Глава 7. Донецк. ОГА. В осаде
…На ту самую ночь, когда мы ждали штурма и неизбежной смерти, у меня в кармане лежал билет «Аэрофлота» — обратно, в безопасную уютную Москву, к привычной вольготной жизни, высокооплачиваемой работе. Друзья знали об этом и были удивлены, когда я никуда не полетел. Мог ли я улететь? Мог ли бросить свой отряд, своих людей, свою оборону и своё место в строю? Этот вопрос мне кажется странным и надуманным. «Что тебе толку в том, что ты обретёшь весь мир, а душу свою потеряешь?»
Группа «Мельница» в прекрасной песне «Дорога сна» поёт:
По дороге сна мимо мира людей
Что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живёт земля…
Я хотел бы пояснить — мне, к счастью, всегда был чужд такой холодно-отстранённый взгляд на события, в которых мне довелось участвовать, тем более — на людей, ради которых доводилось идти на смерть. Главной движущей силой было сострадание к людям, своим бойцам и гражданскому населению. Многие «военные профессионалы» меня за это осуждали: «Юрич, вы непрофессионально рассуждаете, надо относиться хладнокровнее к происходящему». Бог вам всем судья — сами относитесь спокойно к геноциду собственного народа. Я, хвала Всевышнему, никогда такого «хладнокровия», более точно именуемого равнодушием, не понимал и понимать не собираюсь.
Из моего сострадания к нормальным людям — оставшимся верными Православию, русскому языку, обычаям наших предков и родной земле, проистекала и сейчас черпает силы пылкая ненависть к тем, кто пытает, мучает и убивает Людей — к нелюдям, хохломутантам, продавшимся Европе и Штатам за обещание «кружевных трусиков». Тем, кто продал Веру предков, будущее своих детей, право быть хозяевами своей земли за наркотический «чаёк», свободу скакать на майдане и право убивать русских. За свободу от совести, от ума и чести, за свободу для низменных пороков, греха и предательства. Для меня они — нелюди, кровожадные зомби, колдовством заокеанских некромантов поднятые из Ада, чтобы терзать и убивать нормальных людей. Они силой злого колдовства вырвались из преисподней, где их настоящее место, и долг каждого настоящего мужчины — помочь им поскорее вернуться туда. Сочувствие этим инфернальным сущностям — это безразличие к судьбе всех тех нормальных людей, кого они убивали, убивают и убьют. И в этом плане я тоже — «не профессионал». Я человек.
Начиналась эпопея обороны ОГА — эпопея постепенной очистки Донецка от эсбэушной, правосучьей и прочей нечисти, от морока хохломутанства на святой русской земле. Пока город был наполнен вражескими агентами, и ОГА походил на осаждённую крепость — в городе пропадали без вести наши активисты, вражеских полевых командиров — в том числе тех, кто нагло, прямо на камеру, убивал людей в Одессе, периодически ловили прямо под стенами нашей цитадели. Озверевшие от пролитой крови невинных, потерявшие всякий страх от своей безнаказанности, они приходили на рекогносцировку под самые наши стены, планируя предстоящее нападение, и имели наглость прямо среди толп митингующих в нашу поддержку, а то и гуляющих дончан рассуждать о том, что: «Сожгли колорадов в Одессе — теперь надо и здесь их палить!»
Причины такой «смелости» были просты — каждый раз, когда очередной «борец за незалэжну Украину» приволакивался к нам на медпункт для того, чтобы мы его привели в чувство для дальнейших «разговоров за жизнь», обращали на себя внимание остановившиеся, стеклянные глаза. «Горящие фанатическим блеском» — даже не совсем верно, трудно передать, как именно тускло светились огнём тупой бездушной злобы их расширенные зрачки. Неестественные движения, полное отсутствие болевой чувствительности и страха смерти, истеричное «Украина понад усэ!», непонимание человеческой речи и невозможность связно и логично говорить самим — это всё они. Как правило, этот «героизм» достаточно просто лечился: 2–3 литра физраствора с рефортаном в капельнице и с мочегонным, чтобы вывести наркоту из крови. Блеск в глазах пропадал, страх боли и смерти становился таким, что даже стыдно было на это смотреть — и они рассказывали много интересного. О том, что уже две недели не спят — и не хотят. Что и есть не хочется — только «чай пьют». Ага, тот самый «чаёк», что начали пить ещё на Майдане. (Действительно, поскольку внутривенное употребление наркотиков чревато различными техническими трудностями и последующими осложнениями, заботливые химики США придали боевым наркотикам, на которые подсадили своих зомби, формат жидких пищевых продуктов). И что всё время ездили, куда прикажут, и убивали, кого скажут. На флэшках, как мы храним музыку и фильмы, чтобы развлечься в минуты отдыха, они хранили видео того, как они зверски истязали, насиловали и убивали людей. Наших соотечественников, русских, имевших несчастье проживать на Украине!
Первое время ребята поступали с этой нечистью после допросов, как надлежит. Донецкая земля слишком свята, чтобы осквернять её костями этих вурдалаков, зато Кальмиус, протекающий через наш Донецк, — благородная, глубокая и широкая река. Это позже начались дебильные, невероятные ситуации, когда захваченных в плен нациков, бойцов тербатов и прочую нечисть почему-то «меняли» а то и просто «возвращали родителям». Они пришли сюда сами, они убивали наших людей — а их «возвращают», чтобы они убивали вновь? Кто вернёт родителям тех детей, которых они убили?
Сразу же скажу, что, сколько бы там ни пытались обо мне говорить клеветники позже, лично не убил ни одного военнопленного (хотя даже и не знаю, может ли такая нечисть претендовать на такое относительно порядочное название) за всю кампанию. Причина этого — отнюдь не в каком-то сочувствии или жалости к ним. Просто я опасался, что Всевышний тогда не будет благоприятствовать моим врачевательским усилиям на поле боя. А излечение наших воинов и гражданского населения было моей главной задачей как военного врача. Однако я всецело понимаю, одобряю, и считаю единственно правильными самые решительные действия наших ребят в отношении этой своры проевропейской нечисти. «Кто с мечом к нам придёт»…
В ОГА работы было очень много. Нужно было массово обучать медработников для стихийно возникающих повсюду отрядов ополчения, снабжать их комплектами первой помощи. Нужно было разворачивать с нуля, а потом совершенствовать структуру медицинской службы в нашем здании. Нужно было оказывать медицинскую помощь нашим ребятам, получавшим ранения, травмы при обороне ОГА и города Донецка в целом от вражеских диверсионных групп, а также просто заболевавшим на бесконечных караулах и постах. Зачастую они не могли обратиться в больницы, потому что значительный процент донецкой милиции, а тем более местной СБУ был настроен профашистски и, попав в больницу, легко можно было пропасть без вести.
Для ведения всей этой деятельности необходимо было изыскивать гуманитарную помощь, было это нелегко и тоже требовало много времени.
Ещё мы посвящали много времени анализу наших первых шагов на ниве организации «медицины переходного периода», когда уже произошёл слом структур мирного времени, а формирование структур времени военного ещё не началось. От приезжавших к нам многочисленных журналистов мы узнавали, что специально на этот случай на Майдане орудовали толпы прекрасно подготовленных западноевропейских и американских спецов — военных врачей. Они с нуля организовывали «медицину переходного периода» для своих безмозглых зомби на Майдане, развёртывали в заранее снятых квартирах палаты, реанимационные, даже операционные с самой современной техникой. Российские же спецслужбы, как я уже не раз отмечал, лишь дрочили, сидя на диване. Не было не только за первые, самые важные месяцы направлено в Донецк ни одного военного врача-организатора, но даже не было прислано ни одной методички на тему что делать в таких обстоятельствах и как всё организовать. Зачем России знаменитая военно-медицинская академия, зачем нашей стране сотни, если не тысячи военных врачей — организаторов здравоохранения, в том числе с опытом целого ряда войн за плечами, если в момент, когда решалось будущее Русского мира, ни одного из них там не оказалось? «Россия не может вмешиваться»? С каких это пор посылка врачей в зону гуманитарной катастрофы является вмешательством? И почему за полгода до этого США и Европа не постеснялись открыто вмешаться на Майдане, свергая законное тогда правительство Украины?
Ни одной страницы методичек — что же делать в таких обстоятельствах — я за всё время не увидел, ни там, даже будучи под конец в звании начальника медицинской службы корпуса, ни позже — уже в Москве. Эти методички слишком секретны, чтобы ими могли пользоваться наши медики, спасая жизни наших ребят? Пусть вечно лежат в архивах во имя святой секретности? И уж тем более я могу даже не упоминать о какой-либо помощи медицинским оборудованием, техникой и лекарствами от РФ на этом этапе. Да, было множество людей, которые сами, за свои деньги собирали необходимое и посылали нам — как здесь, в Донецке, так и в России. Были порядочные российские гуманитарные организации, которые осуществляли нам посильную помощь. Если бы не они, мы бы однозначно ничего не смогли бы сделать. Особенно хотел бы выделить Настю Каменскую, её супруга Виктора и их организацию «Спасём Донбасс — Санкт-Петербург». Виктор вообще сделал очень правильно: приехал из России к нам, назвался волонтёром, поучаствовал в наших «манёврах» — тренировке по работе с ранеными, убедился, что с нами можно иметь дело, и только потом наладил нам поставки гуманитарки. Фактически всё, что нам удалось сделать за эту кампанию с медицинской точки зрения, было сделано благодаря помощи Насти и Виктора — кроме них было ещё чуть-чуть лекарств от других гуманитарщиков… И всё! Совершенно всё! В то время как Штаты и Европа массово завозили своим майдановским прихвостням самую совершенную технику и медицинское оборудование, славное Российское государство не привезло нам ничего! Огромное спасибо честным российским гражданам, которые нам помогали, низкий им поклон, — но если у нас защита отечества и гуманитарные акции — чисто народные мероприятия, осуществляемые гражданами строго за свой счёт и в свободное от основной работы время, то за что тогда мы платим налоги? Зачем нам тогда вообще армия и соответствующие структуры, то же МЧС?
Предвижу возмущённый хор воплей читателей, которые видели по телевизору «гуманитарные конвои» и на основании этого сейчас кинутся обвинять меня во лжи. Поясняю, что эти конвои пошли существенно позже, а на первом, самом трудном этапе борьбы, ничего прислано не было. Когда там был первый гуманитарный конвой? 11 сентября 2014 года! Как говорится, «не прошло и полугода» — а если точнее, то ровно пять месяцев. Да, быстренько собрались, ничего не скажешь… Между тем, всё необходимое для себя майданы получили от Штатов и Европы уже в январе — как только забузили. А потом удивляемся, как так получилось, что всю территорию Украины контролируют фашисты.
Далее. За время кампании я при помощи близких людей развернул 10 медицинских пунктов, в том числе два крайних — ёмкостью на бригаду (бригада Спецназа ДНР и 3-я бригада Народной Милиции). И за всё время мы только дважды получили по пол-«Газели» медикаментов (это на БРИГАДУ из почти трёх тысяч человек) и то уже под самый конец. Причём примерно половину груза «Газельки» составляли бинты и индивидуальные перевязочные пакеты. Да наш славный генерал (тогда бригадой командовал вполне достойный генерал) один раз дал нам денег на покупку самых важных лекарств и рентгеновской плёнки. И это всё! За 11 месяцев войны, на целую кучу подразделений. Плюс к тому, я имею честь знать большое количество наших тамошних военврачей — руководителей медицинских служб. У них ситуация была весьма похожей. А как же гумконвои? Понятия не имею — это не моё дело, я в них не заглядывал. Злые языки говорили, что их гоняют пустыми, чтобы успокоить русский народ, возмущённый отсутствием помощи со стороны своего правительства воюющему героическому Донбассу. Думаю, что это гнусная клевета на наше дорогое правительство Российской Федерации — ведь гораздо более многочисленные злые языки утверждали, что каждый раз после прихода гумконвоя прилавки на донецких рынках начинали ломиться от распродаваемых гуманитарных товаров. Но многие из них продавались по бросовым ценам даже на контролируемой укропами территории. Так что, если это правда — значит, правительство РФ всё же посылало много всего. Правда, нам или под видом нас — своим «дорогим партнёрам» в Киев — это вопрос… Но, впрочем, тут утверждать ничего не могу — ибо не видел. А вот что сам ничего не получал — это правда.
Тогда же состоялась моя самая первая — и увы, единственная поездка в Славянск. В отличие от ОГА, где мы все стояли с арматурой, там у ребят было оружие. Настоящие автоматы! Это было по тем временам невероятно круто. Что противник подтянул против них множество бронетехники и артиллерии, что численный перевес у него просто подавляющий — об этом мы тогда просто не задумывались. «Русские не сдаются», у ребят есть оружие — всё, жить можно! В городе я мотался по местному населению, пытался организовать местных медработников для оказания содействия ребятам. Там же увидел самого Игоря Ивановича Стрелкова, а он на нас накричал. Я тогда ещё не знал, кто это такой, и просто подумал: «какой сердитый командир!», но пришёл к выводу, что кричит он от переутомления и общего стресса.
У меня вообще есть своеобразная примета: как только я подумаю про кого-то: «Вот как он так может делать?» — как сразу же обстоятельства сложатся так, что я сам сделаю так же, а то и хуже. Данный случай не послужил исключением. Много позже, сам будучи командиром, я смогу оценить деликатность и сдержанность Игоря Ивановича по достоинству — сам я буду орать во всяком случае не тише, но при этом матерных слов у меня будет не то что больше… практически только они и будут. А Стрелков сумел выразить своё неудовольствие совершенно без табуированной лексики.
На тот момент я был уверен, что основные действия развернутся в Донецке, там базировался мой медицинский отряд, там была основная работа. Если бы я только знал, ЧЕМ станет Славянск для всех нас, и для всей разворачивающейся тогда войны… Когда-то Суворов, восхищённый победой военно-морского флота России над французами при Корфу, воскликнул (сам будучи фельдмаршалом): «Зачем не был я при Корфу, хотя бы мичманом!» Увы. При Славянске я не был и до сих пор белой завистью завидую всем, кто там был. Низкий поклон вам, дорогие герои первой большой битвы этой долгой войны…
С первых же дней я непрерывно встречал образцы высочайшей самоотверженности и героизма со стороны нашего народа — как тех, кто взял в руки оружие, так и гражданского населения. Бойцы, стоящие в карауле по нескольку суток, часто — пожилые, со слабым здоровьем. Нередко бывало, что придёт на медпункт с жалобой на здоровье — измеришь давление, а у него под триста! По идее, должен умереть — а он таблеточку возьмёт, и опять на пост, да ещё и с шуткой. Навсегда запомнился довольно пожилой, за пятьдесят, мужчина, которого обнаглевшие хохлаческие погранцы не пустили через границу легально — он перешёл её нелегально, полз мимо подразделений противника, шёл пешком по ночам, днём скрываясь, и всё же за неделю добрался до нас, чтобы встать в строй. Вскоре появился и первый пример массового воинского героизма — не просто при несении службы, а в бою. Толпа «футбольных болельщиков», а на самом деле замаскированных под них боевиков «Правого сектора», вооружённых, в бронежилетах, общей численностью под четыреста человек, набралась наглости явиться в наш город, размахивая своими омерзительными жёлто-синими тряпками. Чем заканчивается такое «мирное шествие», если таким выродкам не дают вовремя отпор, вскоре покажет Одесса.
Наших ребят сначала было гораздо меньше, всего лишь порядка сотни, но атаковали они противника крайне решительно. А дальше получилось точно, как рассказал один из мирных дончан: «Сижу во дворе, играю в домино. Смотрю, мимо меня бегут толпой с криками: «Наших бьют!» Опомнился — вижу, что как был, в трусах и тапочках, гоню толпу каких-то уродов, а в руках у меня здоровущая труба. Откуда взял её — не помню!» Блицкриг в Донецке у нелюдей не получился, но вскоре они взяли реванш в Одессе…
Первое время нас очень сильно поддерживала решительная, последовательная и бескомпромиссная позиция руководства Российской Федерации и её первых лиц. Вы, наверное, помните, как решительно все они, включая самое первое лицо государства, тогда заявили, что не позволят убивать мирное русскоязычное население? Могучая и непобедимая Российская армия бесстрашно и неутомимо проводила одни манёвры за другими у самой границы недогосударства Украина, общим настроением в российском обществе тогда было «на Донбассе будет как в Крыму». Действительно умные и порядочные политологи, тот же проницательный Яков Кедми, тщательно подбирая слова, говорили во всеуслышание то, что сам я талдычил на всех углах уже несколько лет — Россия никогда не потерпит фашистскую, антироссийскую Украину у себя под самым боком.
Потому, что это не просто угроза, но гибель для неё — 40 миллионов готовых шахидов, неотличимых от самих русских, огромный очаг нестабильности под самым боком, полный перехват путей транспорта газа в Европу, и готовый плацдарм для натовских средств нападения, в том числе ядерных, с совершенно неприкрытого ПВО и ПРО направления.
Когда-то давно прочитал у кого-то мудрого, кажется, у уважаемого мною медийного деятеля Дмитрия Юрьевича Пучкова следующую фразу: «Даже в стае павианов, самых низкоразвитых из обезьян, самцы понимают, что надо защищать от врагов самок и детёнышей. Поэтому они идут впереди и с боков стада — в самых опасных местах, а при появлении леопарда бросаются на него. Рвут его голыми лапами и зубами, сами гибнут, но спасают свою семью. К сожалению, далеко не каждому интеллигенту дано подняться до уровня самосознания павиана, а уж осознать, что такое «воинский долг» и «честь» — и вовсе непосильная задача». Там, на войне, я имел возможность многократно наблюдать глубокую сермяжную правдивость этого изречения. И раз уж павианы существенно превосходят в понимании базовых для выживания стаи и рода вещей интеллигенцию, ничего удивительного, что своё превосходство над ней тогда было многократно продемонстрировано людьми честных трудовых профессий, в том числе шахтёрами, которыми так славятся наши края. В данном случае я о том, что тогда ещё было понятно каждому шахтёру: на Украину обрушилась совокупная агрессия объединённых сил Запада — десятки разведслужб США, Англии, Польши, Германии, тысячи заранее подготовленных военспецов, десятки тысяч журналистов, политологов, политиков, выращенных здесь и работающих из-за рубежа, миллиарды долларов, объединённая экономическая мощь транснациональных корпораций. И что без поддержки могущественной силы, хоть как-то сопоставимой со всем этим, прежде всего без действенной и эффективной поддержки России, у народа Украины нет никаких шансов устоять против всего этого.
К сожалению, как показали дальнейшие события и как я вижу сейчас, общаясь в Москве, такой простой и очевидный тезис здравому рассудку очень многих людей с кучей высших образований совершенно недоступен. Мантра «вы должны сами решить свои проблемы» помимо того, что с успехом заменяет им необходимость хоть как-то осмыслить техническую возможность такого действия, но и успешно подавляет последние остатки совести (на глазах русских массово превращают в антирусских, ненавидящих Россию, а несогласных убивают), да и жалкие проблески здравого смысла (как закончат этот процесс там — очевидно, что начнут это всё здесь). Всё-таки хорошо, когда есть высшее образование, а еще лучше несколько — под любую свою низость и подлость можно подобрать внушительное и надёжно-убедительное обоснование…
Наши местные, особенно из людей честных трудовых профессий, понимали эти вещи очень хорошо: всё-таки реальный труд, а не перекладывание пустопорожних бумажек в офисе здорово учит реальной оценке ситуации, тем более, если труд этот связан с ежедневным смертельным риском, как у шахтёров. Тем более в тот момент: раскручивалась спираль насилия, брызжа во все стороны первой кровью и кусками мяса, начинались первые бои, в том же Славянске, война из возможности становилась реальностью. А реальность игнорировать нельзя — это живущий в виртуальном мире интеллигент может оспаривать истинность закона всемирного тяготения. Работающий в шахте, а тем более готовящийся к бою шахтёр, ставший воином, понимает: от того, что ты игнорируешь закон всемирного тяготения, «севшая» на тебя многотонная лава или наехавшая многотонная танковая гусеница не перестанет быть самой последней, самой крайней реальностью, «данной нам в ощущениях» в этом мире. Поэтому мы были счастливы, что Великая Россия с нами, что она не оставила нас, что отовсюду звучит брошенный в массы кем-то, и поддержанный самим правителем Земли Российской девиз: «Русские своих не бросают».
Тогда я не раз вспоминал в присутствии самых разных людей мой разговор с одним моим бывшим другом. Мы учились с ним в универе в одной группе, ходили на тренировки в одну и ту же секцию, проживали в одной комнате общаги. Тогда он был замечательным человеком — потомком фронтовиков, патриотом, православным, умным и порядочным. Исключительно трудоспособным и талантливым. Потом он уехал по направлению от универа за рубеж по какому-то обмену. Мы продолжали дружить даже через океан. А потом я узнал, что там он занят милым делом — выращивает в лаборатории боевые вирусы, рассчитанные на поражение людей с нашим, славянским генофондом. Одна из милых шуток нечистого: предал свой народ — становись же убийцей его. После этого наши отношения прервались.
И вот когда всё началось на Украине, он позвонил мне и, задыхаясь от едва сдерживаемого злорадства, начал:
— Ну что, слилась Россия на Украине, всё, просрала Украину?
— Они очень зря это начали, — кратко ответил я ему.
Второй раз он мне позвонил, когда случился Крым.
— Ну, теперь-то уже всё, Россия слилась, вся остальная Украина ушла? — наглости в голосе поубавилось.
— Это только начало, — ответил я ему.
Третий раз он мне позвонил, когда земля Донбасса запылала под ногами захватчиков и их местных прихвостней.
— Ну, теперь-то уже всё, дальше Россия не пойдёт? — вместо наглости и злорадства была уже лёгкая паника.
— Мы выполним приказ нашего Верховного главнокомандующего точно и в срок! — ответил я.
— А приказ-то какой? — совсем засуетился он.
— Чего ты волнуешься? — мягко осведомился я. — Когда мы будем чистить Вашингтонщину, я приеду и заберу тебя с роднёй из фильтрационного лагеря по старой дружбе.
Мы все смеялись — мы были уверены, что начатый киевскими марионетками путч в Киеве, убийства русских людей, десятилетия поругания России Штатами наконец-то заканчиваются, Россия сейчас встаёт с колен и её могучая тень осеняет нас своими крылами. Наши настроения того времени хорошо отражает тот факт, что, когда несколько истребителей пролетели низко над нашим ОГА, мы были уверены, что это Россия послала своих лётчиков, чтобы выразить нам свою поддержку, и что скоро за ними последуют наземные части. Чем-то это напомнило трагическую и трогательную историю о том, что в намертво осаждённой Брестской крепости, в подвале, чтобы ободрить умирающих раненых, медсестра рассказывала им о том, что сегодня прилетала эскадрилья наших «ястребков» и облетела крепость, помахав крыльями. Но тогда русская армия откатывалась под чудовищной силы ударом танковых полчищ Европы — и она не могла послать истребителей на помощь своим защитникам в изрытой воронками цитадели. Она их не предала и не бросила — она просто ничего не могла сделать. Сейчас же русская армия была занята — она проводила манёвры. Она просто не смела послать свои самолёты на помощь своим окружённым, блокированным отовсюду защитникам. Она (точнее, правительство Великой России) — «испугалась санкций»! Можете вы себе представить такое в 41-м году — «мы не можем пытаться пробиться в осаждённый Ленинград потому, что тогда Объёдинённая Европа введёт против нас САНКЦИИ!»…
На этом этапе, как и на всех других, я активно старался взаимодействовать с каждым неравнодушным человеком из гражданского населения, стремившимся нам помогать. Среди них запомнилась очень хороший человек, врач, народный депутат Украины Татьяна Дмитриевна Бахтеева. Видно было, что человек искренне переживает происходящие процессы, сочувствует своему народу, старается помочь, чем может. Именно она выделила дорогущий реанимационный комплекс в использование нашему медотряду, помогала лекарствами. Меня пытались критиковать за сотрудничество «с олигархами», обвинения были простые и незамысловатые: «она воровка». Я отвечал просто: «У нас на Украине есть честные люди среди депутатов?» — собеседники, как правило, затыкались. Тогда я говорил: «Раз все воры — давайте убьём всех!» Тогда они зависали, понимая, что видимо погорячились. В отличие от хохло-мутантов, для которых идея убить всех русских — основа всего бытия, донбассцы, даже самые примитивные и ограниченные, до такой дурости не доходили. Второй мой аргумент был ещё более простым: «Что ты сделал для нашего дела? Принеси хоть что-то сопоставимое по ценности в свой отряд, потом критикуй». Помню, однажды меня пытались разоблачить — тем, что я, оказывается, «её любовник»! Тогда это меня рассмешило до слёз, ответил кратко: «Почёл бы за честь быть любовником ТАКОЙ женщины, но увы!»
На том этапе противник прилагал титанические усилия к тому, чтобы вбить клин между теми влиятельными людьми, которые сочувствовали своему народу, видели гибельность происходящих процессов и пытались им противостоять. Забегая вперёд, я скажу, что противнику это удалось — ни один из олигархов в итоге не принял нашу сторону. О причинах этого я скажу позже, а пока продолжим.
Итак, однажды Татьяна Дмитриевна выступала на митинге. Я тогда обратил внимание на то, что толпа насыщена подготовленными группами провокаторов — более чем когда бы то ни было. Работают они по отлаженной схеме: выкрикивают провокационные лозунги, обвиняют оратора, не дают ему говорить, нагнетают эмоции в толпе. При этом вокруг каждого «крикуна» стоят двое-трое человек прикрытия, которые создают ему все условия для кричания и не дают окружающим пресекать его действия. Отдельные стоящие в стороне координаторы по мобильным телефонам и рациям координируют их действия.
Выступление Татьяны Дмитриевны они своими криками основательно подпортили, поэтому после неё выступал я — на тот момент наш медицинский отряд и нашу работу народ уже хорошо знал. Потому, когда я кратко, но крайне эмоционально напомнил всем присутствующим, что в отличие от «крикунов» наши медики всё время реально помогают людям, и рассказал о помощи со стороны Татьяны Дмитриевны, а также о необходимости гражданского согласия и недопущения немотивированной агрессии к тем, кто нам помогает, общий эффект был положительным. Естественно, кратко прошёлся по «крикунам», указал, кто в толпе кричит, и кратко сказал, как их структура функционирует. Как говорится, «манипулятор боится двух вещей — правды и в морду». Эффект был ошеломляющим, и мне, естественно, всего этого не забыли…
Сразу после митинга мы с ребятами из медотряда пошли прикрывать Татьяну Дмитриевну — мы резонно опасались покушения на неё. Однако ничего не случилось — покушение ожидало меня.
На тот момент вокруг ОГА почти каждый вечер проходил крестный ход. Таково было возрождение древней воинской традиции — обходить крестным ходом осаждённую врагом крепость, чтобы её не смогли взять. В принципе, всё вполне логично — против нас воевали сатанисты, татуированные свастиками и аналогичной символикой, садисты-маньяки, всем народом публично совершающие на площади действия, напоминающие примитивные африканские культы вуду — то скачут дружно на площади, то изображают сожжение чучела президента нашей страны. Мы, стоящие против их сатанинских камланий, поддержанных деньгами и всей мощью психотехнологий и спецслужб Запада, вполне естественно могли надеяться только на помощь Всевышнего. В тот вечер я решил пройти совместно с крестным ходом. На душе было необыкновенно тяжело — я почти физически ощущал угрозу для себя лично, ожидал, что на меня нападут. На войне интуиция обостряется, так что ничего удивительного в этом не было. Однако крестный ход — он недаром «крестный». Нужно самому отнести Крест, на котором тебя распнут, на Голгофу. Я чувствовал, что должен пойти, и пошёл.
Весь маршрут я был очень бдителен — однако ничего не происходило. По окончании крестного хода я уже входил в здание ОГА, когда раздался крик: «Вот он!» и целая группа каких-то людей на меня бросилась. Во главе всех была крайне истеричная девица — она криком заводила всех, бросалась на меня, явно провоцируя на то, чтобы я её ударил. Как оказалось, часть этих людей была демонстрантами — достаточно безмозглыми и психически неуравновешенными, которым остальные, агенты СБУ, смогли «промыть мозги», объяснив, что это «я их оскорбил, назвав провокаторами» и так далее. На митингах и похожих массовых мероприятиях всегда найдётся определённое число эмоциональных, психологически неустойчивых людей, которыми легко манипулировать. А управлять такими «одноразовыми исполнителями» в спецслужбах, особенно штатовских, учат. И этой группой «своих, с которыми и врагов не надо» тоже, разумеется, руководили. И руководили толково.
Двое стоявших чуть в сторонке молодых людей в масках и были организаторами. Причём, что меня тогда удивило — обычно на входе в ОГА стояло множество охраны — в тот момент никого не было. Не знаю, как им это удалось организовать, но уровень организации это характеризовало вполне высоко.
Подогревая себя самих истерикой, вся эта толпа пыталась меня вытащить за пределы периметра — «Пошли на суд!» Задача была очевидна — украсть, как и большинство наших пропавших таким образом активистов, чтобы спокойно запытать в застенках СБУ. Драться, будучи зажатым толпой народу, довольно трудно — и мне пришлось применять навыки не столько рукопашки ударного стиля, сколько дзюдо, которому отдал ряд лет — сбивать захваты, выкручиваться из них, не давая себя ни повалить, ни подхватить на руки. С другой стороны, и они сами сильно стесняли друг другу движения, кроме того на мне был бронежилет и несколько успевших меня от души по нему стукнуть и ушибить конечности, существенно умерили масштаб своей прыти. Я был уверен, что вот-вот подойдёт охрана, и этот невообразимый по наглости кошмар — меня, командира отряда, известного лично почти всем бойцам в ОГА, какие-то ненормальные демонстранты под руководством спецслужбистов противника пытаются «повинтить» прямо в дверях — вот-вот прекратится. Однако время шло, а никто не появлялся. Очевидно, внутри здания у них имелись союзники, которые предотвращали возвращение охраны на свои посты.
Провозились мы довольно долго, настолько, что подтянулись пара человек из нашего отряда — Алексей, на тот момент бывший моим помощником, и Саша, ещё один достойный боец. До всех этих событий он был сотрудником милиции, отличался прекрасным самообладанием, умением глубоко оценивать ситуацию, выдержкой и решимостью. Позже он будет воевать в Горловке и немало прославится там, особенно под Карловкой и в ряде других мест. Очень достойный человек, я его ценю, и от всей души надеюсь, что он успешно переживёт эту войну.
Их вмешательство нарушило планы противника — стало понятно, что если до сих пор меня утащить не получилось, то теперь уж и вовсе не выйдет. Первыми свинтили координаторы — те самые молодые вертлявые парни в масках, которые руководили процессом. Навсегда запомнил, как один из них, пробегая мимо, бросил мне: «Уходи отсюда — останешься живым!» Я ему ответил: «Я не для того пришёл, чтобы уходить. Меня отсюда только вперёд ногами вынесут!»
Увы, тогда я не мог знать, что не сдержу этого своего обещания. Я живым вынужденно уеду со своей родной, истекающей кровью земли. Как и множество других, более или менее известных наших боевых командиров. Мы устоим под натиском объединённых усилий вражеских спецслужб, под градом пуль и снарядов, им не удастся прогнать нас с Родины. И тогда им на помощь придёт наше собственное командование, которое с успехом это сделает за них…
О ребятах, которые были там, можно легко написать отдельную книгу. Подавляющее большинство этих людей — феноменально порядочные, исключительно честные люди, самоотверженные, умные, трудолюбивые. Вот пишу эти слова и вспоминаю восточное изречение «истина лежит выше слов». Какими словами отразить самоотверженность этих людей, которые каждую свободную от работы минуту посвящали лечению больных и раненых соотечественников — бойцов и гражданского населения, их обучению, повышению уровня подготовки и оснащения нашего отряда и так далее? Город был насыщен вражескими диверсантами — первой волной, эсбэушниками и всяким напичканным по ноздри наркотой «Правым сектором» ещё довоенной подготовки. Они орудовали умело и нагло, у нас ещё не было контрразведывательных структур, и наши активисты пропадали без вести пачками. А медработники всегда были приоритетной мишенью для всей этой нечисти. Это позже, когда наши ребята вынесут и выловят значительное количество этих мутантов, в Донецке будет наведён порядок, а на тот момент каждый, уходя из ОГА, не знал — не исчезнет ли он навсегда по пути домой, а приходя обратно — ожидал неизбежного штурма и мучительной смерти. Одесса, Харьков, Мариуполь и многие другие места, к сожалению, вскоре покажут, что все эти страхи были отнюдь не придуманными. Общее наше настроение того момента хорошо отражает случай, когда одна женщина-доктор (к сожалению, не могу вспомнить её имя) придя, отпаивалась валерьянкой. Пока она шла на свой пост, в наш отряд в ОГА, ей кто-то сказал, что здание уже захвачено спецслужбами Киева. И она всё равно пошла! Говорит: «Захожу и думаю — сейчас на меня наденут наручники или просто убьют? Потом смотрю — странно, все свои, никто меня не арестовывает. Тут у меня сердчишко и прихватило!» Знали, чем рискуют, — и всё равно шли, за свой народ, за Родину! «Нет большей любви, нежели кто положит живот свой за други своя!» Помню вас всех: Андрея, Диму, Диму, Юлю, Юлю, Сашу, Виктора, Алексея и многих других. Если писать о вас и вашей работе — каждый заслуживает отдельной книги. Даст Бог, буду жив — соберу мемуары каждого, издадим отдельной книгой.
Разумеется, были отдельные люди, которые иногда вели себя более чем странно — кто иногда, кто — довольно часто. Тогда я этому немало удивлялся. Однако, если учесть общий стресс непривычной боевой обстановки, в которую попали все эти люди, это вовсе не удивительно. Были люди хорошие, добрые и самоотверженные, но внушаемые. Иногда, попадая под влияние более решительных и напористых, преследовавших свои цели, они совершали непостижимые поступки, сами потом раскаивались. Например, таким оказался мой помощник Алексей, врач от Бога (хотя и фельдшер), способный лечить всё что угодно «на коленке», смелый и толковый в боевой обстановке. Некоторые члены отряда, по недоброй инициативе, начали влиять на него — рассказывать, что именно он должен возглавлять отряд. Он пошёл у них на поводу — закончилось тем, что я охотно ушёл — а отряд распался, сам Алексей довольно глупо попал в плен к противнику, потом был предан теми же людьми, под воздействие которых тогда попал, и в итоге остался за бортом нашего Движения, всеми преданный и брошенный. Я его как-то раз случайно увидел в травматологии — когда привозил наших раненых ребят из Аэропорта. Он попросил тогда прощения за всё, что было — разумеется, я охотно простил его. Хотя тогда, в ОГА, с подачи его и тех, кто им манипулировал, меня чуть-чуть не расстреляли. В боевой обстановке, особенно тогда, это было совсем просто. Но об этих событиях — чуть ниже.
Вот даже в задумчивости, писать ли о главном организаторе того случая — Дэне? За прошедшее с тех пор время было столько всего, столько произошло «подстав» и измен различной степени тяжести, столько довелось видеть подлости со стороны союзников и командования, что те события как-то поблекли и представляются не настолько значимыми, чтобы копаться в них — думается, что они просто этого не стоят. В конце концов, никого не убили — и ладно. Кроме того, Всевышний завещал прощать личные обиды. Тщательно подумав, теперь вижу ретроспективно, что большого вреда (во всяком случае, на тот момент) он нашему движению не принёс — скорее, от человека было больше пользы. А что меня с его подачи чуть не грохнули — бывает…
Что касается атмосферы в коллективе медотряда и в ОГА в целом, то о ней можно сказать, что, во-первых, в чём-то она была «семейной» — с одной стороны, очень душевной, с другой (оборотная сторона любой семьи) — легко раскручивавшейся в обострения самой различной степени тяжести. Дисциплина, тем более военная, по понятным причинам в значительной степени была недостижимой мечтой, и приходилось всё время прилагать огромные усилия к смягчению возникавших в коллективе противоречий. Во-вторых, уже на том этапе во всю мощь начала проявляться одна из главных наших проблем — полное доминирование противника в сфере информационных технологий. Возникали (на самом деле умело генерировались противником) самые нелепые и невообразимые слухи, порочащие друг друга и вызывавшие недоверие и подозрения, умело создавалась и поддерживалась атмосфера постоянного напряжения, тревоги, легко переходящей в панику. Лично мне самому участвовать не доводилось, но ребята из наших боевых групп рассказывали, что им частенько доводилось обнаруживать в соседних с ОГА дворах, особенно на пике всяких панических настроений среди защитников здания, излучатели инфразвука в кузовах машинок размером с «Газель» — большие антенны вроде телевизионных, скрытые тентами, с генераторами. Забьют такую антенну — и паника в здании тут же сходит на нет. Не имею оснований не доверять этой информации, тем более что слышал это от самых различных, весьма достоверных источников.
Тогда же, после попытки украсть меня, незаметно и очень быстро произошло ещё одно событие — как оказалось, возможно, самое значимое для меня в этой войне. Людмиле Владимировне, бойцу нашего отряда, поручили меня охранять. Разумеется, я и до того отмечал её хладнокровие, быструю реакцию, очень толковое поведение в экстремальных условиях и постоянно прорывавшиеся глубокие знания военного дела — как теоретические, так и чисто практические. Однако она настолько ловко маскировалась под безобидную «работницу склада», а официальная легенда о том, что все знания — исключительно от родителей и покойного супруга, которые все были военными, была настолько убедительной, что до поры до времени я (не говоря уже о других) не догадывался о её бесчисленных достоинствах. Позже, когда она мне несколько раз спасёт жизнь, потихоньку выяснится, что вышла в отставку она в звании капитана спецназа, а за её плечами — снайперский опыт ещё по первой Чечне. Много интересного услышу я о той неизвестной для многих войне — от непосредственного её участника. Её позывной «Ангел» тогда гремел среди групп нашего лихого спецназа, работавшего в Грозном. И на этой войне она вновь станет «Ангелом» — медработником наших передовых подразделений, надеждой тяжелораненых военных и гражданских на спасение, одной из живых легенд освободительной борьбы Донбасса. Мы станем неразделимой боевой парой, всю компанию пройдём вместе — и, даст Бог, будем вместе все следующие войны, сколько ни пошлёт нам Всевышний. Её значение в моей жизни и во всём, что мне удалось сделать на этой войне, переоценить невозможно…
Ярких эпизодов было очень много — фактически каждый день содержал какой-то из таких. Однако если описать всё это — выйдет настоящая «Война и мир», во-первых, слишком большая для любого нормального читателя, а во-вторых, у меня сейчас нет времени для неё, к сожалению. В отличие от графа Толстого, у которого на момент написания книги уже все войны были позади, а впереди было немерено времени для осмысления пережитого, — у меня война на Родине в самом начале. Пылают дома, артиллерия нелюдей-укропов шарашит все дни перемирия по жилым кварталам, где вот сейчас сидит моя родня и только вчера умер в больнице очередной раненый семилетний ребёнок в родной Горловке. Война ждёт меня, и мне надо быстрее дописать книгу, чтобы спокойно поехать на встречу с ней.
Пожалуй, один из самых запомнившихся эпизодов эпопеи ОГА — поездка в родную Горловку. Съездить в неё я хотел на протяжении всего месяца с лишним, пока мы занимали ОГА. Так хотелось увидеть родню, пообщаться с ними, увидеть родной город… Я как чувствовал, что увижу его не скоро. Однако занятость была фантастической, сон не более четырёх часов в сутки являлся нормой, а дни были спрессованы в один звенящий от сверхнапряжения тугой рельс, по которому летел локомотив Истории. И времени не было совершенно. Наконец, наметилась цель поездки. Дело в том, что на тот момент вокруг меня уже было много людей, которые выделились из общей массы теми или иными заметными поступками — как из моего отряда, так и из смежных, с которыми доводилось взаимодействовать. И каждый день мог стать для любого из них последним. Очень важно было как-то этих людей поощрить. С деньгами было неважно (это состояние станет постоянным на все ближайшее время) — зарплату, по понятным причинам, я уже не получал, а всё финансирование — перечисления моих личных друзей из Москвы, которые по копейке, «с кровью», отрывали их от своих семей, от своих скудных доходов, чтобы поддержать нашу борьбу. Первые взносы поступят ещё нескоро, и на тот момент у меня на руках оставалась всего тысяча долларов из личных накоплений. Судьба их довольно занятна. Как-то ко мне зашёл друг — на тот момент помощник Вадика (Царство Небесное!) — Андрей. На редкость толковый, сметливый, всегда хладнокровный — неудивительно, что невзирая на полное отсутствие боевого опыта и опыта службы, Вадик взял в помощники именно его. Андрей пожаловался, что совершенно нечем охранять Вадика, из вооружения у них на весь отряд лишь одна граната. На тот момент за деньги в Донецке ещё можно было приобрести что-то из огнестрела, и я, не думая ни минуты, вручил ему все свои последние деньги. До сих пор с удовольствием вспоминаю этот эпизод. В моей жизни было заметно больше сотни потраченных и розданных родственникам «тонн зелени», но именно эту считаю потраченной наиболее правильно.
Вадик был одним из самых выдающихся лидеров нашего движения. Именно его немалая заслуга в том, что вообще всё сначала началось, а потом не накрылось, невзирая на объединённые усилия всей мощи Запада. При этом он всегда был крайне жёстко ориентирован на Россию, связывал все планы только с ней, работал для неё. Как такое могло получиться, что для защиты и обороны ТАКОГО человека, за которым уже на тот момент остервенело охотились псы из СБУ и куча всяких «спецов» из структур Запада, не нашлось в «арсеналах Родины» ни одной единицы оружия? На складах пылятся миллионы «калашниковых», не меньше их у африканских людоедов различной степени дикости, у наших врагов, хохломутантов, «калашниковых» тоже стабильно было в избытке. Как же так получилось, что только защитники России остались в этот момент безоружными? Как вышло, что защита Отечества осуществлялась нами за свои деньги и оружием, купленным за них же? Где были знаменитые спецслужбы РФ в этот момент? Где все налоги, которые мы платим?
Вопросы эти настолько наивны, что в ответах не нуждаются. Вот только вчера пресс-секретарь первого лица нашего государства женился, мало того, что на особи с американским гражданством (и это после всех кивков в адрес Ющенко и прочих, у которых жёны — американки) — у него ещё хватило наглости припереться на свадьбу в дорогущих часах. Сначала написали — за 35 миллионов рублей! Потом поправились — неправда, «всего лишь» за 5 миллионов! Это в стране, где минимальная пенсия 5 тысяч рублей, где ветераны множества войн за Отечество, раненые, контуженные, существуют на нищенскую пенсию в 12 тысяч рублей. Вот где наши налоги, вот где деньги, которые не доходят до социалки и т. д.! Ребята там умирали ни за что, с арматурой бросаясь на танки, чтобы здесь те, кто мизинца их не стоят, могли нацепить на себя сияющие побрякушки, в безумном ослеплении тщеславием превосходя вождей папуасских племён…
Что-то я отвлёкся. Так вот, нужно было чем-то поощрить ребят, и у меня возникла идея. Как раз за несколько месяцев до вышеуказанных событий наконец-то вышла в печать моя очередная научная монография — «Маркетинговые стратегии продвижения образовательных услуг в национальном интернет-пространстве Украины (на примере образовательных продуктов МВА)». Что, страшно стало при прочтении названия? (Мне тоже — никак сам запомнить не могу.) Для ребят название было не менее пугающим, а содержимое и вовсе — «тёмный лес», однако, как показал опыт, эти монографии с дарственной надписью автора позже будут пользоваться бешеным спросом. Даже через полгода (что по меркам военного времени — много) в далёкой Горловке, разведчик, которого в лицо я так и не узнаю, полезет обниматься со словами: «Помнишь, ты мне книжку свою подарил?» Короткие и трогательные дарственные надписи на обложках типа: «Сонечка, можешь гордиться своим дедушкой, он настоящий герой!» и подпись автора — всё, что я мог подарить в тот момент людям, балансировавшим на грани бессмертия. И многие из них, на данный момент, уже шагнули на ту сторону…
Итак, созрел замысел смотаться в Горловку, чтобы забрать из дому всю кипу монографий, которая там хранилась, а заодно и навестить родных. «Если есть цель — найдётся и способ!» И вскоре мы уже мерно покачивались в большом чёрном джипе Александра, «гражданского», настолько активно нам сочувствующего, что на своём джипе, выполняя разные задачи, он носился даже в осаждённый Славянск, не говоря уже о разъездах «по месту». Благослови тебя Всевышний, Саш, надеюсь, ты жив и сейчас!
Войдя в отчий дом, успел только обнять родню и подхватить аккуратно увязанные стопки монографий. Прибывший со мной Дэн, тоже горловчанин, пряча в карман мобильник, негромко сказал: «Наши штурмуют МВД». И мы запрыгнули в салон машины.
Как оказалось, на смену местному начальству милиции, вполне адекватному и тихому, как моль, киевские уроды прислали каких-то совершенно невменяемых «западенцев». Те начали с того, что сбросили со второго этажа прямо на асфальт какого-то молодого человека — якобы он пытался сорвать с флагштока перед зданием МВД украинский флаг. Естественно, он переломал себе руки, ноги, рёбра и в тяжелейшем состоянии был доставлен в реанимацию.
Такой новости хватило, чтобы к зданию сбежалась большущая толпа моих разгневанных земляков. Группками, как рассерженные осы, они вились кругами перед зданием, рассерженным роем шмелей гудели сгрудившейся большущей массой на площади. Хорошо, что здесь присутствовала гражданская «Скорая» — её весьма взволнованный экипаж, хотя и видел остроту развития событий и понимал, ЧТО сейчас произойдёт, выполнял свой врачебный долг и с места предстоящих боевых действий не сбежал. Плохо, что из необходимых медицинских расходных материалов у них не было совсем ничего, даже бинтов, — хвалёный «проевропейский уряд» на Украине «допанувався». Из рюкзачка Дэна мы поделились с ними самым необходимых — в небольших размерах, пропорционально «тактическому», скромному объёму рюкзачка. От обилия звонивших по мобильной связи сеть сразу рухнула. Хорошо, что у нас с Дэном были с собой рации. Плохо, что рации были недорогие, а потому крайне дерьмовые, китайские — аккумуляторы у них сдохли почти сразу.
Напряжение нарастало в воздухе, сгущалось чисто физически, как электричество перед грозой. Потом, разом решившись, в грозном молчании мужики пошли на штурм. Навстречу нам, из окон первого этажа, беглым огнём ударили автоматы. Необычное чувство переполняло меня — мне казалось, что я огромный, до самого неба, что промахнуться в меня невозможно. И вместе с тем — что я должен собою заслонить родной город, всех этих мирных людей от озверелой хохлобандеровской нечисти, засевшей сейчас в здании, от их пуль. Решимость наших угрюмых горняков оказалась сильнее свинца очередей — всей толпой мужественные горловчане мгновенно ворвались в здание и автоматы захлебнулись. Западенских нехристей выволокли наружу — слегка помятых, но практически целых. При этом кричало «не бейте!» и прикрывало собой их гораздо больше людей, чем порывалось пнуть. Им сразу же оказали первую медицинскую помощь и на «Скорой» увезли в больницу. Их, которые только недавно чуть не убили нашего земляка и которые сейчас стреляли в нас, безоружных! Это было при мне, и было именно так, как я здесь описываю. Поэтому, когда сейчас их пропаганда смеет называть донбассцев «бандитами» и «зверями», я только улыбаюсь. Я там был, слава Всевышнему, и я знаю правду — кто на самом деле показал себя тогда людьми, а кто — озверелыми палачами и трусливыми убийцами.
После этого я с замиранием сердца смотрел, как с флагштока уползла вниз жёлто-синяя двухцветная тряпка и вместо неё гордо взвился российский триколор. Как описать словами, что я чувствовал? Ком в горле, слеза в углах глаз, счастье, рвущееся из груди. Я двадцать лет ждал этого мига — освобождения родной земли от морока «украинства», культа предательства и лизоблюдства перед Западом, культа ненависти к Руси-матушке. И сейчас я сам, лично, освобождаю родной город вместе с земляками!
Довольно интересный случай произошёл чуть позже, когда мы уже неслись на джипе обратно в Донецк. Нас остановила ГАИ (на «мове» название её звучит феерически точно: «ДАЙ») — и наш водитель, весь на адреналине, похвастался майору: «Мы со штурма едем — МВД брали!» У меня глаза стали по блюдцу — что по этому поводу скажет и сделает ГАИ, я понятия не имел. Майор же, ласково улыбнувшись, посоветовал: «Езжайте аккуратнее — такие люди нужны нашей Родине живыми!» Благослови тебя Бог, майор, я надеюсь, что ты нашёл достойное тебя место в твоей новой родине — Донецкой Народной Республике…
В тот же день, в колонне крёстного хода, увидел очень красивую пару — медсестра из нашего отряда и боец одного подразделения — оба высокие, в ладной форме, молодые и одухотворённые. Он, позже, будет воевать в самых ярких подразделениях и прославится. Они поженятся. А в тот момент они только спросили меня со смесью удовольствия и восхищения: «Это вы сегодня в Горловке были?» Тесен Донбасс, быстро слухи разлетаются…
Одесская трагедия — чёрная страница истории новейшего времени. Я не пишу «самая чёрная» потому, что её выдающийся характер — именно в беспредельной наглости медийного освещения массового убийства беззащитных людей. По зверству исполнения и бесстыдству кукловодов она легко затмила зверства ИГИЛа, которыми так любит стращать зрителей российское телевидение. Там отрежут голову одному несчастному на камеру от мобильника — с плохим разрешением и дёргающейся картинкой, под истеричные крики — вот и все зверства. Здесь же был настоящий спектакль — тщательно продуманный, срежиссированный, спланированный западными режиссёрами — кукловодами и осуществлённый их здешними марионетками. Снятый на множество камер хорошего разрешения, пошагово задокументированный акт массового зверского убийства множества русских людей только за то, что они хотели оставаться русскими, говорить и думать на родном языке, не желали мутировать в омерзительных «укромутантов»… «Балакающих» на суржике, именуемом «мовой», и поклоняющихся подонкам и палачам — Бандере, Коновальцу и прочим… Все «подвиги» которых — массовое убийство мирных людей — русских, поляков, евреев, своих же украинцев, пресмыкательство перед вооружёнными силами фашистов и бегство перед мощью Красной армии.
Посмотрите эти кадры — их легко можно найти в Интернете и сейчас. Вот мужчина ползает в пропитанной кровью одежде, с перебитыми ногами, вот несутся истеричные крики медленно убиваемой женщины, вот как свечи пылают заживо сгорающие люди. Спокойно и нагло, на множество камер, нелюди зверски убивают русских людей — прямо на площади многомиллионного города Одессы, прославленного своей культурой и терпимостью, в центре страны, которая вроде бы «Украина це Еуропа». Как такое вообще могло произойти?
С одной стороны — понятно, что европейские цивилизаторы — всегда фашисты, там, где им не могут дать сдачи. Спросите об этом у сербов, у разгромленной Ливии, у колыбели мировой культуры Ирака и так далее — у всех тех стран, где сейчас они зверствуют в полный рост. Поэтому ничего удивительного, что как только им представилась возможность безнаказанно, цинично, зверски убить беззащитных людей — они с размахом и удовольствием ею воспользовались. Тщательно отрежиссированное и красиво показанное зверство — традиция европейской цивилизации и её сущность, начиная с массовых жертвоприношений в римском Колизее и заканчивая сожжениями заживо на территории современной Украины. Так что тут как раз удивляться абсолютно нечему. Нужно просто забивать магазины «Калашниковых», ввинчивать запалы Ф-1 и огнём, свинцом, осиновым колом гнать европейских вурдалаков туда, где их место — на запад, в их берлогу, с нашей священной земли, земли наших предков.
Удивление было вызвано совсем другим. Удивление огромное, горькое и как вскоре станет ясно — «до слёз». Причём кровавых.
Помните ли вы, мои дорогие соотечественники, ту весну? Помните ли многочисленные заявления первых лиц нашего государства о том, что «мы никому не позволим убивать русскоязычное население Украины»? Вспомните, как многочисленны и громогласны они были, как звучали отовсюду! Если кто забыл — все эти эпизоды из речей легко можно найти в «Ютубе».
Как мы радовались тогда тому, что Россия наконец-то перестала вести себя на международной арене как вечный «потерпевший», и стала действовать, как надлежит великой стране с тысячелетней историей! Защищает свои права, своих граждан. Выполняет свою историческую миссию «автохтона» — Великого Удерживающего Государства, созданного и хранимого Промыслом Божиим, чтобы противостоять натиску сатанинских сил по всему миру, защищать обездоленных и слабых от могучих и хищных. Защищать Православную Веру от безбожной экспансии католицизма, христианского лишь по названию. Как совершенно верно заметил один из современных блогеров: «Европейские христианские ценности — это примерно то, что получилось бы, если бы Христос на все известные предложения, сделанные в пустыне (со стороны Сатаны), ответил согласием!» Смысл существования России, Хартлэнда, великой «срединной земли» всегда был в предотвращении завоевания всего мира очередной кучкой получивших наиболее современное оружие и благословение Сатаны безумцев, как правило, европейских. И сейчас, когда эти новые рабовладельцы пришли на святую землю наших предков — на южные территории России, которые лживо названы «Украиной», но на деле с незапамятных времён являются Киевской Русью, Россия наконец-то встала с колен, распрямляясь во весь свой исполинский рост!
Сначала — Крым, за несколько дней, почти без крови. Теперь — Донбасс! У России настоящий лидер — волевой и решительный, опирающийся на свой народ, а не на милость заокеанских пидорасов. Он решительно заявил свою волю: «Мы никому не позволим убивать русских!» — и население России в едином порыве поддержало его. А мы, на Донбассе, в Харькове, Одессе, и даже Закарпатье — встали в едином порыве, чтобы спасти свою землю от нашествия западных извергов и их здешних марионеток.
Когда в Одессе произошло беспрецедентное по зверству и наглости массовое убийство русских людей, весь мир замер. А мы были уверены, что Россия поступит, как обещала, как надлежит великой стране, и палачи очень скоро пожалеют о содеянном.
На тот момент даже совершенно слепым и глухим наблюдателям стало ясно — на Украине стремительно формируется фашистский, ненавидящий Россию и всё с ней связанное режим, единственная цель существования которого — война против России. Формируется при мощной, активнейшей поддержке ведущих мировых сверхдержав. Он уже не только открыто провозгласил свои цели — война против России, но и начал массово переформатировать проживающих на своей территории граждан в этномутантов — людей с изменённой картиной мира, по крови — русских, но ненавидящих всё русское. Подобно тому, как когда-то выходцы из славян, ставшие янычарами, ненавидели своих соплеменников больше, чем любые мусульмане. И этот режим начал нагло, открыто убивать всех, кто мутировать не желал. Но в тот момент большое количество граждан Украины было активно против происходящих там процессов, они закономерно ожидали, что Россия властно пресечёт это безобразие. Сколько раз к нам приходили офицеры украинских подразделений и с тоской говорили: «Когда уже русская армия появится? Мы сразу сдадимся!» В этот момент небольшого решительного толчка было достаточно, чтобы паникёры и уродцы типа Яценюка, поджав хвосты, сбежали в Канаду, а воодушевлённое примером Крыма население восточных областей прогнало бы «майданных скакунов» туда, где их место — в глухие леса Галиции, сожительствовать с овцами! Но для этого было нужно, чтобы Российская армия своей мощью уравновесила невиданный прессинг американских и европейских спецслужб и кадровых военных, которыми уже переполнилась Украина, а также их выкормышей — проклятой пробандеровской СБУ, дипломы сотрудникам которой как раз американский посол и вручал.
С другой стороны, было понятно, что, если в этот момент фашистскому режиму не противопоставить жёсткий и бескомпромиссный отпор, он задавит всякое сопротивление и превратит 40 миллионов русских людей и занимаемые ими цветущие территории, со столь важным геополитическим положением, в плацдарм дальнейшей агрессии против России. В зону хаоса. Очаг экспорта нестабильности в южные области России, источник подготовки «славянских шахидов» — террористов для работы на нашей территории. Так что даже если отбросить в сторону «эмоции» (хотя что, если не эмоции, делает нас людьми, а не биороботами для зарабатывания резаной бумаги?) — то и с прагматической точки зрения Россия не могла уступить, не могла закрыть глаза на демонстративное, сакральное убийство своих людей, на объявление ей войны.
Все мы, всё здание ОГА замерло в ожидании. А с нами — и всё население Украины, стонущее под пятой захватчиков. И население России, окрылённое Крымом и готовое идти за своим лидером. И весь мир, который с трепетом, как уже не раз бывало, созерцал внезапное возрождение вроде бы уже окончательно убитой и погребённой великой России, которая как феникс, вновь расправляла свои крылья, стряхивая с них пепел безвременья.
Дни сменялись днями, громкие заявления по-прежнему летели со всех российских телеканалов, по-прежнему грозно и бесполезно маневрировала Российская армия на своей территории — и понемногу становилось понятно, что Россия НИЧЕГО не сделает. Подавляющее большинство нас в тот момент просто не могло в такое поверить. Это было предательство не только и не столько нас, и всех десятков миллионов соотечественников, оказавшихся на оккупированных территориях Украины. Это было предательство Россией собственных интересов, демонстрация на весь мир позорной слабости и постыдной, без малейших попыток сопротивления, сдачи своих территорий без малейшего боя.
Все, и противники, и союзники, поняли это сразу, гораздо раньше, чем мы, находившиеся в гуще событий и настроенные идти до конца. В украинских городах как грибы после дождя размножились фашистские карательные батальоны — они не только делали грозные заявления по телевидению, обещая зверски убивать всех сочувствующих России, — они, в отличие от русского правительства, такого могучего и лопающегося от нефтяных вышек и атомных боеголовок, показали себя пусть нелюдями, но мужиками. Хозяевами своего слова. «Пацан сказал — пацан сделал». Они действительно убивали всех, кто был за Россию, — массово, зверски, по всей территории Украины. А наши лидеры в дорогих костюмах ярко демонстрировали, что они не просто импотенты, но кастраты. Особи без первичных половых признаков. Они громко и торжественно обещали защитить русских, и ничего для этого не делали.
Результат оказался закономерным и сказался очень быстро. Пророссийские настроения стремительно пошли на убыль по всей территории Украины — быть зверски убитым никто не хотел. Начала кристаллизовываться до того аморфная и совершенно никакая укровская армия. Пусть из страха за свои жизни и жизни своих родственников, пусть с антипатией, а то и ненавистью к «Правому сектору» и СБУ — но начала. Так как «мессидж» был более чем понятен: убивать русских — безопасно и даже выгодно, получишь льготы, привилегии, какие-никакие, но деньги. Сочувствовать России, выступать за неё — означает быть бесполезно зверски убитым.
В тот момент был упущен один из самых блестящих шансов быстро, и с малыми жертвами прекратить эскалацию насилия на Украине, прервать выращивание фашистского, враждебного нам государства под самым боком у нас. Причём самое печальное, что это ничему не помогло. Россию всё равно на весь мир обвинили в «агрессии против Украины», и весь мир так и уверен, что мы на неё напали. Против России и так ввели множество санкций, которые отменять даже не думают. И наконец, сейчас странами НАТО при активном участии той же Украины неприкрыто и лихорадочно не просто готовится агрессия против той же России. Она уже активно осуществляется блокадой Приднестровья, засылкой на нашу территорию множества украинских террористов и подготовкой ими террористических актов, репрессиями против граждан Российской Федерации (о массовых убийствах людей, заподозренных в симпатиях к России, я даже не упоминаю). Словом, результаты нашей нерешительности оказались хуже, чем были бы от самого масштабного вторжения.
Было ли это ошибкой, или имел место злой умысел? Из дальнейшего моего повествования, из тех фактов, которые я приведу, вы сами сможете сделать вывод, на что всё происшедшее более похоже. Однако в данном случае удивительно точно подходит изречение Талейрана: «Это хуже, чем преступление — это ошибка».
Если же на миг отвлечься от наших чисто местных, «русско-украинских» реалий и взглянуть на проблему шире, то станет очень заметным, что правительство России один в один повторило ошибку Саддама Хусейна, вернувшего Ираку Кувейт — тоже когда-то его провинцию, так же как Крым, геополитически необходимую часть когда-то отторгнутой территории. Если уж так сложилась ситуация, что спорные территории нельзя оставить в руках противника, необходимо действовать решительно. Умеренность твоей позиции только подтолкнёт Запад к агрессии. Сами существующие лишь грабежом и убийством, европейско-американские «цивилизаторы» понимают только язык грубой силы. И всё равно ты будешь назван оккупантом и виновником войны. А в глазах твоих союзников — как местных, так и крупных мировых держав — ты будешь выглядеть нерешительным, ненадёжным военным партнёром, на которого нельзя рассчитывать. И в решающий момент ты окажешься совсем один, как оказался один Ирак.
И в завершение, как один, но яркий штрих, считаю нужным рассказать вам о «Львивськой кавьярне шоколаду».
Однажды мы решили поощрить наиболее выдающихся по своим достоинствам бойцов не только грамотами, но и плитками шоколада — типа маленький такой торжественный приз. Многие из них были женщины, так что «самое оно». Мне сказали, что очень хороший шоколад продают в «Львивськой кавьярне шоколада», совсем рядом с ОГА — ну и с парой товарищей мы туда наведались. Я сразу обратил внимание, что продавцы упорно игнорируют мои попытки объясняться с ними на русском языке и как заведенные говорят по-украински. При этом с выраженным донбасским акцентом. Понятное дело, будет кто-то что ли завозить «этнически чистых» укров, чтоб торговали в Донецке? Я сначала вежливо, потом всё более решительно потребовал уважать меня и беседовать со мной на том языке, на котором я обращаюсь к продавцу, тем более что для неё самой родной язык — русский. Тогда мне сказали: «Вы что, не понимаете, что ли?» Меня это окончательно задело, и крайне зловещим тоном я заявил, что я требуют прекратить беседовать со мной в нашем русском городе Донецке на искусственно сляпанном суржике австро-венгерских завоевателей. После этого у них, наконец, прорезалось понимание русского. Но что меня больше всего изумило — когда шли обратно, один из бойцов нашего отряда, по-моему, Дэн, сделал мне замечание, что типа, «не стоило так агрессивно беседовать». Поразительно — как показывает этот случай, уже лилась кровь, а многие, в том числе из нашего движения, всё ещё не понимали, что «язык» в данном случае — это ничуть не безобидная шалость, это средство ползучей агрессии, это способ разделить людей, чтобы потом заставить их убивать друг друга на радость заокеанским кукловодам.
Они влезают к нам под кровлю,
За каждым прячутся кустом.
Где не с мечами — там с торговлей,
Где не с торговлей — там с крестом.
Они ползут. И глуп тот будет,
Кто слишком поздно вынет меч.
Кто из-за распрей всех забудет
Чуму тевтонскую пресечь.
Глава 7.1. Роль религии
В продолжение поднятых в прежних эпизодах тем не могу не сказать несколько слов о роли религии. В чём-то это будет перекликаться с ранее затронутой темой идеологии — воспитательной работы в обществе. В годы Великой Отечественной войны наша Православная Церковь служила молебны «о победе Православного Воинства», за свои средства комплектовала танковые и авиационные части, активно сотрудничала с армией и органами госбезопасности — словом, изо всех сил помогала своей стране и своему народу. При том, что как сами иерархи Церкви сейчас рассказывают, тогда гонения на неё были жуткие и храмы почти все были то закрыты, то разрушены. Сейчас дело другое…
Лучатся золотом купола. В каждой деревеньке уже по великолепному Храму, а то и несколько. О великолепии автомобилей и резиденций церковного руководства уже и говорить не стоит — во всяком случае, Христос, ездивший на ослике, однозначно «не в тренде». Словом, Церковь нашим государством утешена, обласкана и пригрета. Что же в ответ? Спешит ли Церковь выразить столь же горячую поддержку своему народу в этот грозный час, когда ещё более могущественный и жестокий враг, нежели Гитлер, опять пришёл на нашу землю?
В храмах я не слышал ни одного молебна о «победе воинства Новороссии». На передке я видел очень мало воцерковленных православных — гораздо меньше, чем язычников, мусульман и так далее. Зато в рядах «Правого сектора» их до фига, и даже Порошенко — прихожанин Московского патриархата. Задал вопрос знакомому батюшке — тому, что из настоящих, тому, который приехал к нам ТУДА из безопасного Подмосковья, окормлял разведчиков перед боевыми выходами и отпевал тех, кому вернуться не посчастливилось. Был с нами в боях и за это заслуженно пользуется уважением у множества самых различных людей. Он махнул рукой и, вздохнув, тихонько мне поведал: «Патриарх не благословил (запретил) священникам ездить в Новороссию и молиться за воинство её». Я был шокирован. Не хотел верить в это. Но приехав сюда, послушал проповеди иерархов, почитал церковные журналы, которые издают для молодёжи.
Вот журнал для православной молодёжи «Ровесник». Тема номера — «Битва», и как вы думаете, сколько в нём статей о жестокой войне, которую мы ведём в Новороссии? Ни единой! Какие-то «битвы» в офисе (мелкие свары между офисным планктоном), «битвы» с самим собой, пара статей про парадно-глянцевых «десантников»… Без сомнения, все темы важные и актуальные. Но неужели важные настолько, что в такой момент, когда происходит вторжение в нашу землю и опять, как во времена татаро-монголов и Гитлера, встал вопрос о самом выживании русского народа, не нашлось места для хотя бы одной статьи о тех, кто это вторжение отражает? Живая Русская Церковь всегда была Церковью воинствующей, вдохновлявшей русский народ на защиту всех униженных и порабощённых, без различия расы и вероисповедания их. Где сейчас, когда порабощают и уничтожают наш, русский народ, пламенные проповеди о необходимости «душу положить за други своя»? Где огненные батюшки времён Куликова поля и Шипки, служившие молебен перед боем и потом шедшие в рядах жертвенной русской пехоты, вместе с ней, — к Победе или на встречу со Всевышним?
Как понимать позицию Церкви? Неужели настолько застлала глаза недвижимость, которой владеет Патриархат на Украине, что за этими «квадратными километрами» нет дела ни до страданий тысяч невинных людей, кстати, «чад церкви», ни до самой судьбы Русского Народа? Неужели обязательно нужен «богоборческий» режим и массовые репрессии в среде духовенства, чтобы новая поросль священников осознала свой пастырский долг перед Родиной, народом и Богом?
Мудрые древние зулусы говорят: «Всё, что есть на земле, когда-то было и когда-то будет ещё». Было время, когда пламенный Гермоген из заточения, умирая голодной смертью, рассылал по городам и весям России огненные призывы встать за землю и Веру предков, собрать ополчение, вышвырнуть из страны изменников и оккупантов. И в это же время увешанные золотом и драгоценными камнями, иерархи церкви присягали польским захватчикам, привечали их в Кремле, отрекались от веры предков ради мерзкого, насквозь лживого католичества. Они вкушали драгоценные яства, ходили в самых дорогих для своего времени нарядах, были важны, откормлены и влиятельны — казалось, что они определяют политику государства. Несомненно, они были гораздо более «адекватны сложившейся ситуации», чем уморенный голодом в ледяной каменной темнице Гермоген.
Кто теперь, кроме самых узких специалистов-историков, помнит имена этих иуд, этих предателей и изменников своего народа? А имена Гермогена и героев осады Троице-Сергиевой лавры будут сиять в веках, пока стоит наша земля и наша Вера!
Не раз они пред битвою, презрев ночной покой
Смиренною молитвою встречали день златой.
Не раз, сверкая взорами, они в глубокий ров
Сбивали шестопёрами литовских удальцов.
Глядят на них с любовию, святых ликует хор,
Они своею кровию Литве дадут отпор!
Господи, помоги нам!