В оккупации. Дневник советского профессора — страница 13 из 37

Наконец, остается еще одно и последнее предположение: подсудимые клевещут на себя и на других по принуждению. Они подверглись ряду физических и особенно моральных воздействий, которые заставили их поступать так, как они делают. Эта гипотеза кажется мне (и по-видимому, и другим) наиболее правдоподобной. Единственный аргумент против нее – это то, что удивительно, что среди современных революционеров не находится ни одного, который обладал бы достаточным мужеством, чтобы отвергнуть на суде свои предыдущие ложные показания и сказать перед всеми всю правду. Неужели в наш век исчезли герои или даже просто смелые люди? Ведь все равно их ожидает смерть, и они это знают. Так не лучше ли умереть геройской смертью, нежели подлой и гнусной? Вот это противоречие здравому смыслу никому не понятно. Это великая тайна ГПУ, которая будет, вероятно, раскрыта только после перемены режима. Во всяком случае, несомненно пока лишь одно: процесс инсценирован, и притом довольно грубо и трафаретно.


31 января

Их приговорили к смерти. Лишь Сокольникова и Радека осудили на десятилетнее заключение. Сегодня по всем учреждениям, по всем институтам «народ», т. е. согнанные на собрания служащие, своим голосованием подтвердил справедливость этого приговора.

Не пойдешь на собрание – будешь на примете как неблагополучный. Пошел и я. Пришлось, как говорят теперь, «двурушничать», т. е. голосовать за смертную казнь, в то время как я являюсь принципиальным противником ее.

Раньше подобные голосования производили на меня потрясающе тяжелое впечатление. Сейчас я уже к ним привык. Я понял, что подобное «волеизъявление» является лишь гнусной комедией, которой никто не придает значения. Само собою разумеется, все присутствующие подняли руку за смертную казнь. Между тем я глубоко убежден, что большинство бывших там людей настроено против смертной казни вообще и в частности против казни этих «троцкистов», столь покорно и послушно ведших себя на процессе. Очевидно, согласно полученной директиве, все выступавшие требовали казни не только для осужденных троцкистов, но и для так называемых правых, т. е. для Бухарина, Рыкова и Угланова. Очевидно, Сталин решил одним взмахом казнить всех тех, которые десять лет тому назад противились установлению его личной диктатуры, т. е. возведению его в чин императора («Der rote Tsar» 8, как писала в свое время одна немецкая газета).

По-видимому, кроме этих уже наметившихся жертв, будут еще другие, имена которых остаются неизвестными. В своем заключительном слове Радек заявил, что, вероятно, существует еще третья организация, члены которой ему неизвестны. Раз он это сказал, то очевидно, эти фразы, как и все остальные на процессе, были инспирированы агентами ГПУ, т. е. Сталиным. Эти слова должны подготовить граждан СССР к тому, что будет раскрыта еще одна организация, вероятно тоже якобы связанная с Троцким. Мне почему-то кажется, что во главе этой организации или в качестве ее члена будет находиться Раков-ский. О нем уже упоминалось на только что закончившемся процессе. Пока что все выступающие на собраниях ораторы по команде призывают к бдительности. Это значит, что каждый гражданин должен с подозрением относиться ко всем окружающим его людям, следить за всеми их поступками и, если что-нибудь ему покажется подозрительным, писать доносы на своих знакомых, друзей, родных и родителей. Очаровательная жизнь!.. Закон самоуничтожения революционных сил продолжает неумолимо действовать. Сталин решил разделаться со всеми людьми, которые могли бы в будущем заменить его у власти.

Наступит время, когда он останется окруженным лишь небольшой кучкой преданных ему людей, и вот именно в этот момент, когда ему будет казаться, что он особенно крепко сидит на троне, он будет свергнут какой-нибудь силой, существование которой он не предвидел. Перемена строя совершится тогда тем легче, чем меньше стойких революционеров останется кругом Сталина. Так, по крайней мере, было в 1794 году. Робеспьер устранил всех непокорных, Конвент дрожал перед ним – и вдруг совершенно второстепенные личности его свергли. Понадобилось затем 5–6 лет промежуточного режима, для того чтобы перейти к совершенно нового строю, о котором никто не мог и мечтать в период 1792–1794 гг. Надо быть слепым, для того чтобы не видеть, что мы быстрыми шагами идем к тому же концу. И чем больше будет казней, тем скорее наша несчастная страна будет доведена до этого конца. Неужели честолюбие настолько ослепило Сталина и его ближайших помощников, что они не понимают всего этого?


2 февраля

Вчера я узнал, что закрывается украинский Институт охраны здоровья детей и подростков, в котором я состоял консультантом. Для меня лично это событие не является катастрофой, так как я имею другие службы. Придется только несколько сократиться и урезать мой месячный бюджет. Но для многих сотрудников этого института эта новость явилась настоящим бедствием. Как заявил директор, им придется переквалифицироваться. Это значит, что человеку 40–45 лет нужно будет вновь приниматься за учебу, посещать курсы и начать работать в новой, до этого незнакомой ему отрасли медицины.

В институте ОЗДП у каждого был определенный план научной работы. Были начаты научные исследования. Приказ о расформировании института лишает возможности закончить эти работы. В результате масса времени, сил и денег оказались истраченными бесплодно.

Сейчас наблюдается тенденция к сокращению научно-исследовательских институтов. Официально это называется не сокращением, а «реорганизацией» их. Например, почти уничтожен Институт труда, сильно сокращен в размерах Институт патологии и гигиены труда. Упразднены многие отделы в Институте экспериментальной медицины.

Говорят, что это только начало. У нас ни в чем нет меры. То наступают периоды сильно разбухания институтов: создаются новые научные учреждения, расширяются штаты… Затем начинается полоса сокращения.

Сейчас наступил именно такой период «кризиса». Отчасти это объясняется стремлением послать часть врачей, засевших в городах и окопавшихся в различных научных институтах, с одной стороны, на село, а с другой стороны – в Красную армию, численность которой, по-видимому, беспрерывно растет.

Недавно в Харькове мобилизовали 140 врачей в армию. Мобилизация бессрочная. Это значит, что человеку придется служить до 55 лет, т. е. фактически всю жизнь. Среди этих врачей оказался знакомый мне д-р Венедиктов. Он работал в институте физической культуры и собирался специализироваться по анатомии. Когда он предстал перед военной комиссией, объявившей ему о его мобилизации, ему был задан вопрос:

«– Ну как, доктор, не правда ли, что вы довольны поступлением в Красную армию?»

На это, очевидно, надо было ответить нечто похожее на «Рад стараться. Готов пролить кровь на благо Отечества!» Вместо этого Венедиктов имел нетактичность испортить ожидаемое впечатление и ответил: «Для меня лично призыв на военную службу является катастрофой!» Члены комиссии пошептались с видимым неудовольствием от возникшего неприятного инцидента. Когда Венедиктов объяснил им, что у него семья, которую придется надолго бросить, что он уже человек не первой молодости, что он надеялся в скором времени защитить диссертацию, что он уже много лет занимается научной работой и что внезапное прекращение ее является для него тяжелым ударом…

Его прервали и сказали: «Ничего, доктор, привыкнете к работе в Красной армии». Никакие просьбы, никакие ходатайства учреждений не помогли. Человека без всякой вины послали на всю жизнь на каторжные работы. Ему придется теперь изо дня в день вести существование, равносильное умственной смерти, вставать в 4 часа утра, идти на кухню – пробовать еду и пойло, затем в околотке принимать красноармейцев, делать им прививки, читать им лекции о мерах предупреждения заражения сифилисом. О научной работе, о расширении своих знаний нужно будет забыть на всю жизнь.

Сколько прекрасных слов говорится и печатается у нас о бережном отношении к человеку. Однако практика в данном отношении весьма далека от теории. Нигде так мало не считаются с личностью, с жизненными интересами человека, нежели у нас. На этой почве имеется бесконечное количество трагедий. Фактически все граждане СССР являются мобилизованными: в любой момент, невзирая на пожелания субъекта, его перебрасывают на село, из одного города в другой, призывают на военную службу в возрасте 35 лет, посылают на какие-нибудь курсы. Это есть крепостное право во всей его неприглядной наготе. Но называется это «социализмом»…

Под немецким сапогом

21 октября 1941 года

Стоят пасмурные и холодные дни, которые гармонируют с моим мрачным настроением. Города не узнать. Трамваи уже не ходят. Электричества нет. Граждане стоят в очередях около продовольственных магазинов и покупают все, что продается. Впрочем, последние 2–3 дня в некоторых лавках съестные припасы стали раздавать даром. Люди тащат на плечах мешки с мукой, картофелем, крупами, печеньем, сахаром и т. д. Говорят, что появились бандиты, которые грабят склады и магазины. Делают они это безнаказанно, так как в городе осталось лишь мало милиционеров и так как товары все равно будут розданы населению.

Сегодня, проходя по Журавлевке, я видел, как толпа женщин и детей растаскивала товары со складов завода «Красная нить». Люди тащили огромные чувалы, набитые материей, ватой, нитками и т. д.

Я работаю целый день в амбулатории и принимаю ортопедических больных. У меня нет времени, чтобы стоять в очередях и заботиться о продуктах. Впрочем, вчера вечером я простоял около трех часов около магазина, где продавались конфеты. Родственники и знакомые заведующего проникали в лавку через черный ход и целыми ящиками уносили конфеты, между тем как простым смертным отпускалось по килограмму. В результате конфет для меня не хватило. Я громко протестовал против творившегося безобразия. Революционная законность еще существует в городе, так как сегодня заведующего магазином сняли с работы. К сожалению, конфет больше не оказалось и я от этого ничего не выгадал…