. Иакова, где она обыкновенно молится.
Орфиза де М…»
– В девять часов!.. А теперь уже девятый! бегу! – вскричал Гуго, целуя записку.
– Куда это? – спросил Коклико.
– Вот, посмотри…
– На улиду Распятия, и герцогиня д'Авранш назначает вам там свидание?
– Ведь ты сам видишь!
– И вы в самом деле воображаете, что особа с таким гордым характером могла написать подобную записку?
– Как будто я не знаю её почерка! Да и подпись её руки! и даже этот прелестный запах её духов, по которому я узнал бы ее среди ночи, в толпе!
Коклико только чесал ухо, что делал обыкновенно, когда что-нибудь его беспокоило.
– Вот если б внизу была подпись принцессы Мамиани, я бы этому скорей поверил… Эта дама – совсем другое дело… Но гордая герцогиня д'Авранш!..
– Хоть и гордая, но также ведь женщина, – возразил Гуго, улыбаясь, – и притом ты сам знаешь, что принцесса Леонора живет с некоторого времени в совершенном уединении.
– Это-то самое и подтверждает мое мнение о ней!
Снова Коклико почесал крепко за ухом и сказал:
– Как хотите, а я, на вашем месте, ни за что бы не пошел на это свиданье.
– Что ты? заставлять дожидаться милую особу, которая беспокоится для меня! Да разве это возможно?… Я бегу, говорю тебе.
– Когда так, то позвольте нам с Кадуром идти за вами.
– Разве ходят на свиданье целой толпой? Почему уже и в рога не трубить?
– А ты как думаешь, нужно-ль идти графу, куда его зовут? – спросил Коклико у Кадура.
– Сказано господин, – отвечал Кадур.
– Чорт бы тебя побрал с твоими изречениями! – проворчал Коклико.
А между тем Гуго уже подал знак маленькому слуге идти вперед и пошел за ним с полнейшей беззаботностью.
– Ну! а я думаю, что его не следует терять из виду, объявил Коклико; пойдем, Кадур.
– Пойдем.
В это время года ночь наступала рано. Париж тогда освещался кое-где фонарями, от которых если и было немного светлей там, где они горели, за то дальше темнота становилась еще гуще. Все лавки были заперты. Небо было серое и мрачное. Густая тень падала от крыш на улицы, по которым прокрадывались у самых стен редкие прохожие, поспешая домой. Гуго и посланный за ним человечек шли очень скоро. Коклико и Кадур, закутанные в плащи и, опасаясь быть замеченными, едва за ними поспевали. Но, к счастью, на Гуго было светлое платье, и они не теряли его из виду и следили за ним по лабиринту улиц между высокими домами. С неба ничто не светило; темнота становилась все черней я черней.
– Славная ночка для засады! – проворчал Коклико, пробуя, свободно ли ходит шпага в ножнах.
Девять часов пробило в ту самую минуту, как Гуго и маленький слуга поворачивали из-за угла в улицу дез-Арси, которая открывалась перед ними, будто черная трещина между двумя рядами старых серых домов.
– Подождите здесь, сказал провожатый, а я постучу легонько в дверь маленького домика, где вас ждут, я посмотрю, что там делается. При первом ударе, который вы услышите, не теряйте ни минуты…
Он побежал по середине улицы и почти тотчас же пропал в густой тени. Скоро шаги его замолкли и через несколько минут, среди глубокой тишины, Гуго услышал сухой удар, как будто от молотка в дверь. Он бросился вперед, но в ту минуту, как он поровнялся с черной папертью соседней церкви, толпа сидевших там в засаде людей быстро выскочила и бросилась на него.
– Именем короля, я вас арестую! – крикнул начальник толпы и уже положил было руку ему на плечо.
Но Гуго был не из таких, что легко даются в руки. С ловкостью кошки он кинулся в сторону и сильным ударом заставил противника выпустить его из рук.
– А! так-то! – крикнул тот. – Ну же! бери его! вы там, чего зеваете?
Вся толпа разом кинулась за начальником на Гуго, как стая собак.
Но уже одним скачком Гуго обеспечил себя от первого нападения. Прислонившись к углу стены и обернув левую руку плащом, он подставим острие шпаги нападающим. Четыре или пять ударов, направленных против него, пропали даром в его развевающемся щите, а один из тех, кто особенно сильно напирал на него, наткнулся горлом прямо на шпагу и упал на колена.
Прочие отступили, окружив Гуго с трех сторон.
– А, бездельник! так ты вздумал защищаться! крикнул начальник…. живого или мертвого, а я захвачу тебя!
Он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Пуля пробила плащ Гуго и попала в стену.
– Хорош стрелок! сказал Гуго шпагой рассек лицо, попавшееся ему под руку.
Тут вся толпа яростно кинулась на него с поднятыми шпагами, с криками и воплями, ободряя друг друга примером и голосом. Смутно послышался стук затворяемых дверей; две-три свечи, блестевшие там и сям по слуховым окнам, разом погасли, и на улице слышался в темноте только звон железа и глухой топот ног.
Но неожиданная помощь подоспела к Гуго разом с двух сторон. Сверху, от улицы св. Иакова, прискакал верховой и ринулся прямо на толпу, а снизу, от Старо-монетной улицы, прибежали два человека и бросились, очертя голову в самую середину свалки. Этого двойного нападения не вынесли храбрые наемники. Под ударами спереди и сзади, справа и слева, они дрогнули и разбежались, оставив на земле трех или четырех раненых.
– Я ведь уж на что болван, а этого именно и ждал, – сказал Коклико и не удержался – бросился на шею Гуго.
Этот ощупывал себя.
– Нет, ничего особенного, – сказал он: – только царапины.
– Чёрт возьми! да это он, мой друг Гуго де Монтестрюк! вскричал верховой, нагнувшись к шее коня, чтоб лучше разглядеть, кого он спас от беды.
Гуго так и вскрикнул от удивления.
– Я не ошибаюсь!.. маркиз де Сент-Эллис!
– Он самый, и я должен бы узнать тебя по этой отчаянной защите, сказал маркиз, сойдя с лошади и обнимая Гуго. Но что это за свалка? по какому случаю?
– Вот чего я и не знаю, а очень бы хотелось узнать! Но ты сам, поспевший так кстати, чтоб меня выручить, какими судьбами ты очутился в Париже, когда я полагал, что ты все еще сидишь в своем прекрасном замке Сен-Сави?
– Это целая история – и я очень рад рассказать тебе ее… Только в эту минуту, мне кажется, лучше заняться тем, что здесь происходит; может быть, мы добудем кое-какие полезные сведения вот от тех мошенников, что я вижу там.
Двое из лежавших на грязной мостовой не подавали уже признака жизни; третий, раненый в горло, был не лучше и хрипел под стеной, но четвертый только стонал и мог еще кое-как ползти. Кадур нагнулся к нему и, приставив ему кинжал к сердцу, сказал:
– Говори, а не то – сейчас доконаю!
– Убьем, если будешь молчать, прибавил маркиз де-Сент-Эллис, а если будешь говорить, то вот тебе этот кошелек.
Он бросил кошелек на тело несчастного, который, как ни был слаб, а протянул руку и схватил подачку.
– По твоему проворству я вижу, что ты меня понял, продолжал маркиз. Мне что-то кажется, что ты малый с толком, и только попал в скверное общество. Припоминай же все и рассказывай.
Раненого подняли и прислонили к стене; усевшись кое-как, он положил сперва кошелек в карман, потом вздохнул и сказал:
– Сколько я мог разобрать, нашему сержанту было приказано непременно схватить какого-то графа де Монтестрюка. Я только и гожусь что на подобные дела. Когда нам раздавали наградные деньги, нам было объявлено, что получим еще столько же в случае удачи, и чтоб мы его не щадили в случае сопротивления. Говорили что-то, будто это за какую-то дуэль…
– Хорош предлог! – проворчал Коклико.
– Больше я ничего не знаю… но ваш поступок меня трогает, и в благодарность я должен вам сказать, что лучше вам поскорей отсюда убираться… Сержант наш очень-упрям… ему обещана хорошая награда в случае удачи… значит, он наверное вернется сюда с большой силой… Бегите же!
Кадур, как только начался допрос, стал на часах в конце улицы с той стороны, куда убежала толпа; вдруг он вернулся бегом.
– Там люди, – сказал он; – бегут прямо сюда.
– Это они и есть, – сказал раненый. – Поверьте мне, спасайтесь поскорей!
В конце улицы слышны уже были шумные шаги. Показался отряд и впереди его человек с фонарем в руке. Против дозора нечего было рыцарствовать. Маркиз де Сент-Эллис сел на коня, а прочие пустились бежать в ту самую минуту, как дозор подходил к углу соседней улицы.
На самом перекрестке раздались два выстрела и две пули просвистели мимо бежавших, одна задела по мостовой, а другая – по стене.
– А! вот и ружья! – сказал Гуго.
– Партия, выходит, неровна. Спасайся, кто может и побежим порознь, чтоб они не кинулись всей толпой за нами, – сказал Коклико.
Маркиз де Сент-Эллис еще раздумывал.
– Без комплиментов, – шепнул ему Гуго: – на свободе ты мне будешь полезней, чем когда попадешься со мной вместе.
Они наскоро обменялись адресами; маркиз дал шпоры коню; Гуго пустился к улице св. Иакова, Коклико за ним, а Кадур нырнул в переулок.
Гуго направился прямо к Сене. Добежав до улицы Корзинщиков, он и Коклико остановились, чтоб немного вздохнуть и прислушаться. Колеблющийся свет факела почти в ту же минуту окрасил красным цветом угол улицы, показавшийся человек приложился и выстрелил. Пуля оставила белую полосу на стене, всего в каких-нибудь двух вершках от головы Коклико.
– В путь! – крикнул он.
Привлеченные, вероятно, выстрелом, два человека, бежавшие им на встречу, вздумали было загородить им дорогу на углу улицы Шанш-Мибрэ. Наткнувшийся на Гуго получил прямо в лицо удар эфесом шпаги и полумертвый свалился в грязь; попавший на Коклико встретил такого противника, которому пошел в прок недавний урок Кадура: схваченный вдруг за горло и наполовину задушенный, он растянулся в уличной канаве.
Коклико перескочил через его тело и догнал Гуго.
Возле Телячьей площади их догнал еще один залп и беглецы пустились дальше, не переводя духу. Тут они попали в узкую улицу, вдоль которой тянулась высокая стена, а выше её виднелись верхушки деревьев. Они прислушались; никакого шума сзади, а только смутные отголоски вдали.