гранат. Все было захвачено врагом, и даже лес становился ему приютом только на одну ночь: наутро он больше не принадлежал ему. А сколько сейчас у него земли! Весь Китай, за исключением Тайваня, принадлежит ему. И разве есть во всей стране уголок, где гоминдановские бандиты посмели бы ныне сказать: «Это наше!»? На его глазах происходит великое преобразование его Китая, и по сравнению с этим любое личное дело кажется незначительным. Разве можно из-за личных переживаний забывать об этом! И чего хорошего он нашел в ней? Ветреная девчонка — бросается на шею первому встречному и, конечно, не стоит того, чтобы столько мучиться из-за нее. Нет, он не поддастся этому чувству! Во имя чего он жертвовал своей жизнью? Для чего он освобождал этот город и весь Китай? Зачем изгонял гоминдановцев? Разве не для того, чтобы пришел, наконец, сегодняшний день?
Цинь Дэ-гуй смотрел на город, на деревни и на раскинувшиеся вокруг них поля совсем другими глазами. «Я — твой верный сын, — шептали сами собой его губы, — я люблю тебя, ради тебя я проливал свою кровь и сейчас готов отдать всю свою жизнь до конца!»
Он бодро вскочил на велосипед и помчался в город.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Директора завода Чжао Ли-мина вызвали на совещание в Пекин, и все дела легли на плечи Лян Цзин-чуня. Директор перед отъездом поручил Лян Цзин-чуню осуществить два мероприятия. Во-первых, во время ремонта четвертого мартена внедрить предложение советских специалистов — произвести наварку подины печи доломитом, что должно было значительно удлинить срок ее службы. Пока это нововведение применили только на нескольких мартенах, а на остальных оно должно было осуществиться во время ремонта каждой печи. Дело это не легкое. Приступать к нему можно было только через шесть суток после начала работы вышедшей из ремонта печи. Для наварки подины доломитом требовалась очень высокая температура, а это угрожало целости свода печи. Требовались большие знания и умение, чтобы провести эту работу. На втором мартене ее закончить так и не удалось. Во время ремонта девятого мартена это удалось осуществить, но лишь благодаря умению Юань Тин-фа, которому после этого было присвоено почетное звание «Отличника производства».
И теперь директор распорядился наварку подины поручить Юань Тин-фа. Решили дать ему в помощь одного из бригадиров четвертого мартена. Нужен был еще один, но третьего никак не могли найти.
— Может быть, нам привлечь еще Цинь Дэ-гуя? — предложил Лян Цзин-чунь.
— Ни в коем случае! — сразу же отверг это предложение Чжао Ли-мин. — Мы еще точно не выяснили причин порчи свода девятого мартена, и он не очень-то старается, чтобы скорее выяснить это, поэтому я не совсем доверяю ему. Надо будет поручить расследование кому-нибудь из инженеров.
Второе поручение директора касалось развертывания соревнования. Он предложил начать соревнование сразу же после того, как будет переложен свод на девятом мартене. При обсуждении этого вопроса Лян Цзин-чунь рассказал директору все, что он знал о положении на девятом мартене из докладов Хэ Цзы-сюе.
— Так что тут дело не только в ремонте свода, — закончил свой рассказ Лян Цзин-чунь. — Надо еще решительно покончить с неприязненными отношениями между бригадами этого мартена.
— Мне кажется, что ты должен подвергнуть серьезной критике Цинь Дэ-гуя, — сердито сказал директор. — Он член партии и обязан нести ответственность за создавшееся положение. А он сам не только не содействует сплочению рабочих, а, наоборот, усугубляет раздоры. Это просто безобразие! Ты не должен относиться к нему со снисхождением. Мы можем допускать кое-какие послабления по отношению к простым рабочим, но ни в коем случае не к коммунистам. Надо призвать его к соблюдению партийной дисциплины.
— Правильно, к членам партии мы не можем проявлять мягкотелости, за проступки их надо строго критиковать. Но сначала мы должны иметь какие-то факты.
— Прежде всего надо добиться, чтобы он сам рассказал обо всем начистоту!
— Мне кажется, что в очень большой помощи нуждается и Юань Тин-фа, — тихо промолвил Лян Цзин-чунь, стараясь переключить разговор на другой объект.
— Что? Юань Тин-фа? А он тут при чем?
— Я интересовался им очень внимательно: технический уровень у него довольно высок, работает он также весьма и весьма неплохо. Но он не хочет делиться ни с кем своим опытом, не желает раскрывать свои технические знания, да и в отношениях с рабочими у него проявляются вредные замашки. — Он помолчал и добавил: — Это мое мнение, и основывается оно на реальных фактах.
— Но ты в этом случае должен быть очень и очень осторожным, — предупредил директор. — Сейчас Юань Тин-фа находится в центре внимания, и у него есть немало завистников, способных оклеветать заслуженного мастера. Мы прежде всего должны исходить из того, как он работает; сейчас от него зависит многое, и мы не можем без достаточных оснований его критиковать.
— Раз это очень хороший рабочий и мы связываем с ним много наших надежд, то тем более мы должны оказать ему поддержку, а не баловать его!
— Ты не должен забывать, что он беспартийный!
— Именно таких рабочих, как он, мы должны воспитывать и принимать в партию.
— Конечно, я вовсе не возражаю против того, что его надо воспитывать, — только надо быть с ним поделикатнее, это такой человек, от которого добрым словом добьешься больше, чем окриком.
После отъезда директора Лян Цзин-чунь занялся реконструкцией четвертого мартена. Он посовещался с инженерами, с техниками и, наконец, вызвал к себе Хэ Цзы-сюе, чтобы наметить конкретные мероприятия.
— Боюсь, что трудновато будет перевести Юань Тин-фа на другую работу. Всякий раз его об этом просил сам директор, а сейчас директор уехал.
— Я тоже подумывал об этом, поэтому ты заранее должен поговорить с ним, помочь ему понять, что настоящие передовые рабочие должны прежде всего исходить из интересов дела, а не из своих личных интересов. Попытайся разъяснить ему эту истину.
Хэ Цзы-сюе двинулся к выходу, но его остановил вопрос Лян Цзин-чуня.
— А где сейчас Цинь Дэ-гуй?
— Он в общежитии, в двенадцать часов ночи ему заступать на смену, тебе нужен он?
— Соедини меня, пожалуйста, с ним по телефону.
— Скажи мне, — спросил Лян Цзин-чунь, услышав в трубку голос Цинь Дэ-гуя, — ты можешь взять на себя ответственность за наварку подины?
— Могу, товарищ секретарь. Если мне поручат это дело, то я с охотой возьмусь, — обрадовался Цинь Дэ-гуй.
— А ты можешь гарантировать, что не испортишь под?
— Главное, следить, чтобы не сгорел свод печи, в таком случае и под не будет поврежден.
— Как по-твоему, кто еще может справиться с этой работой?
— Лучше всего мастер Юань, — и, опасаясь, что секретарь парткома не понял его, он объяснил: — Юань Тин-фа.
— А кроме него, есть еще кто-нибудь?
— Конечно, есть. — И Цинь Дэ-гуй назвал еще две-три фамилии.
— Вот и хорошо, — закончил разговор секретарь парткома, — меня только это и интересовало.
Выйдя из кабинета секретаря парткома, Хэ Цзы-сюе задумался над данным ему поручением. Иметь дело с Юань Тин-фа вообще было трудно, обязательно нарвешься на неприятный разговор или услышишь в ответ колкости. Но сейчас деваться было некуда, придется все стерпеть.
Мысль об этом разговоре не выходила у него из головы, и он решил отложить все дела и наметить план беседы с Юань Тин-фа. «Ты передовой рабочий, — скажет он ему, — активист, «Отличник производства» нашего завода, представитель авангарда рабочего класса!» Эти похвалы придутся по сердцу Юань Тин-фа — он любит, когда его хвалят. «Наш рабочий класс стал руководящим классом потому, что мы не гонимся за личной выгодой, а думаем прежде всего о наших общих интересах». Да, именно так и следует начать эту беседу.
Он подошел к девятому мартену и тут узнал, что Юань Тин-фа спустился вниз, к регенераторам, подающим в печь подогретый воздух и генераторный газ. Хэ Цзы-сюе по железной лестнице пошел вниз. Неподалеку шла разливка металла. Из огромного стотонного ковша текла огненная струя металла, а рядом из изложниц, уже заполненных сталью, вырывались огненные брызги. От жары накалились даже металлические поручни лестницы. Хэ Цзы-сюе поспешно сошел к регенераторам, здесь было посвежее: дул ветерок со стороны шихтового двора.
Юань Тин-фа обернулся и увидел подошедшего сзади Хэ Цзы-сюе.
— Что, опять будешь расследовать? — подковырнул он Хэ Цзы-сюе, намекая на затянувшееся расследование причин повреждения свода печи. Ему было неприятно, что Хэ Цзы-сюе так незаметно появился за его спиной.