ая голова и что он горд, как эрцгерцог. Звали его маркиз де Сент-Эллис; он-то и выкупил у жидов замок Монтестрюк, заложенный графом Гедеоном. Гуго в минуту их встречи опускал в сумку штук пять убитых им кроликов.
Маркиз остановился и крикнул, важно подбоченившись:
— И сколько тут кроликов украдено?
— Ни одного не украдено, а поймано много, — возразил Гуго.
— Это герцог де Мирпуа позволил тебе бродяжничать на своей земле? — продолжал маркиз.
— Он самый, и я не понимаю, зачем вы вмешиваетесь не в свое дело.
— Э! Да собачонка, кажется, лает! А после еще и кусаться станет! — бросил маркиз презрительно. — Ну, не стыдно ли пускать на свою землю такого негодяя, как ты?
— Стыдно тем, кто, сидя на лошади, оскорбляет пешего, да еще вдесятером против одного.
— Ах ты дерзкий! — вскрикнул маркиз и, обращаясь к одному из своих людей, сказал: — Пойди-ка надери уши этому мальчишке!
— Вот этого-то я и боялся! — прошептал Коклико и прибавил на ухо товарищу: — Нужно бежать!
Но Гуго уперся покрепче на ногах и поджидал посланного человека; он подпустил его к себе и в ту минуту, как тот поднял руку, чтобы схватить его, отскочил в сторону, подставил ему ногу и сильным ударом кулака в грудь сбросил его в ров.
— Что вы на это скажете, маркиз? — спросил он. — У мальчишки есть и зубы!
— А вот я ему их выбью! — проревел маркиз в бешенстве и, выхватив пистолет из кобуры, выстрелил; но Гуго успел отскочить вовремя.
— Не попали! — воскликнул он со смехом. — Вот я, когда стреляю, всегда попадаю.
И, прежде чем маркиз догадался, что он хочет делать, Гуго вскочил на бугор и положил стрелу на лук со словами:
— Берегите шапку, маркиз; я не убиваю, а только заставляю невеж мне кланяться.
Стрела просвистела и свалила на землю алую шапку с мехом, которая была на голове у маркиза. Тот испустил яростный крик и, пришпорив коня, хотел броситься на Гуго, но тот не зевал: одним прыжком он кинулся в густой лес, где не могли пройти лошади. Прежде чем маркиз взобрался на бугор, Гуго уже скрылся в лесу и догнал Коклико, который бежал раньше, захватив сумку с кроликами. Оба товарища исчезли, как волчата, не оставив за собой никаких следов.
Маркиз тщетно искал на опушке леса хотя бы малейшую тропинку; ветки били его по лицу, густая листва слепила глаза, острые шипы кололи со всех сторон.
— Мы еще увидимся! — крикнул он наконец.
— Надеюсь! — ответил ему голос издали.
Гуго и маркиз и в самом деле встретились.
В день своего рождения и именин Гуго с позволения матери собирал своих товарищей, бродил с ними по полям, а потом угощал их в какой-нибудь гостинице. В Иль-ан-Ноэ была в то время славная гостиница, куда приходил народ в дни ярмарки. Однажды Гуго выбрал эту самую гостиницу «Красная лисица», чтобы погулять в ней с друзьями, и заказал хороший обед, ударив с гордостью по карману, в котором звенели деньги, положенные Агриппой. Пока ставили кастрюли на огонь и накрывали стол, он побежал собирать виноград и спелые фрукты на шпалерах.
Между тем подъехал маркиз де Сент-Эллис с собаками и охотниками; с ним было двое или трое друзей, и все они сильно шумели. Красавец конюший, со смуглой кожей, с грустным и гордым лицом, закутанный в белый шерстяной плащ, соскочил с лошади и, взяв за узду лошадь маркиза, помог ему сойти.
Войдя в гостиницу с друзьями и с конюшим, маркиз крикнул, ударив рукояткой хлыста по столу:
— Эй, вы, там! Обедать! Да поскорей! А ты, Кадур, забудь законы своего пророка против вина, ступай в погреб и принеси нам побольше старых бутылок.
Араб, не ответив ни слова, медленно удалился. Маркиз в эту минуту увидел накрытый скатертью стол и расставленные тарелки. Девушка принесла суповую чашу, из которой поднимался аппетитный пар.
— Черт возьми! — воскликнул маркиз. — Это просто волшебство какое-то, нам и ждать не пришлось!
Он сел за стол и протянул стакан, чтобы ему налили выпить. Служанка немного замялась, но, получив поцелуй в щеку и деньги в руку, ушла с улыбкой.
Когда Гуго возвратился и увидел, что за его столом уже сидят другие, он очень вежливо заявил о своих правах.
— Идите своей дорогой, любезный! — ответил, не глядя на него, маркиз с набитым ртом.
— Господи! Маркиз! — с дрожью в голосе произнес Коклико.
Но Гуго повторил свои слова настойчивее: он заказал угощение и заплатил за него, значит, оно принадлежит ему. Тут маркиз обернулся и узнал его.
— Э! — сказал он, смерив его взглядом. — Да это же охотник на кроликов! Ну, тебе повезло, что ты явился в такую минуту, когда я вкусно ем и не хочу сердиться! Обед очень недурен… За это славное вино я, так и быть, прощу тебе обиду, которую ты нанес мне на опушке леса… Бери же себе кусок хлеба и убирайся!
Кадур вошел в эту минуту и, приблизившись к Гуго, сказал ему тихо:
— Ты слабей, чем он, смолчи… молчание — золото.
Но Гуго не хотел молчать; он пошел прямо к столу и, ударив рукой по скатерти, воскликнул:
— Все это принадлежит мне, я своего не уступлю!
Тут и маркиз разразился гневом. Он тоже ударил кулаком по столу, да так сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнул, вставая:
— А! Ты хочешь, чтобы я вспомнил старое?.. Ну хорошо же! Заплатишь мне разом и за то, и за это!
— Ну, теперь надо смотреть в оба! — проворчал Коклико, засучив рукава на всякий случай.
Маркиз сделал знак двум слугам, и те бросились на Гуго; но он оказался сильнее, чем они думали, и одним ударом свалил обоих на пол.
Кадур быстро подошел к маркизу и сказал:
— Не позволит ли мне господин поговорить с этим человеком? Он молод, как и я, и может быть…
Но маркиз оттолкнул его с бешенством и крикнул:
— Ты! Убирайся, а не то я пришибу и тебя, неверная собака! — И, обращаясь к слугам, он приказал: — Схватить его живого или мертвого!
Охотники бросились на Гуго; Коклико и несколько товарищей кинулись ему на помощь; слуги друзей маркиза тоже присоединились к общей свалке. Только Кадур, сжав кулаки, держался в стороне. Удары сыпались градом. Сидевшие за столом громко смеялись. Товарищи Гуго были и ростом меньше его, и гораздо слабей; некоторые бросились вон; другие, побитые, прятались по углам; Коклико лежал уже без чувств на полу. Гуго вынужден был уступить силе и тоже пал. Все платье на нем было разорвано в клочья; его связали веревками и положили на скамью.
— Такой негодяй, как ты, заслуживает хорошего наказания, — сказал маркиз. — Тебя сейчас выпорют, как собаку.
— Меня! — воскликнул Гуго и сделал отчаянное усилие разорвать веревки.
Вокруг кистей его рук появились красные полосы, а сами руки посинели. Между тем с него сорвали платье и ремнем привязали его к скамье, спиной кверху. Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут.
— Бей! — крикнул маркиз.
Глухой стон, вызванный скорее бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. После третьего Гуго лишился чувств.
— Довольно! — сказал маркиз и велел развязать ремень и веревки и прыснуть Гуго в лицо водой, чтобы привести его в чувство.
— Вот как наказывают школьников, — прибавил он.
— Маркиз, — сказал Гуго, устремив на него глаза, налитые кровью, — напрасно вы меня не убили: я отомщу вам.
— Попробуй! — ответил маркиз с презрением и снова сел за стол.
Гуго возвращался в Тестеру как помешанный. Жилы у него надулись, в голове раздавался звон. Он спрашивал себя, неужели все это произошло с ним в действительности: эта встреча, брань, борьба, розги?.. Коклико тащился вслед за ним.
Когда Гуго прошел уже мимо последних домов деревни, он услышал за собой шаги бежавшего человека. Он обернулся и узнал араба; тот скоро догнал Гуго и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты был храбр, теперь будь терпелив. Терпение — это червь, подтачивающий корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.
Проговорив это, он бросился назад.
Агриппа первый увидел Гуго и был испуган выражением отчаяния на его лице; не успел он раскрыть рот, как Гуго сказал ему:
— Оставь меня, я прежде хочу поговорить с матушкой.
Он побежал к ней в комнату. Графиня ахнула, взглянув на него: перед ней стоял граф Гедеон, каким он бывал в минуты сильного гнева. Гуго хриплым голосом, без слез, с глухим бешенством рассказал матери обо всем, что случилось в гостинице «Красная лисица».
Графиня де Монтестрюк страшно побледнела. Она схватила сына за руку и спросила:
— Ты отомстишь за себя?
— О да, клянусь вам!
— Не клянись! Я это вижу по твоим глазам… но подожди!..
Это слово, напомнившее ему слово Кадура, заставило Гуго подскочить на месте.
— Ждать!.. Когда там наверху есть десяток шпаг, не считая той, которая висит в изголовье моей кровати и покрыта пятнами крови по самую рукоятку!
— Подожди, говорю тебе: месть — такое кушанье, которое надо есть холодным. У тебя течет в жилах благородная кровь, следовательно, ты должен мстить со шпагой в руке, это ясно. Но ты не должен пасть в этом поединке первым! Что станет со мной, если он убьет тебя, этот маркиз? Нет!.. нет!.. Но если ты и всадишь шпагу ему в грудь, и этого будет мало!.. Надо, чтобы он перенес то же самое, что и ты, и таким же точно образом.
— Но как это сделать?
— Случай хоть и хромает, но все-таки приходит!.. Когда человек с твоим именем получает благодеяние, он воздает за него сторицей, когда он получает оскорбление, он возвращает его вчетверо!.. Наблюдай, ищи, готовься… думай только о том, как победить… И знаешь, почему я говорю это с такой суровостью, сын мой? Потому что ты носишь имя, у которого нет другого представителя и защитника, кроме тебя, и ты один отвечаешь за это имя; потому что твой долг — передать его без пятна тем, кто родится от тебя, таким точно, каким ты получил его от своего отца, умершего со шпагой в руке; потому что ты только еще вступаешь в жизнь и дурно бы вступил в нее, если бы не отомстил тому, кто нанес тебе смертельное оскорбление… Надо, чтобы по первому же твоему удару все узнали, от какой крови ты происходишь… Да! Моим голосом говорит тебе дух отца твоего… Повинуйся ему… Маркиз этот, говорят, опасный человек… надо, значит, чтобы ты научился еще лучше владеть шпагой, надо изучить все уловки… Ищи средства, составляй план; а когда придет час, когда ты будешь уверен, что он у тебя в руках, — тогда вскочи и порази!