Мичман повернулся лицом к массивной бочке, темневшей в глубине киоска.
То и дело рядом останавливались любители холодного кваса, звенели мелочью, поспешно осушив кружку, двигались дальше. Киоск был на полдороге от порта к городу - «заправочная станция», как называли его матросы. Сергей Никитич не спешил никуда, благодушно прихлебывал из кружки.
Конечно, было бы приятнее не стоять на ногах, а присесть за столик, заказать пивка и закуску - ну, скажем, моченый горох, воблу или сухарики, посыпанные крупной, прозрачной солью. Но хорошо освежиться и стоя. Хорошо уже и то, что оперативно развернулись с квасом, сумели организовать доставку его в этот, не так давно отбитый у гитлеровцев порт. Требовать от военторга большего - значило бы зря растравлять душу.
С ребристой каменной башни лютеранской церкви на главной площади города начали мерно, с перезвоном, бить старинные часы. Боцман считал удары. Пожалуй, можно уже вернуться в порт. Вдруг стало скучно стоять так без дела в плывущей кругом жаре. Если б не выходной - зашел бы в шкиперский отдел поговорить о доставке нового манильского троса вместо партии, забракованной вчера.
Нужно им объяснить, что трос требуется первоклассный, не такой, какой пришлось отправить обратно из-за легкого запаха гари, шедшего от шершавых волокон, потрескивавших на изгибах… Если растительный трос трещит, пахнет гарью, - значит, долго лежал на складе. Пусть дадут гладкий, приятный по запаху, без вихров на поверхности…
Он слегка усмехнулся собственным мыслям. Отвлечься хочешь, Сергей Агеев? Не о тросе сейчас волнуешься ты, совсем не о тросе…
- Кружечку кваску! - услышал он за спиной чей-то очень знакомый голос.
Агеев не обернулся, только слегка отстранился от прилавка. Тот, у кого ходит в знакомых чуть ли не весь флот, не может оборачиваться ежесекундно… Сзади зашелестели бумажки, монеты звякнули о мокрый прилавок, киоскерша в белом халате подставила кружку под пенную струю…
- Товарищ боцман! - прозвучал сзади тот же очень знакомый, но теперь удивленно-восторженный голос. - Вот уж встреча так встреча!
Мичман обернулся и уже в следующий момент крепко сжимал протянутую ему руку.
- Фролов, друг… - только и сказал мичман Агеев. Перед ним, одетый в серый фланелевый штатский костюм, в желтые щегольские ботинки, стоял старый фронтовой друг - Дима Фролов.
Поля мягкой фетровой шляпы прикрывали смелые смеющиеся глаза, широкий воротничок снежно-белой апашки охватывал смуглую шею.
- Сергей Никитич! - повторил Фролов.
Не выпуская руки Агеева, придвинул к киоскерше свою разом опорожненную кружку, поставил рядом опустевшую кружку боцмана.
- Еще по кружечке…
- Значит, довелось-таки встретиться в мирное время! Помните, товарищ боцман, как мечтали об этом времени там - на Муста-Тунтури, в вашем кубрике, на Чайкином Клюве.
- Еще бы не помнить! - так же весело отозвался Агеев.
- Эх, жалко, водочки нет! По такому случаю чокнуться бы горючим. Квасом, говорят, только дураки чокаются.
- Ничего, чокнемся и кваском. Другой поговорки не слышал: у кого дурость есть, тому водка желанная весть?
- А вот квас - питье для нас. Так, что ли? - улыбался Фролов.
Они допили кружки, медленно двинулись по широкой асфальтированной дороге в сторону наклоненных решетчатых кранов и пересекающихся реев, чуть видных за оградой далекого порта.
- Стало быть, демобилизовался, друг? В бессрочном отпуску? Ишь, каким франтом вырядился, - благодушно взглянул Агеев на шагающего рядом Фролова.
- Демобилизовался, Сергей Никитич. А вы, вижу, уже мичманом стали. Поздравляю… Может быть, и боцманом зря вас зову?
- Нет, я по-прежнему боцман…
- Сверхсрочник, значит! И знаменитая ваша трубочка с вами. Помните, грозились в те годы: как отвоюемся - сразу куда-нибудь в рыболовецкий колхоз или на траловый флот, трещечку ловить. Вы ведь до рыболовства большой охотник.
- Рановато еще, - пробормотал Агеев. - Придет время, займусь и рыбалкой.
- И не женились пока, товарищ мичман, семьей не обзавелись?
- Пока не обзавелся. Знаешь пословицу: «Жена не сапог - с ноги не скинешь». Не такое простое дело, - добавил отрывисто Агеев.
- А другую пословицу знаете? - смеялся Фролов. - «Долго выбирать - женатым не бывать». Я вот, чтобы не ошибиться, в каждом порту по женке завести хочу.
- Ну это ты брось, - нахмурился боцман. - Моряк не кукушка, должен крепкое гнездо свить.
- Так что же, подавайте пример, Сергей Никитич…
И вдруг Фролов стал серьезным.
- А я, по правде говоря, никак не думал вас в морской форме увидеть. Всегда казалось - совсем другое у вас впереди.
Задорно глянул на Агеева, но тот словно не слышал. Косая широкоплечая тень боцмана ровно взмахивала руками, скользя по каменным плитам тротуара.
- Чудно устроена жизнь, - сказал Фролов, помолчав. - Скажи я ребятам на Севере, что снова Сергей Никитич по боцманской линии пошел - ни в какую бы не поверили.
Он снова взглянул на идущего рядом. Агеев промолчал, неторопливо печатая шаг.
- Все мы думали - вы по другой линии пойдете.
- По какой линии? - вскинул глаза Агеев.
- Да вот по разведке, - чуть понизил голос Фролов. - Очень здорово это у вас, Сергей Никитич, получалось. Бывало, вспомню фронт - так и вижу, как пробираетесь вы где-нибудь по скалам, в плащ-палатке, с гранатой за поясом и автоматом на шее.
Круглое лицо Агеева подернулось задумчивой, немного грустной улыбкой.
- Да, пришлось порыскать с автоматам на шее. Только, друг, насчет будущности моей ты ошибся. Не под тем углом ее пеленговал. Видел ты меня на сухопутье, в скалах, под этой самой плащ-палаткой, ну и решил, что я заядлый разведчик. А я, брат, по природе человек очень мирный, рыбак, сын помора, и дети мои моряками будут. Ветер в зубы, волны вокруг да палуба под ногами - вот, дорогой товарищ, мой дом.
- Да уж очень хорошо у вас с разведкой получалось!
- Дело было военное, - отрезал боцман. - На войне каждый русский человек воином был, а сейчас всем народом мир строим… Ты лучше расскажи - старший лейтенант Медведев жив-здоров?
- Да он теперь не старший лейтенант! Капитан второго ранга. На Дальнем Востоке командует он…
Агеев предупреждающе поднял руку.
- Точка. Значит, жив-здоров капитан второго ранга. А чем он командует - будем держать про себя.
- А я… - начал было Фролов и осекся. Хотел было рассказать о новой своей работе, но пусть боцман поинтересуется сам. «Все такой же Сергей Никитич, - думал Фролов без обиды, - любит одернуть человека в мирное, как и в военное время. Так и отбрил. Ладно, сердиться на него не могу. Но пусть сам поинтересуется, где и что я сейчас».
Но боцман не интересовался, молча вышагивал рядом.
- А вы-то сами где теперь, Сергей Никитич?
- Так, на одном объекте, - сказал боцман неопределенно. - Воинская часть пять тысяч двести четыре… В общем, видеться будем часто. - Он с легкой улыбкой взглянул на Фролова. - В матросском парке здесь ты еще не бывал? Побывай обязательно. Соловьев здесь - до страсти. Заслушаешься, как поют. Думка приходит: не без того что из курских краев их сюда перевезли - балтийцам в подарок.
Фролов молчал, сбитый с толку внезапной переменой разговора. Мичман улыбнулся по-прежнему - одними глазами.
- На ледоколе служишь давно?
- Как демобилизовался… Года еще не будет, - начал было Фролов и замолчал удивленно. - Да вы откуда знаете про ледокол? Ничего я вам не сообщал.
- Догадка тут небольшая, - удовлетворенно усмехнулся Агеев. - Вот он, «Прончищев», дымит у стенки, недавно ошвартовался. А ты весь - хоть и в штатском, а свежей морской просолки. От тебя еще волной открытого моря пахнет. И потом… - он деликатно замолчал.
- Да уж говорите, Сергей Никитич, говорите!
- Костюмчик на тебе, извини, с виду высший сорт, а на деле - дерьмо в целлофане. Такие костюмы только за границей морякам дальнего плавания умеют сбывать. Ясно?
- Ясно вижу! - сказал восхищенно Фролов. Нет, он не мог обижаться на Агеева! - Все как по нотам прочитали. Костюмчик, верно, не наше «метро», его мне в Финляндии сосватали, когда мы там на ремонте стояли… Ну, товарищ мичман, жалко, времени больше нет, хочу по городу подрейфовать. Значит, говорите, будем встречаться?
- Значит, будем, - потряс его руку Агеев. - Идите, развлекайтесь.
Фролов хотел сказать еще что-то, но мичман уже шагал к порту.
- Сергей Никитич! - окликнул Фролов.
Агеев обернулся. Солнце, скрывавшееся за домами, светило ему в спину, ясными контурами обрисовывало высокий, устойчивый силуэт.
- А вы говорите - не нужно было вам по той линии идти… С проницательностью вашей… Ну ладно, ладно, не хмурьтесь… Вас да капитана Людова - весь флот прирожденными разведчиками считал. С капитаном-то не встречаетесь больше?
- После Дня Победы не встречался, - задумчиво произнес Агеев. - Думаю, скорей всего демобилизовался капитан. Часто он нам говорил: я, дескать, научный работник, лишь окончится война - засяду снова в своем институте. Книжку он по философии писал, война ему помешала. И наружность, помнишь, у него не очень боевая - щуплый, в очках, - с нежностью улыбнулся мичман.
- Щуплый, щуплый, - тоже заулыбался Фролов, - а помню, рассказывали вы, как он с разведчиками в тыл к фашистам ходил, не раз и не два. Своими руками взорвал завод у Чайкина Клюва.
- Я тебе говорил - на войне каждый русский человек воином был! А капитан Людов, старый партиец, нам пример подавал. Был комиссаром разведчиков, а как погиб командир в операции у Западной Лицы, пришлось ему командование отрядом принять. Так до конца войны нашим командиром капитан Людов и остался… Ладно, о прошлом вспоминать - дотемна простоять можно!
Он решительно протянул руку Фролову. Тот снова ответил долгим пожатием.
- Хочу еще разок сказать вам, Сергей Никитич, - очень я рад, что вас встретил!
- И я рад, друг, - с большой теплотой сказал мичман. - Только вот, еще раз скажу - лишнего не болтай. В городе всякий народ есть. То ли с девушками, то ли с кем из вольных - о корабельных делах, о том, куда скоро пойдете, - молчок. О бдительности помни.