– Вы в самом деле имеете просьбу к обер-гофмейстерине её величества королевы? Вы?
– О! сущие пустяки!.. Начальство над армией, посылаемой в Венгрию, для одного из моих друзей, которому мне пришла мысль услужить этим.
– Только-то!.. Ах! видно, вы так навсегда и останетесь верным сыном своей родины! А какими же путями вы надеетесь добраться до графини?
– Один господин, которого вы знаете, тоже из Арманьяка, маркиз де Сент-Эллис, обещал мне открыть двери графини.
Брискетта задумалась на минуту и, погладив рукой подбородок, спросила:
– А хотите, я возьму это дело на себя, скажите?
– Вы?
– Да, я! Бывают часто такие обстоятельства, что женщина стоит в них любого маркиза.
– В самом деле, какими судьбами вы очутились здесь? что делаете?
Целый поток вопросов сорвался с языка его. Она остановила наводнение, положив руку на губы поручика.
– Ах! как вас мучит любопытство! продолжала она со смехом; все узнаете, только после… Теперь у нас одна важная вещь, которой нужно заняться, – это свиданье ваше с графиней де Суассон… свиданье, от которого вы ожидаете таких чудес… Если я возьмусь за дело, то мне сдаётся, что это свиданье вам будет назначено скоро… и при лучших условиях, чем через вашего маркиза де-Сент-Эллиса… Хотите?
Уверенность Брискетты поразила Гуго.
– Хорошо! – отвечал он; – но как же я узнаю, что вам удалось?
– Будьте здесь завтра, в этот же час.
– Как! уже и завтра?
– А зачем же откладывать?
– Значит, у вас есть волшебная палочка феи?
– Почти.
На этом последнем слове Брискетта его оставила, а Гуго, разумеется, ни слова не сказал графу де Колиньи о том, что произошло между ним и хорошенькой девочкой из Оша, встреченной им в Фонтенбло. Он сам вполне доверял уменью Брискетты, и боялся, чтоб другие не осмеяли этого доверия, объяснить которое он и сам не умел порядочно.
Как и накануне, он в нетерпении пошел в сад немного раньше назначенного часа. Скоро он завидел Брискетту издали: она скользила вдоль шпалер и лишь только подбежала к нему, как поднялась на цыпочки и шепнула ему на ухо:
– Готово!
– Как! с первого же разу! Но это похоже на чудо!
– А вас это удивляет? Дела всегда так делаются, когда я в них вмешиваюсь. Но прежде всего, пока я стану рассказывать об употребленных мной средствах, у меня есть к вам просьба… Мне как-то неловко говорить тебе «вы», мой милый Гуго. позвольте мне говорить вам «ты».
– Говори.
– Вот это называется – ответ! Ну, мой друг, маркиз де Мент-Эллис тебя представил очень плохо, все равно, как бы и не представлял вовсе.
– Что же он сказал такое?
– Он поклялся графине, что она тебя ослепила своей красотой, и что ты сейчас вот испустишь дух, если она не позволит тебе обожать ее вблизи.
– Нашел дурака!
– Глупо, мой бедный Гуго, непроходимо глупо! Графине уже просто надоели все эти ослепления: ведь она давно знает, что она – светило и что лучи её глаз жгут насмерть бедных смертных! Все придворные поэты клянутся ей в этом великолепными рифмами и тысячи просителей давно уже это доказали ей окончательно. Знаешь ли, что она мне говорила сегодня утром?
– Тебе?
– Мне, Брискетте.
– Вот забавно!
– Слушай прежде, а удивляться можешь после. «Ах, моя милая! – говорила она мне, – какая скука! какой-то кузен из Арманьяка хочет представить мне какого-то провинциала, своего друга… Что тут делать?»
– А ты что отвечала?
– «Надо прогнать его, графиня, и немедленно… Провинциал? у нас и без того их довольно!»
– Что?
– А потом я прибавила равнодушным тоном: а как его зовут, этого провинциала, которым вас хотят наградить, графиня?
– «Граф де Монтестрюк, кажется», – отвечала она.
– «Ах, графиня! – вскричала я, сложив руки, – избави вас Бог когда-нибудь принимать его! Совсем нехороший человек, – влюбленный, который только делает, что вздыхает и сочиняет сонеты для своей красавицы!»
– «Ба!» – произнесла она.
– А я продолжала все настоятельней: «рыцарь Круглого Стола, графиня, герой верности!»
– «Что ты говоришь, Брискетта?» – вскричала она.
– «Истину, графиня, святую истину; хоть бы все принцессы, хоть бы сами императрицы осаждали его самыми сладкими улыбками, он на все будет отвечать одними дерзостями. Да и не знаю, право, даже заметит ли он еще эти улыбки?»
– «Значит, просто – сам Амадис Галльский?»
– «Почти что так. Ах! не он обманет когда-нибудь ту, кого любит!.. Он сочтет за измену обратиться с самой невинной любезностью к другой женщине!..»
– «А известно, кого он любит?…» – спросила она с легким. оттенком неудовольствия.
– «Едва разве подозревают… глубочайшая тайна!.. Герцогиня де Креки, де Сент-Альбан, де ла Ферте, де Ледитьер, де Шон, де Субиз… и сколько других еще!.. самые хорошенькие герцогини пробовали отвлечь его от божества… Все напрасно, все труды их пропали даром!..»
– Бог знает, что ты выдумываешь, Брискетта! – сказал Гуго.
– Подожди! ты увидишь, что наши знатные дамы совсем не так глупы!.. Как только я кончила эту тираду – а уже сколько увлечения, сколько огня я в нее положила, если б ты слышал! – графиня де Суассон нагнулась к зеркалу…
– «После твоих рассказов, мне почти хочется узнать его… человек, так искренно влюбленный и сохраняющий такую верность той, кого любит… ведь это большая редкость!.. я, пожалуй, приму этого оригинала…»
– А я именно на это и рассчитывала, Гуго… Разве когда-нибудь женщина могла устоять против любопытства, да еще когда затронуто её самолюбие?
– А когда же, ты думаешь, прекрасная графиня даст мне аудиенцию? – спросил Гуго, который не мог удержаться от смеха.
– О! наверное скоро; завтра, сегодня же вечером, может быть.
– Ба! ты думаешь?
– Она попалась на удочку, говорю я тебе! Пропади мое имя Брискетты, если ее не мучит уже нетерпение испытать силу своих прелестей над твоей неприступностью…
Брискетта подвинула свое хорошенькое личико на вершок от лица Гуго.
– Сознайся сам, – продолжала она, – что для такой неопытной девушки я, право, недурно вела твои дела.
– Сознаюсь охотно.
– Но теперь, не выдай же меня, ради Бога! Постарайся особенно получше разыграть роль влюбленного.
– Это мне будет тем легче, – возразил Гуго с глубоким вздохом, – ничто не заставит меня забыть ту, образ которой наполняет мое сердце!
– Что такое?
– Я говорю, что мне стоит только говорить просто, непринужденно, чтоб оставаться верным своей роли… Да! твоя рекомендация очень облегчает мне эту роль!
– Ты, влюблен – искренно?
– Увы! да.
– А! изменник! И ты ничего не говорил об этом?
– Но судя по тому, как ты об этом говорила, я думал, что ты и сама знаешь…
– А кого это, позвольте узнать, вы так пламенно обожаете?
– Графиню де Монлюсон.
– Крестницу короля! Чёрт возьми! граф де Монтестрюк, вы-таки высоко целите!
– Я только послушался твоего совета, Брискетта.
– В самом деле, так, – продолжала она, рассмеявшись; – прости мне минуту неудовольствия при вести, что у тебя в сердце уже не я! Но теперь, когда её сиятельство обер-гофмейстерина королевы в таком именно расположении духа, в какое мне хотелось принести ее, смотри – не поддавайся, ради Бога! стой крепко!
– Против чего?
– Как! так молод еще, а еще при дворе!.. Но, дружок мой, ведь ты – запретный плод для Олимпии!.. понимаешь? Что ты такое, в эту минуту, как не яблоко о двух ногах и без перьев. Зазевайся только… и тебя съедят живым.
– Ты меня пугаешь – и для этого-то ты так проворно взялась пронести меня в рай?
– Иди теперь, и да руководит тобой сам дьявол!
Брискетта хотела уйти; Гуго удержал ее и спросил:
– Ты забыла мне сказать, что ты здесь делаешь и чем ты считаешься при графине де Суассон?
Брискетта встала и отвечала важным тоном:
– Я состою при особе её сиятельства… Ты имеешь честь видеть перед собой её первую горничную… её доверенную горничную…
И, присевши низко, продолжала:
– К вашим услугам, граф!
Всё устроилось, как говорила Брискетта.
Она передала Гуго записку, которой его извещали, что он будет принят в тот же вечер на игре у королевы, где он будет иметь честь представиться обер-гофмейстерине её величества. Маркиз де Сент-Эллис должен был только позвать его. Остальное пойдет само собой.
В назначенный час Монтестрюк явился на прием у королевы. Сперва он преклонился по всем правилам придворного этикета перед её королевским величеством, а вслед затем маркиз де Сент-Эллис подвел его к обер-гофмейстерине.
– Граф де Шаржполь желает иметь честь быть вам представленным, графиня, – сказал он.
Графиня де Суассон подняла глаза, между тем как Гуго кланялся ей. На её лице отразилось удивление. На минуту она было смешалась, но тотчас же оправилась и сказала ему:
– Очень рада вашему появлению при дворе и надеюсь, что вы встретите здесь достойный вас прием…
– Я уже встретил его, потому что графиня де Суассон так снисходительно дозволила мне иметь иметь честь быть ей представленным.
«Это он! – подумала она… А, грубиян, однако ничего не теряет при огне!.. Важный вид, прекрасные манеры и прехорошенькое лицо!»
Сначала Олимпия не обратила на него, казалось, особенного внимания; но Гуго скоро заметил, что она довольно часто бросает взгляд в его сторону.
Скоро за этим взглядом показалась приветливая улыбка.
«Держись! сказал он себе, вспомнив кстати советы Брискетты; берегись крушения в самой гавани!.. У этой графини де Суассон лицо так и дышит умом и хитростью».
Утвердившись в своем решении, Гуго притворялся равнодушным, принялся бродить взад и вперед, и прятаться по темным углам, как человек, поглощенный одной мыслью. Раза два или три Олимпия постукивала от досады веером по ручке кресла; он делал вид, что ничего на замечает.
Вдруг появилась Орфиза де Монлюсон. В одну минуту все было забыто; Гуго подошел к ней с такой живостью, которой графиня де Суассон не могла не заметить. Орфиза с ним – и для него больше ничего не существовало! Его отвлекло только появление принцессы Мамиани, к которой он пошел на встречу, Она указала ему пустой стул подле себя.