— Я именно это и хотѣла сказать.
Въ этотъ самый день, около полуночи, когда Гуго, окончивъ свою службу въ Луврѣ, возвращался въ отелъ Колиньи, Коклико подбѣжалъ къ нему проворно, вздохнулъ, какъ будто уставши отъ ожиданья, и сказалъ;
— Ахъ, графъ! тамъ кто-то васъ ожидаетъ.
— Кто такой?
— Кузенъ… нѣтъ — кузина дьявола… посмотрите сами!
Монтестрюкъ взглянулъ въ ту сторону, куда указывалъ Коклико, и увидѣлъ въ большихъ сѣняхъ на подъѣздѣ черный силуэтъ женщины, закутанной въ широкія складки шелковаго плаща и съ капюшономъ на головѣ. Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней; она сдѣлала два шага и, положивъ легкую ручку ему на плечо, спросила:
— Хочешь идти за мной?
— Куда?
— Еслибъ я могла сказать это, ты уже зналъ бы съ перваго же слова.
Коклико потянулъ Гуго за рукавъ, нагнулся къ его уху и прошепталъ:
— Графъ, вспомните, умоляю васъ, маленькаго слугу, который чуть не сдѣлалъ, очень недавно, изъ совершенно здоровыхъ честныхъ людей — бѣдныхъ израненыхъ мертвецовъ.
— Одно и то же не случается два раза сряду, возразилъ Гуго.
— Въ тотъ же день, можетъ быть, проворчалъ Коклико, но черезъ нѣсколько недѣль — это бываетъ!
— Если боишься, то оставайся, продолжала домино; если ты влюбленъ, то иди.
— Идемъ! отвѣчалъ Гуго, съ минуту уже наблюдавшій внимательно незнакомку.
Она пошла прямо къ параднымъ дверямъ и, выйдя на крыльцо, живо схватила Гуго за руку. Она загнула за уголъ улицы, подошла къ каретѣ, возлѣ которой стоялъ лакей, сдѣлала знакъ, подножка опустилась, однимъ прыжкомъ она вскочила въ карету и пригласила Гуго сѣсть рядомъ.
— Пошелъ скорѣй! крикнула она.
Кучеръ стегнулъ лошадей и карета изчезла изъ глазъ испуганнаго Коклико, который собирался бѣжать за своимъ господиномъ.
— Онъ, можетъ быть, и не умретъ отъ этого, прошепталъ честный слуга, но я скоро умру навѣрное, если такъ пойдетъ дальше!
Пока онъ готовился пронести безсонную ночь, карета съ Монтестрюкомъ и незнакомкой скакала во весь опоръ по лабиринту парижскихъ улицъ. Гасконца занимали, казалось, мысли менѣе печальныя. Вдругъ онъ охватилъ рукой тонкій станъ своей таинственной путеводительницы и спросилъ весело:
— А въ самомъ дѣлѣ, куда это ты везешь меня, душечка Брискетта?
— Ахъ! ты меня узналъ?
— Развѣ иначе я позволилъ бы себя похитить?
Говоря это, онъ раскрылъ капюшонъ, закутывавшій голову шалуньи и звонко поцѣловалъ ее.
— Дѣло сегодня не обо мнѣ, сказала она, возвращая ему однакожъ очень добросовѣстно поцѣлуй за поцѣлуй. Это даже ты крадешь y одной знатной дамы, которая на тебя разсердилась бы не много, еслибъ узнала, что мы съ тобой цѣлуемся.
— А! развѣ въ самомъ дѣлѣ, графиня де Суассонъ…
— Ничего не знаю, кромѣ того, что у графини есть очень важная для тебя новость… и что она хочетъ передать ее только тебѣ самому… Она полагаетъ, что послѣ этого сообщенія она получитъ право на твою вѣчную благодарность… Кажется даже, передавая мнѣ объ этомъ, она сдѣлала особенное удареніе на послѣднемъ словѣ.
— Я и буду ей благодаренъ, Брискетта… Но, ради Бога, дай мнѣ совѣтъ мимоходомъ… Особа, пользовавшаяся вниманіемъ короля — а это бросаетъ и на нее отблескъ величія — особа необыкновенная… Ты ее хорошо знаешь… что я долженъ дѣлать и какъ говорить съ ней, когда мы останемся съ глазу на глазъ.
— Дѣлай и говори, какъ со мной… Вотъ видишь-ли — въ каждой женщинѣ сидитъ Брискетта.
Карета остановилась у длинной стѣны въ пустынной улицѣ, конецъ которой терялся въ глухомъ предмѣстьи. Брискетта выскочила, изъ кареты и постучала особеннымъ образомъ въ узкую калитку, выкрашенную подъ цвѣтъ стѣны и закрытую до половины густымъ плющемъ. Калитка тихо отворилась и Брискетта бросилась, ведя за собой Гуго, въ садъ, въ концѣ котораго смутно виднѣлся въ темнотѣ маленькій домикъ, окруженный высокими деревьями. Брискетта смѣло пошла по усыпанной мелкимъ пескомъ дорожкѣ, всѣ извилины которой были ей издавна хорошо знакомы. Они подошли къ скромному павильону, въ которомъ, казалось, никто не жилъ: снаружи онъ былъ безмолвенъ и мраченъ, и ни малѣйшаго свѣта не замѣтно была въ щеляхъ ставней.
— Э! э! прошепталъ Гуго, вотъ и таинственный дворецъ!
— Скажи лучше — замокъ Спящей красавицы; только красавица, теперь не спитъ, возразила Брискетта глухимъ голосомъ.
Она вложила маленькій ключъ въ замокъ, дверь повернулась на петляхъ безъ шума и Гуго вошелъ въ сѣни, плиты которыхъ были покрыты толстымъ ковромъ. Въ сѣняхъ было еще темнѣй, чѣмъ въ саду. Гуго послушно слѣдовалъ за Брискеттой, которая въ этой темнотѣ ступала смѣло и увѣренно. Она подняла портьеру, взошла проворно и безъ малѣйшаго шума по лѣстницѣ, остановилась передъ узенькой дверью и толкнула ее. Тонкій, какъ золотая стрѣла, лучъ свѣта прорѣзывалъ темную комнату, въ которую вступилъ Гуго.
— Ступай прямо на свѣтъ, шепнула ему на ухо Брискетта. Тебѣ подъ руку попадется дверная ручка; отвори — и желаю тебѣ всякаго успѣха…
Она исчезла, а Гуго пошелъ прямо къ двери. Легкій душистый запахъ и пріятная теплота охватили его. Онъ нашелъ ручку и отворилъ дверь. Цѣлый потокъ свѣта хлынулъ ему на встрѣчу.
Онъ вошелъ въ круглую комнату, обтянутую шелковой матеріей, огни большихъ подсвѣчниковъ отражались въ венеціанскихъ зеркалахъ. Въ изящномъ каминѣ трещалъ огонь; на доскѣ стояли дорогіе часы, наверху которыхъ сидѣлъ Амуръ съ приложеннымъ къ губамъ пальцемъ. На позолоченныхъ консоляхъ разбросаны были роскошныя вещи, блестѣвшія серебромъ, слоновой костью и золотомъ. Въ этомъ благоуханномъ пріютѣ никого не было.
Удивленный и взволнованный, Гуго оглянулся кругомъ. Вдругъ незамѣтная въ складкахъ китайскаго атласа дверь скользнула въ драпировку и графиня де Суассонъ появилась предъ его очарованными глазами.
Руки ея были полуобнажены, волосы раскинуты буклями по плечамъ, шея тоже обнажена; щегольской нарядъ еще болѣе возвышалъ ея плѣнительную красоту. Божество вступало въ свой храмъ.
— Поблагодарите-ль вы меня за то, что я сдержала слово? спросила она, поднявъ на Гуго блестящіе глаза.
— Я ужь благодарю васъ, графиня, и за то, что вы явились мнѣ въ этомъ очаровательномъ уединеніи, возразилъ Монтестрюкъ, преклонивъ колѣно.
— Ну! продолжала она, нагнувшись къ нему, король сдѣлалъ выборъ: онъ назначилъ графа де Колиньи… Вы получили то, чего желали больше всего; но остается еще другое…
Олимпія пошатнулась, будто ослабѣвъ отъ овладѣвшаго ею волненія.
Гуго привсталъ до половины и охватилъ ее руками, чтобъ поддержать.
— Чѣмъ могу я доказать вамъ мою благодарность? воскликнулъ онъ.
— Полюбите меня! вздохнула она.
Тонкій станъ ея согнулся какъ тростникъ, все помутилось въ глазахъ у Гуго; онъ видѣлъ одну лучезарную улыбку Олимпіи, вызванный-было имъ образъ Орфизы проскользнулъ и исчезъ и, вспомнивъ слова ея, онъ прошепталъ между двумя поцѣлуями.
— Per fas et nefas!
Слабый свѣтъ падалъ на розовые шелковые обои, когда Олимпія сказала улыбаясь Гуго, что пора разстаться. Ему не хотѣлось еще уходить.
— Солнце насъ выдастъ, погубитъ насъ, сказала она.
— Когда же я васъ опять увижу? спросилъ онъ, отрываясь съ трудомъ отъ объятій, которыя его ужь не удерживали.
— Если захочетъ ваше сердце, то отъ васъ самихъ зависитъ, чтобъ этотъ бантъ изъ жемчуга, бывшій на мнѣ вчера вечеромъ, а теперь лежащій вотъ тамъ на полу, рядомъ съ туфлей, опять появился у меня въ волосахъ. Вы его уронили, вы же его и поднимите и подайте мнѣ. Онъ будетъ знакомъ нашего союза. Посмотрите на него хорошенько и когда опять увидите, вспомните Олимпію и павильонъ.
Пока еще не совсѣмъ разсвѣло, Брискетта провела Гуго осторожно черезъ темныя сѣни и безмолвный садъ. Шаги ихъ едва слышались на мягкомъ пескѣ дорожекъ, когда они медленно прокрадывались къ скрытой въ стѣнѣ калиткѣ.
— Ахъ, Брискетта! милая Брискетта! вздохнулъ Гуго.
— Да! да! ваши губы произносятъ мое имя, измѣнникъ, а сердце шепчетъ другое!
— Если я опять съ ней не увижусь, я буду несчастнѣйшимъ изъ людей!… это не простая смертная, Брискетта, это — волшебница…..
— Да, это — фаворитка, знаю… а это все равно… но, продолжала она съ лукавой улыбкой. успокойтесь, вы опять ее увидите.
— Ты обѣщаешься?
— Клянусь…
— Ты восхитительна, Брискетта!
— Да… развѣ рикошетомъ.
— Отчего ты не говоришь мнѣ больше ты, Брискетта?
— Всему свое время: теперь на васъ какъ будто отражается королевское величіе, знакомое вамъ величіе, которое васъ такъ тревожило… Но все вернется, графъ.
Они дошли до таинственной калитки. На улицѣ ожидала карета, ни одного прохожаго не было видно. Брискетта остановилась на порогѣ и, поклонившись графу де Монтестрюку, сказала въ полголоса:
— Ея сіятельство госпожа обергофмейстерина желаетъ видѣть вашу милость сегодня, на большомъ выходѣ у нея.
— Я буду счастливъ исполнить желаніе графини, отвѣчалъ Гуго тѣмъ же тономъ и бросился въ карету, лошади поскакали въ галопъ.
Черезъ часъ онъ вошелъ къ графу де Колиньи, который только что всталъ съ постели и, поклонившись ему съ глубочайшимъ почтеніемъ, сказалъ:
— Позвольте мнѣ, графъ, поздравить первымъ главнокомандующаго арміей, посылаемой его величествомъ королемъ французскимъ на помощъ его величесву императору германскому.
— Что ты говоришь? вскричалъ Колиньи… откуда ты это знаешь? кто тебѣ сказалъ?
— Такая особа, которая должна знать объ этомъ раньше всѣхъ, потому что она сама иногда внушаетъ волю, которая повелѣваетъ свыше.
— Маркиза де ла Вальеръ?
— Э, нѣтъ!
— Значитъ, графиня де Суассонъ?
— Она самая.
— Обними меня, другъ Гуго!.. Да! ты платишь сторицей за услугу, которую я оказалъ тебѣ!
— Такъ всегда поступаемъ мы, Монтестрюки, по примѣру, поданному намъ блаженной памяти королемъ Генрихомъ IV.
Онъ вздохнулъ и продолжалъ печально:
— Только мнѣ было очень трудно добиться этого блестящаго результата.
— Какъ это?
— Увы! измѣна!.. Я долженъ былъ выбирать между любимымъ другомъ и обожаемой неблагодарною… Я обманулъ ее, чтобъ услужить ему!