В оккупации. Дневник советского профессора — страница 24 из 37

Вот пример того, как немцы издеваются над нами. Прохожу я сегодня по улице Тринклера. Против бывшего военного госпиталя стоят три немецких солдата и флиртуют с тремя девицами. Я шел медленно, так как чувствовал себя больным и слабым. Вдруг слышу:

– Пст! Алло!

Оборачиваюсь. Немцы указывают мне на землю. У меня в голове промелькнула мысль о том, что у меня вывалились прокламации, которые лежали у меня в кармане. Я посмотрел в указанном направлении, но ничего не увидел. Однако один немец продолжает показывать на землю пальцем. Тогда я заметил, что он хочет обратить мое внимание на большой окурок сигары, который валялся на земле. Очевидно, он выбросил этот окурок, а затем ему стало жалко, что пропадает так много добра, и он, решивши, что я курю, захотел, чтобы я подобрал окурок и поблагодарил его. «Ведь русские – свиньи: они будут рады выкурить и немецкий окурок». Когда я это понял, я сказал немцу: «Das ist nicht mein!» («Это не мое!»), желая ему дать понять, что я не допускаю даже мысли подобрать чужой окурок. Этот ответ разочаровал немца. Очевидно, он рассчитывал, что я не только подберу окурок, но и поблагодарю его. Я оказался неблагодарным человеком, не оценившим немецкую «вежливость».


19 августа

Несмотря на урожай, цены не падают. Стакан ржаной муки стоит по-прежнему 14 рублей, а стакан пшеницы нового урожая стоит 17 рублей. Два-три килограмма дров (т. е. рубленых досок) продают за 10–15 рублей. А нам нужно ежедневно на 50–60 рублей дров, для того чтобы приготовить обед. Что же делать? Остается только одно: красть. Каждый вечер, когда темнеет, я выхожу на Чайковскую улицу и выламываю доски из деревянного тротуара. Если немцы меня поймают, они меня расстреляют. Но что же делать? Не погибать же от голода вследствие невозможности разогреть пищу…

Теперь я начинаю думать, что я совершил ошибку: в октябре 1941 года нужно было эвакуироваться на восток. Но как я мог это сделать! Уже не говоря о том, что я был оставлен на оборону города, моя жена была больна. Олег лежал с вывихом ноги, а я чувствовал себя таким больным и слабым, что не мог бы пройти пешком и трех верст. Да и лучше ли теперь по ту сторону фронта? Немцы распространяют слухи о том, что в СССР – голод. Кому верить? Знаю только одно, что жить в Харькове нестерпимо ужасно.


27 августа

Уже более месяца я заведую анатомическим музеем и кафедрой анатомии медицинского института. Я привожу музей в порядок, располагая препараты так, чтобы иллюстрировать эволюционную теорию Дарвина.

Вместе с другими профессорами мединститута я осмотрел недавно помещение химического корпуса, где расположены почти все кафедры медицинского института. Все оказалось в идеальном порядке. Выяснилось, что медицинский институт может с осени возобновить свою работу. Не прошло и трех дней после этого осмотра, как дирекция Мединститута получила от немецкого командования предписание освободить в течение 48 часов помещение химического корпуса. Немцы предполагали вселить туда какое-то важное учреждение, чуть ли не какой-то штаб. Началась вакханалия. Всех работников университета, как служителей, так и профессоров, согнали в химический корпус для переноски имущества в Дом государственной промышленности. Ввиду спешки имущество выбрасывалось в полном беспорядке. Люди наступали на стеклянные приборы, брошенные на пол, давили градуированные пипетки и термометры. Некоторые служители крали все ценное и были более заняты набиванием себе карманов, чем переносом предметов. Погибло огромное количество ценнейших приборов. Все это перевозилось на телегах и сбрасывалось около Дома государственной промышленности. Помещение, отведенное в этом доме, не запиралось, и в него легко было проникнуть через окна. Одна ассистентка заходит в комнаты, где было сложено имущество кафедры физики, и застает внутри комнаты немцев, влезших туда через окна. Словом, от огромного и ценного имущества медицинского института в течение нескольких дней почти ничего не осталось. Любопытнее всего то, что немцы так и не вселились в химический корпус. Здание стоит пустым. Стоило производить разгром ценнейшего имущества? Когда представитель университета обратился в немецкую комендатуру с вопросом, зачем все это было сделано, ему ответили: «Что делать? Война!» Это, конечно, лишь отговорка. Не было никакой нужды в том, чтобы уничтожать имущество медицинского института.


29 августа

Доцент Н. А. Золотова рассказала мне, что один из ее знакомых, профессор Воронежского университета, имел сына, страдавшего болезнью Литля (спастическим параличом). Немцы приказали ему покинуть город, но не разрешили эвакуировать больного сына. Наряду с прочими больными они расстреляли этого мальчика.

Немцы арестовали обер-бургомистра, профессора Крамаренко, и ряд районных бургомистров. Говорят, что причина арестов – крупные взятки, которые брали все эти чиновники. За деньги или за продукты можно было освободиться от принудительной посылки на работы в Германию, от рытья окопов и т. д. Украинские националисты, выдвинутые на видные посты, оказались взяточниками и воришками. Говорят, что немцы их расстреляли. Если это верно, то жалеть о такой мрази не приходится.


2 сентября

В газете «Нова Україна» напечатана статья на тему «Українська летература в боротьбе з большовизмом». В этой статье восхваляется украинский писатель Хвилевой за то, что в довоенное время, числясь коммунистом, он печатал рассказы, в которых исподтишка ругал и дискредитировал советскую власть. И вот это двурушничество рассматривается как доблесть. Эта статья наглядно доказывает, что большевики были правы, когда расстреливали подобных типов.


4 сентября

Моя дочь учится в 17-й школе. В этой школе применяются розги. Это факт. Пока пороли только мальчиков, но нет никакой гарантии в том, что директор не сочтет нужным применять физические воздействия и по отношению к девочкам. Занимается поркой сам директор. Он украинский националист. Ведет себя как зверь. Дети его не терпят. По-видимому, он садист. Недавно он собственноручно выпорол мальчика лишь за то, что тот опоздал на занятия. Моя дочь сама видела, как он схватил за ухо мальчика, толкнувшего на лестнице своего товарища.

Недавно этот мерзавец произнес речь перед школьниками. Он заявил им, что при большевиках дети якобы голодали, а что теперь они могут вдоволь есть белые булки с маслом. И это говорилось несчастным, истощенным от голода детям, которые со времени прихода немцев в Харьков не видели белой булки и мечтают лишь о куске самого черного хлеба. Очевидно, этот тип хотел просто поиздеваться над детьми. Вполне понятно, что эта часть его речи была встречена ироническими замечаниями и смехом.


5 сентября

Г. С. Козерев рассказывал мне, что в Полтавской области крестьяне очень недовольны немцами. Все начальство, все кому не лень бьют крестьян по лицу. Чуть слово – в зубы. Пример рукоприкладства дал немецкий комендант, а затем этому примеру последовали и староста, и полицейские, и все мелкие чиновники. Жуткое время!..


6 сентября

Я прочел в газете о том, что в Харькове уже зарегистрировано четыре миллионера. Корреспондент газеты захлебывается от радости, сообщая этот факт. Между тем вполне ясно, что эти четыре миллионера – это четыре спекулянта, которые нажились на народном бедствии и на голоде, скупая вещи за бесценок и продавая их по дорогой цене. И вот такие мерзавцы являются сейчас в почете. Впрочем, их богатство относительное. Ведь хлеб стоит сейчас 100 рублей кило. Значит, «миллионер» способен на весь свой капитал купить лишь десять тонн хлеба. В заграничном масштабе это маловато.


8 сентября

Ко мне заходил по делу истопник Тихонович. Он рассказал, что на бирже труда получены списки харьковских рабочих, посланных на работу в Германию и скончавшихся там от голода и всевозможных лишений. В списке числится около трех тысяч человек. На бирже – паника. Чиновники не знают, как сообщить об этом населению. На домах расклеены плакаты, призывающие украинских граждан ехать в Германию, где так хорошо и вольно живется. А тут вдруг такая неприятная и безжалостная действительность: три тысячи харьковских граждан погибли от голода и всевозможных лишений.


11 сентября

В Харькове появилось много немцев в гражданской одежде. Говорят, что в Германии ухудшилось положение с продовольствием. Кроме того, англичане и американцы сильно бомбят немецкие города. Видимо, жить в Харькове спокойнее. Ясно, что все эти немцы, приехавшие на Украину, не голодают, ибо они получают прекрасные пайки…


12 сентября

Мой сын был на вокзале и видел поезд, состоящий из товарных вагонов, в которые были погружены украинские женщины. Их отсылают на принудительную работу в Германию. Многих из них схватили на улице. Им не дали возможности зайти домой, взять свои вещи и проститься со своими близкими. У многих из этих женщин дома остались дети. Некоторые женщины рыдают, бьются в истерике. Немцам это, конечно, безразлично. Ведь русские люди в их представлении – это просто скот.


18 сентября

Вскоре после прихода немцев в Харьков таинственно исчезли некоторые профессора, в частности хирурги Недохлебов, Шевандин и Какушкин. Предполагали, что немцы арестовали их вместе со всеми членами семьи и расстреляли. Но осталось неизвестным, чем объясняется подобное злодеяние. Их квартиры были запечатаны. Недавно немцы сняли печати с квартиры проф. Какушкина, и мой сын Олег там побывал. Квартира разграблена немцами. Это подтверждает то обстоятельство, что Какушкин был расстрелян со всеми членами его семьи.

В университете вывешено издевательское объявление. Предлагается профессорам и преподавателям идти пешком в лес, расположенный километрах в тридцати от города, и заняться там рубкой дров. Две трети этих дров нужно сдать государству, а одну треть можно взять себе. Спрашивается: как же довести нарубленные дрова домой. Транспорта нет. Поэтому их нужно было бы нести на плечах или везти на тачке. Ясно, что никто из профессоров, обессиленных длительным голоданием, не имеет возможности воспользоваться подобным предложением. Вот на каких условиях немцы снабжают профессуру топливом!..