- Сейчас приходим на видимость маяка Скумкам, - заговорил удовлетворенно Курнаков, взглянув на эхолот, снова наклоняясь над картой. - По пеленгу на маяк делаем поворот на тридцать два градуса в шхерный фарватер. На море рельс нет, но пока, чтобы не сглазить, идем, как по рельсам…
От переборки, из переговорной трубы раздался тонкий свист.
- Штурман, когда откроется маяк? - глухо прозвучал голос Сливина в медном раструбе.
Курнаков взглянул на часы.
- На видимость маяка Скумкам приходим через минуту!
Он привычно взглянул на счетчик оборотов, как бы проверяя себя.
Громко, отчетливо тикали часы.
Курнаков ждал.
Нетерпеливо потянулся к переговорной трубе.
- Открылся огонь маяка?
- Не видно маяка! - прозвучал голос из медного раструба.
Минуты шли, как часы. Что-то дрогнуло в лице Курнакова. Он хрустнул пальцами, не отводя глаз от циферблата.
- Штурман, на мостик! - сердито прохрипела труба.
Курнаков толкнул дверь рубки. Игнатьев следовал за ним.
- Ну, штурман, что же ваше счисление, где Скумкам? - резко спросил Сливин.
Впереди была сплошная, чуть поредевшая предрассветная мгла. Курнаков всматривался в эту мглу, заслонив ладонью глаза от слепящих дождевых струй.
Борт взлетал и опускался, вздымаемый крутыми волнами. Усиливался береговой ветер. «Как трудно сейчас буксировать док в океане, чтобы не лопнули напрягающиеся тросы…» - подумал Игнатьев.
- Нет, не открывается маяк, - сказал сквозь ветер недоуменно Чижов. - Мы уж и так тут сигнальщиков атакуем.
- А вы не атакуйте сигнальщиков, а старайтесь раньше их заметить огонь, - откликнулся невозмутимый, как всегда, Потапов.
Сливин подошел совсем близко к Курнакову.
- Может быть, не включен маячный огонь, штурман?
- Должен быть включен! Не было предупреждения мореплавателям. Белый затмевающийся огонь при входе в фарватер… Должен быть включен…
- А может быть, в счислении ошибка, Семен Ильич? Учитывали все поправки на дрейф?
- Не мог я просчитаться! - сказал Курнаков с силой и почувствовал, как заколотилось рывками сердце, похолодели пальцы. А если и вправду не заметил ошибки в счислении? Взял всю ответственность на себя и вот - допустил ошибку!… Он снова проверял в уме все поправки и расчеты.
- Не могла просчитаться штурманская часть, Николай Александрович, - уверенно повторил он.
Замигал впереди красный отчетливый свет - клотик «Пингвина».
- С «Пингвина» запрашивают, - докладывал Жуков. - «Не вижу маячного огня, продолжать ли заданный курс?»
- Вижу белый затмевающийся огонь! - прозвучал из темноты голос Михайлова.
Все подались вперед. И точно: далеко-далеко справа возникло белое световое пятно. Заблестел, равномерно вспыхивая и затмеваясь, долгожданный свет маяка.
- На двенадцать минут просчитался-таки, штурман, - вполголоса сказал Сливин над ухом Курнакова. В его голосе слышались легкий упрек и в то же время огромное облегчение. - Сколько градусов поворот, говорите?
- Поворот тридцать два градуса, иметь курс шестьдесят семь градусов…
Курнаков снова пеленговал маячный огонь.
- Время поворота вышло!
Он продолжал - до боли в глазах - всматриваться в далекий свет. Да, несомненно, это белый затмевающийся огонь… Маяк, установленный на зюйд-вестовой оконечности острова Скумкам… И в то же время… Почему он открылся так поздно?
«В обычных условиях следовало бы отдать якоря, дождаться утра, чтобы уточнить свое место, - мелькнула мысль. - Но здесь не станешь на якорь, на этих океанских огромных глубинах…»
- Сигнальщик, передать на «Пингвин»: «Курс шестьдесят семь градусов!» - приказал Сливин.
Курнаков вошел медленно в рубку. Просчет на двенадцать минут… Возможно, Игнатьев на своей вахте, увлекшись стишками, не учел величину дрейфа, а он не заметил ошибки?… Да, вот и объяснение… Младший штурман не учел дрейфа от встречного ветра, а он вовремя не исправил ошибку…
Курнаков глядел на часы, на репитеры гирокомпаса и лага. Не хотелось поднимать глаз на тихо вошедшего, остановившегося у штурманского стола лейтенанта. Все-таки мельком взглянул и увидел, с каким недоумением всматривается Игнатьев в серо-желтую гладь навигационной карты.
Особенно раздражал сейчас Курнакова светлый чуб, падающий на глаза лейтенанта. Расстроенный, Игнатьев забыл даже заправить волосы под фуражку.
- Да, прокладку вести - это вам не стишки писать, - почти невольно сказал Курнаков.
Игнатьев вспыхнул, повернулся к нему. Но Курнаков думал уже о другом. Все же что-то смущало его в этом так поздно открывшемся маячном огне.
Курнаков всмотрелся в красные вспышки над цифрами глубин эхолота. Рванулся к переговорной трубе.
- На мостике!
Его голос перехватило, он даже поднес руку к горлу, но огромным усилием воли овладел собой.
- На мостике! Резко уменьшаются глубины. Идем к опасности!
Еще раз взглянув в эхолот, бросился на мостик.
- Полный назад! - услышал он команду Сливина.
Звякнул машинный телеграф.
- Сигнальщики, передать на «Пингвин»: «Полный назад!»
Все последующее слилось в вихрь вытесняющих друг друга впечатлений.
По-прежнему работали под палубой машины, но стал тише свист ветра в снастях. Рванулись из-за кормы вспененные волны. И в то же время резкий толчок, как удар электрического тока, потряс мостик.
- Что там на юте? - крикнул Сливин. Пробежал по мостику, перегнулся через поручни.
По палубе, по металлическим ступеням трапов звучал топот многих ног. Сразу усилилась качка. Ледокол переваливался с борта на борт. Выбежавший из штурманской рубки Игнатьев ухватился за кронштейн.
- Лопнули буксиры! - раздался голос из темноты. - Боцман Птицын задет тросом!
Из-за кормы, где жидко блестели огни дока, торопливо мигал прожектор.
- Семафор с дока! - громко, возбужденно читал Жуков. - Порваны оба буксира. Стоим на месте. Коснулись грунта.
- Включить большой прожектор! - скомандовал Сливин. - Оба якоря к отдаче изготовить!
Шипя, вспыхнул над мостиком прожектор. Вогнутые зеркала бросили в темноту ослепительно яркий свет. Световой столб скользнул по воде, в его лучах ясно возникли ртутные полосы летящего косо дождя. Сзади взлетел из темноты ответный прожекторный луч. Он сиял с одной из доковых башен, стало видно, как бьются беловерхие волны в понтоны и по широкой палубе бегут фигурки людей.
- По местам стоять, на якорь становиться! - гремел голос капитана Потапова.
- Отдать левый якорь!
И немного спустя:
- Отдать правый якорь!
- Капитан, штурман, заместитель по политчасти - ко мне! - прозвучал голос Сливина, перекрывший грохот якорных цепей.
Прожекторный луч мчался над мостиком в темноту. Дождь стекал тонкими струйками с лаковых козырьков фуражек. Капитан первого ранга вынул папиросу - и забыл закурить, комкал мундштук в мокрых пальцах. Но зычный голос начальника экспедиции был полон уверенности и силы - таким голосом отдавал он приказы в военные дни, под дулами фашистских батарей.
- Капитан! - командовал Сливин. - Лишь уточню обстановку - снимем док с мели, отведем на глубокое место. Ваша задача - в кратчайший срок завести новые буксиры.
- Будет исполнено. - Залитое дождевыми струями лицо Потапова не казалось больше меланхоличным, возбужденно горели глаза.
- Штурман! - повернулся Сливин к Курнакову. - Определите глубины вокруг. Дайте мне место поблизости - достаточной глубины для постановки дока на якорь. Когда снимем док с мели - все время будете докладывать лично мне изменения глубин.
- Есть! - сказал отрывисто Курнаков.
- Ефим Авдеевич! - взглянул Сливин на Андросова, только что взбежавшего на мостик. - Мобилизуйте весь личный состав - во главе с коммунистами и комсомольцами - на мгновенное выполнение приказов. Выясните, что с Птицыным.
- Боцман Птицын руководит выборкой порванных тросов, - доложил Андросов. Вода часто капала с козырька его фуражки, он хотел вытереть пальцами козырек, но ледокол шатнуло, Андросов ухватился за поручни. - Я только что говорил с Птицыным.
- Докладывали здесь, что он задет тросом…
- Птицын был на корме, когда лопнули буксиры. Он упал, но сейчас снова на ногах, отказался пойти в лазарет…
Курнаков прошел в штурманскую рубку. Вдруг почувствовал себя очень усталым, сказались долгие часы напряженной вахты. Смотрел будто во сне, как Игнатьев и Чижов склоняются над навигационной картой.
- Если недостаточно учли дрейф, хоть на градус допустили просчет в счислении, - говорил Чижов, - это, товарищ лейтенант, - он прикинул на бумажке, - через шестьдесят миль дает уже отклонение на милю, даже при нашем ходе… Вот и получается - у семи нянек дитя без глазу…
Чижов покорился, когда начальник штаба принял решение не уходить с мостика, но теперь, после аварии, нужно было отвести душу. Это отлично понимал Курнаков.
- Но ведь не было просчета в счислении! - горячо откликнулся Игнатьев. - Прекрасно знаете, товарищ третий помощник, учли и ветер и течения, все время контролировались по глубинам. Начальник штаба предупреждал, что маячный огонь открылся слишком поздно.
- Значит, остается предположить, что маяк Скумкам каким-то образом переместился на милю к норду? - насмешливо сказал Чижов.
Курнаков встрепенулся. Сонное состояние прошло. Какая-то, еще смутная, догадка мелькнула в глубине сознания. Переместился на милю к норду! В памяти возник рассказ Олсена о бергенском разговоре… Трап, ловушка… И все эти необычайные события, начиная с происшествия в базе…
В рубку торопливо вошел Олсен. Его расстроенное, худое лицо блестело от влаги. Волнуясь, он заговорил по-норвежски, потом перешел на английский.
- Огонь маяка Скумкам исчез! - выкрикнул лоцман.
Все бросились на мостик.
Кончалась короткая ночь. Синеватый сумеречный свет просачивался сквозь мокрый войлок туч. Яснее проступала поверхность моря. Но было еще достаточно темно, чтобы увидеть маячный огонь. И они увидели его: как раньше, блистающее сквозь мокрую полумглу, белое световое пятно на черном горизонте.