Но больше всех других случаев мне навсегда запомнился один. В темноте зимней ночи металось и гудело пламя над небольшим домиком. После прямого попадания были ранены все, кто там был — мама, бабушка и двое детишек. Старшая, шестилетняя девочка, плакала и уговаривала маленького братика не бояться. А крошечный двухлетний братик её, раненный в крошечное детское бедро осколком, лежал тихо, как мышка, и не подавал признаков жизни. Схватив его на руки, я его выносил под отсветами пламени, по скользкому льду, и видел совсем рядом крепко зажмуренные, крошечные глазки и трогательные маленькие пальчики.
Слёзы катились по моему лицу рекой. Это был единственный случай, когда «на работе», в поле, я плакал. Мой медицинский расчёт — это были очень крепкие ребята. Отборные люди нашего подразделения, некоторые — ещё с опытом с первой Чечни. Но они все рыдали — всю дорогу, пока мы везли малыша и его родню в больницу. И до сих пор, когда мне начинают нести какой-то бред о «Минских соглашениях», о том, что «украинцы насильственно мобилизованные, они не хотели» и так далее, — я вспоминаю этого ребёночка. Мне этого достаточно.
Впрочем, я вспоминаю его и тогда, когда мне начинают говорить про «хитрый план Путина» — про то, что «мы не можем вмешиваться — Украина независимое государство». «Не бойтесь врагов — они в худшем случае вас убьют. Не бойтесь друзей — они в худшем случае вас предадут. Бойтесь равнодушных — с их попустительства происходит в мире предательство и убийство». Это с вашего попустительства, твари вы проклятые, было убито множество моих земляков, это на ваших руках — кровь их! И вы, мерзкие бесхребетные твари, вчера повторявшие лживую и мерзкую фразу: «Чего это наши ребята должны гибнуть на Украине», сегодня будете смотреть, как «ваши ребята» гибнут в Сирии. Предательство никогда не остаётся безнаказанным, и вам ещё многократно отольётся вся ваша подлость, трусость и равнодушие, с которыми вы смотрели, как убивают русских людей на Донбассе!
Эта глава о любимом городе завершается. Она получилась очень грустной. Причин тому множество. Во-первых, очень многие мои земляки оказались инфантильными особями, недостойными называться мужчинами. Они бросили своих женщин и детей и удрали — что скажешь о таких? Во-вторых, даже среди тех, кто пошёл служить, было немало таких, кто собирался наживаться, а не служить и защищать. И в-третьих, наше высшее командование, а именно — командир бригады. Именно его усилиями порядочных и энергичных командиров всячески вытесняли, а на их место всячески проталкивали подлецов и трусов типа Мерко.
Как же так вышло?
И вообще — я тут не раз прокатываюсь по «генералам» самыми нелестными словами. Неужели так было всегда?
Первый командир бригады, создавший её с нуля, был настоящий генерал. Позывной «Директор». Строгий, крайне решительный, очень умный и волевой, проницательный мужик. Сумевший за неполный месяц почти на 100 % укомплектовать штаты бригады с полного нуля, осуществить неплохое сколачивание подразделений, за пару месяцев сделать бригаду относительно боеспособной, — это совершенно уникальный показатель. Прекрасный рукопашник и стрелок, стрелявший со всего, до орудий включительно. Всегда уравновешенный, мудрый, с ходу глубоко вникавший в сущность самых сложных вопросов. Настоящий Генерал с большой буквы — подразделению под его командованием оставалось позавидовать. Помню, как однажды на общем собрании он сказал нам, офицерам бригады: «Ко мне и моим офицерам пытаются найти «подходы». Я считаю это недопустимым. Мы служим России, и наши офицеры получают достаточное жалованье, чтобы ни в чём не нуждаться. Кроме того, ходят слухи, что меня скоро снимут. Это неправда, я останусь с вами и поведу вас в бой, к победе».
Увы, доблестный генерал ошибался. Кое-кому гораздо более влиятельному, чем он, не нужна была никакая победа в Новороссии. Нужна была возможность под видом «гуманитарной помощи» подрывать экономическую мощь России, расхищая и передавая эти грузы хохломутантам. Недаром содержимое каждого гуманитарного конвоя, как правило, быстро всплывает в Киеве. И нужно было создать условия, в которых самые порядочные, преданные России добровольцы — и местные, и приехавшие со всех уголков России, — будут гибнуть, массово и без всякой пользы. И вскоре наш генерал представил нам своего преемника. С дряблым личиком, безвольным подбородком и бегающими глазками. Нашего боевого генерала сняли за три дня до наступления. Что это как не вредительство — снимать человека, который создал всё, и в курсе всего — перед самым наступлением?
Скоро новый генерал, так называемый «Соколов», с позывным «Брест», покажет себя с «наилучшей» стороны. Множество пролитой впоследствии бойцами бригады крови — на его совести… Впрочем, обо всём по порядку.
Глава 12. Вещи войны
Когда я был совсем молод и так же совершенно глуп, в какой-то знаменитой приключенческой книге, чуть ли не в «Трёх мушкетёрах», прочитал концептуальное: «Он за собственные деньги пошил себе шикарный офицерский мундир». Прочитал и удивился — зачем шить мундир за деньги, если тебе его в армии и так выдают. Теперь, как часто бывает в жизни, Милостью Божией, я получил ответ на этот вопрос. Когда впервые увидел, ЧТО выдают нам в качестве «формы» и «бесплатно». Лично для меня, по моему восприятию, настоящий офицер всегда должен быть готов, что в том мундире, в котором он служит, его и похоронят. И как только я представил, как я буду выглядеть в ЭТОМ в глазах всех тех боевых побратимов, которые придут проводить меня, если это понадобится, мне сразу стало понятно наивное и трогательное желание вышеупомянутого персонажа выглядеть достойно на самом последнем параде в своей жизни. Так что настоящий офицер всегда узнаваем по тщательно ухоженной форме, — а если уж совсем нет денег ни на что крутое, то даже простой чёрный стеганый ватник — честная и старинная русская боевая одежда, — лихо будет сидеть на нём, аккуратно подогнанный, как влитой, как на Латыше, чья рота в зверский мороз, в чистом поле, с тремя автоматами на взвод, под шквальным огнём вражеских батарей прямой наводкой отгоняла без гранатомётов вражеские танки. Один из них подъехал к блокпосту метров на 10, стрелял в упор — но нервы танкистов не выдержали, и они сбежали…
— А вот это — след от «Града».
Собеседник — офицер нашей бригады, с жилистым сероватым от недосыпания лицом честного служаки, с показной небрежностью указывает на тщательно заштопанный, идеально круглый след укуса вражеской картечины на хорошем импортном камуфляже, строго напротив коленной чашечки.
— Штаны порвало вдребезги, а кожу даже не оцарапало, вот ведь как бывает…
Эта напускная небрежность, как и внешняя скромность, как и качественный камуфляж, купленный на скромные гроши нашей копеечной зарплаты — милая слабость человека, который каждый день идёт умереть за Родину, и только милостью Всевышнего всё ещё жив. Это мягкий намёк собеседнику: «Я по штабам не отсиживался, я ТАМ был, и постоянно бываю!»
Бесконечное русское поле, низкое серое небо и чудовищный частокол встающих одновременно отовсюду разрывов снарядов РСЗО. Свист осколков, смерть отовсюду, хрипящий друг, которого тянешь на закорках, бегом по пахоте — сквозь разрывы, к такой далёкой «девятке», на которой, если повезёт, надо успеть отвезти раненого в больницу.
— Надо же, удивительное совпадение. У меня — точно там же, на колене. Правда, это пулевое.
Собеседник смотрит иронично и в то же время смущённо — типа «уел». Пулевое ранение — относительная редкость на этой войне артиллерийских группировок. Это надо суметь — подойти к врагу достаточно близко, чтобы видеть его глаза, чтобы стрельба друг в друга стала личным делом. Эх, были раньше времена, когда мужчины были мужчинами, а женщины — женщинами. Тогда воины сходились лицом к лицу, и повергали захватчика наземь ударом меча, уколом копья. Ныне мужчины стали мнительными и волнительными — и даже убивать друг друга предпочитают, как в компьютерной игре, наводя удары артиллерийских батарей и систем залпового огня по сложной сетке координат, издали, так, чтобы тебя никто и не видел.
Да, тогда было интересно. Яркий солнечный день, рядовая спецоперация, к которой никто не готовился — потому что времени было мало, а работы пропасть, и потому что снаряжения почти и не было, как и опыта. По одному запасному рожку на ствол, ни гранат, ни броников, не говоря уже о гранатомётах. И противник — великолепно подготовленные профи, которые заранее выставили засаду. Как оказалось, и дом был заранее подготовлен к этому: начиная с затонированных окон со специальной ударостойкой плёнкой — сами невидимые для нас снаружи, они видели нас как в обычное стекло и расстреливали метров с тридцати, как в тире, — и заканчивая заранее подготовленными лёжками в подвале, в которых можно было без особого риска перетерпеть удар «Шмеля».
Я смотрел, как борт нашего «фордика», за который мы успели запрыгнуть, прямо перед глазами покрывается рябью аккуратных круглых дырочек, слышал, как шипит воздух из пробитых скатов и звенят высекаемые пулями из бортов машины осколки, и мучительно осознавал, что какая-то из следующих пуль неизбежно станет моей, потому что на такой дистанции и при такой плотности огня шансов нет. Наши очереди буровили аккуратные дырочки в непрозрачных стёклах, не в силах обрушить их водопадом, а матёрый враг перемещался за их зеркальными поверхностями и бил по своему усмотрению, невидимый, а стало быть — неуязвимый.
Потом полетела кровь. Никогда не думал, что в реальной жизни кровь может разлетаться, словно в фильме — крупными, тяжёлыми каплями, — так, что на очках они повисли, как в кино на стекле видеокамеры. Это ранило нашего пулемётчика и его надо было срочно перебинтовать, пока не истёк кровью. Потом кончились патроны у ребят — они лупили очередями, а я — одиночными. Выщелкиваешь патроны из рожка и кажется, что с каждым патроном отдаёшь год жизни. А может — и всю её. Эти брюки на мне и сейчас, когда я уже полгода не на войне, — и аккуратная незаштопанная дырочка на колене по-прежнему теплит сердце яркими воспоминаниями.
Когда-то давно, много лет назад, с родственниками мне довелось съездить на фестиваль русских воинских искусств. Собрание в одном месте огромного количества единомышленников — настоящих патриотов, любящих свою Родину всем сердцем, создавало необыкновенную атмосферу, и её тепло живет у меня в сердце и поныне. Там, среди прочего, я увидел много маек с изображениями русских национальных героев и соответствующими надписями. Прошло совсем немного времени, и я захотел себе такую же. Как символ своего мировосприятия, как знак своей гражданской позиции. Естественно, стал активно думать — кого же из героев выбрать? Наш пантеон воинской славы исключительно богат: есть Суворов, есть Кутузов, есть святой благоверный князь Александр Невский, — словом, всех сразу и не перечислишь. Какую же футболку выбрать? Не скрою, над этим вопросом я не спеша поразмышлял — тогдашняя ситуация мне позволяла. Суворов, Кутузов, Дмитрий Донской, Жуков, Невский — без сомнения, великие полководцы. Однако более-менее знаменитые воители есть почти у любого государства, и без тщательного внимательного разбора их жизненного пути разница между ними и нашими военачальниками почти незаметна. Тогда, после долгих раздумий решил: герой, изображённый на ней, должен являться средоточием именно русского духа, воплощением таких воинских и человеческих качеств, которые присущи только нашему великому народу. Примером такого подвига, равного которому другие народы не знают.
Зима 1237 года была особенной — она могла стать самой последней в истории существования русского народа. Самая совершенная оккупационная армия всех времён и народов, татаро-монгольская, пришла в наши края. Орда имела огромный опыт войн, до сего момента не было народа, который смог бы устоять перед ней. И одной из важных особенностей военной «технологии» кочевников была запредельная, даже для своего времени, жестокость. В тех местностях, где им оказали сопротивление, они убивали поголовно всех местных без различия пола и возраста. В южных областях России было вырезано 9/10 населения. Теперь такая же участь ждала земли северные.
Боярин Евпатий Коловрат был некрупным военачальником в Рязанском княжестве. Известно о нём немногое. По некоторым данным, он был язычником — впрочем, в то время язычество было распространено весьма широко. Точно мы этого не знаем — но разве Вера имеет значение большее, чем любовь к своей Земле и готовность не на словах, но на деле явить настоящую любовь к ближним своим? «Если я знаю все языки мира, прославлен бесчисленными делами Веры и сотворил бесчисленно добрых дел, но любви не имею — что мне в том?» И ещё: «Нет большей любви, нежели та, когда кто положит живот свой за други своя…»
С небольшим отрядом своих людей он выполнял какое-то поручение князя, и когда вернулся в родную Рязань, застал на её месте лишь огромное пепелище, усеянное трупами.
В те времена набеги и погромы были не редкостью, а понятия «патриотизма» в нынешнем виде не существовало, особенно в христианской Европе. Случаи, когда военачальники разгромленной стороны массово переходили на службу победителю, были не просто часты, а скорее являлись нормой — жить-то надо! Коловрат принял правильное решение, отличающее НАСТОЯЩИХ людей: есть вещи гораздо важнее жизни. Тем более, собственной. Со своим крошечным отрядом он погнался за многотысячной (по самым скромным подсчётам — не менее сорока тысяч, по максимальным — около ста тысяч человек) ордой. Видимо, он пользовался большим авторитетом у своих бойцов, потому что они последовали за ним на совершенно неизбежную смерть. Мы не знаем, какие слова он нашёл, что сказал своим воинам — но разве это имеет значение? По пути отряд собирал всех местных, которые спрятавшись, смогли чудом выжить, — и к моменту, когда они обрушились на противника, их было более тысячи человек (по некоторым данным, до трёх тысяч). Голодных, кроме дружинников Коловрата — вооруженных чем попало, без доспехов, без всякой воинской выучки. Против десятков тысяч закалённых в боях кочевников — силы, которая на тот момент покорила полмира и собиралась проделать то же самое со второй половиной.
Видимо, Коловрат был опытным военачальником. Он сумел провести свой отряд сквозь сеть многочисленных, известных бдительностью на посту, монгольских дозоров, и ярый крик русских воинов заплескался в воздухе, когда крошечный отряд мстителей врубился в хвост многотысячной вражеской колонны. «Ура!» — это древний воинский клич, призыв бога Солнца Ра, с ним русский воин идёт на смерть за Родину с незапамятных времён, распахнув на груди рубаху, не считая ни врагов, ни своих ран.
Летели наземь захватчики, красила снег Русской земли их поганая кровь. Воодушевлённые праведным гневом и чувством мести, немногочисленные ратники творили чудеса. Одетые в лохмотья, испачканные сажей родных пепелищ ополченцы, приставшие к отряду, показались монголам восставшими для воздаяния мертвецами. Паника охватила огромное вражеское войско. В бегстве и суете было задавлено бойцов и лошадей больше, чем зарубили ратники Коловрата.
Тогда Батый, щуря свои усталые, многоопытные в битвах глаза, бросил на них свой ударный тумен тяжёлой конницы. Десять тысяч отборных всадников, поседевших в битвах, в самых совершенных для того времени доспехах, — против горстки кое-как вооружённых, в большинстве гражданских и необученных людей. Вёл элитный тумен зять Батыя, Хосаврул, лучший поединщик татарского войска.
«Евпатий же был богатырь силою». Это единственное, что мы знаем о нём наверняка. Потому что в поединке он «разрубил Хосаврула на-полы» — то есть пополам, до седла. Ведомые им воины дрались за Родину как надлежит — берсерками. Лезли на сталь и копыта, не чуя ран и не ведая усталости.
Тумен был рассеян. В жестокой сече Батый потерял помимо зятя ещё нескольких родственников, — в том числе племянников и внуков.
Прошли сутки ожесточённой резни. Немногие уцелевшие воины Коловрата стояли плечом к плечу на небольшом холме, со всех сторон окружённые остатками пусть сильно потрёпанной, но всё ещё многочисленной Орды. Правда, никто более не смел вступить с ними в бой — те, кто был настолько отважен, в рядах оккупантов закончились.
Батый послал к Коловрату сказать: «Во многих землях мы бились — нигде не видел такого воина. Переходи служить ко мне. Будешь сидеть от меня по правую руку, а после смерти моей унаследуешь моё царство».
Мы точно не знаем, что ответил ему Коловрат. Скорее всего, именно тогда прозвучало знаменитое «Русские не сдаются!». С ним потом, много веков подряд, русские ходили на штыки шведов, пули пруссаков, картечь французов, снаряды немцев.
Русских воинов расстреляли из тяжёлых стенобитных орудий. Несколько десятков выживших воинов ранеными попали в плен — Батый распорядился отпустить их, чего татары обычно никогда не делали. Коловрат был похоронен с почестями.
После произошедшего Батый был вынужден крепко задуматься. Его войско понесло очень тяжёлые потери, причём самыми лучшими бойцами. Боевой дух оказался надломлен: глядя на горстку павших русских и сравнивая её с бесчисленными грудами тел своих убитых, каждый оставшийся в живых воин задумался: что будет, если появится ещё один такой отряд? Или два? Батыю, как хану, нужно было думать не только о том, как завоевать и покорить территорию — ему нужно было ещё и подумать о том, как её впоследствии удержать. Ясно было, что если он продолжит действовать в привычном татарам стиле — массово убивая местное население, — неизбежно появятся ещё мстители типа Коловрата. Потери станут неприемлемыми. И тогда он остановил движение Орды на Север. С северными землями России были проведены переговоры, заключён пусть и унизительный, но мир. Позже выходцы из северных княжеств России стали потихоньку заселять южные, опустошённые набегом земли. В том, что тогда, в первую, самую горькую годину нашествия, сохранился сам русский народ, что мы, русские, сохранили тогда Веру и генотип наших предков — великая заслуга Коловрата и его малого отряда.
Прославлены Евпатий и его воины были много позже. Немногие уцелевшие в то время князья и бояре, пошедшие в услужение Орде, не проявившие и сотой доли воинского духа и мастерства, которые явил Коловрат, не были заинтересованы в восхвалении его имени и его подвига. Церковь пользовалась особым покровительством захватчиков — она не призывала на всенародную борьбу, оккупанты в ответ даровали ей многочисленные привилегии. Ей тоже хвалить Евпатия было не с руки.
Нам хочется верить, что самого воина это не слишком огорчило. Он со своими людьми несомненно пребывает в чертогах Всевышнего, среди прочих бесчисленных воинов — мучеников российских, «за Веру и Отечество живот свой положивших», и оттуда молится за крепость Земли Русской и твёрдость её защитников. Что ему непостоянная слава от трусливых и подлых временщиков, лижущих сапоги захватчиков? Кто теперь помнит имена всех тех спесивых, пузатых, богато одетых бояр, князей, архиереев, пресмыкающихся в ногах немытых кочевников? А имя Коловрата помнят на Руси поныне. Как символ беззаветного служения Родине, самопожертвования за неё, высокого воинского и полководческого мастерства. Кажется, что современный девиз спецназа «Максимальный результат минимальными средствами» списан именно с подвига горстки его воинов. И ещё одно изречение великого политического деятеля России очень точно подходит к имени доблестного рязанского воеводы: «Враги нанесут много мусора на наши могилы, но ветер Истории развеет его».
Тогда я и решил, что хочу футболку с изображением Евпатия Коловрата. Однако такой мне не попадалось. Мы даже съездили в Рязань, на родину героя, посетили памятник и множество исторических мест, однако футболки мне так и не встретилось. Прошло несколько лет. И вот, когда я служил в ЦСО МГБ ДНР, командир нам объявил, что наше подразделение называется «спецгруппа Евпатий Коловрат», и раздал футболки с его именем и изображением. В этой футболке я принимал присягу ДНР на площади Ленина — на многочисленных фотографиях этого торжественного события виден суровый лик древнего русского воина и надпись «Евпатий Коловрат». Теперь для меня — это одежда для особенно торжественных случаев, я очень дорожу ей. И каждый раз, надевая её, я думаю о том, что Всевышний, пусть и весьма неожиданно, непременно воплощает в жизнь наши мечты. Только мечтать нужно правильно, о вещах порядочных и честных, о непреходящих ценностях — на все времена…
…На входе в штаб нужно обязательно сдавать оружие. Часовой придирчиво и внимательно, с оттенком неподдельного восхищения, рассматривает мой нож. Это настоящий, заслуженный, весь чёрный «Ka-Bar». Легенда в мире холодного оружия, знаменитый бренд. Совершенство обводов, хищное благородство линий, крепь рукоятки, изогнутое жало клинка.
— Какой у вас нож… Зачем начмеду такой?
Что ему скажешь? Как бросало блики солнце с полотна другого, попроще ножа, когда мы с Ангелом вдвоём, каждый со своим клинком, шли на вражескую ДРГ? Или как оттягивала ладонь тяжесть арматурины, когда в отряде Вадика на трассе Горловка-Донецк мы ждали прорыва противника в город — вдесятером против сотен? Начмеды бывают разные…
— Это подарок. Мой друг — офицер русского спецназа. В Чечне завалил американского наёмника. Взял с трупа твари этот нож. Не расставался с ним нигде, прошёл много горячих точек. Сюда, на эту войну, он приехать уже не смог — годы не те. И прислал мне этот нож — как символ, как напоминание о том, что я должен закончить эту войну.
Часовой уважительно кивает, почтительно принимает и прячет нож.
Много позже, перед ответственной боевой операцией, командир нашей роты разведчиков, Шайтан, навестит меня. Сидя в моём кабинете, достанет точно такой нож, за показной небрежностью пряча нежность к прекрасному оружию, даст подержать. Я улыбнусь, и в ответ подам свой. Он внимательно рассмотрит, убедится, что они — два близнеца, только с разными серийными номерами на обухе, и с очаровательной непосредственностью настоящего воина, который всегда — ребёнок, воскликнет: «Но мой — всё равно круче!» «Конечно, брат, ты же — разведчик!» — вполне серьёзно отвечу я. Разведчики — самый почитаемый мною род войск. Самые толковые, самые решительные, самые жертвенные люди в наших войсках. Я с пониманием отношусь к маленьким слабостям этих воинов, которые всегда ходят слишком близко к Богу, и очень ценю их, стараясь словом и делом всегда поддержать. Как знать, «может быть на этом снимке вместе мы — в последний раз».
Увы, так оказалось и в этот раз. Не прошло и недели, как Шайтан покинул нас — вместе со своим замом пал при освобождении от укромутантов Озеряновки, пригорода моей родной Горловки. А этот нож теперь — ещё и напоминание мне о нём, доблестном, порядочном, честном, стойком и всегда, в самых тяжёлых обстоятельствах, весёлом…
Глава 12.1. Тренды в обществе
Сейчас общество насквозь пропитано «нисходящими» трендами — не мобилизационными, но напротив, нацеленными на деградацию. Смешение мужских и женских ролей, насквозь «женственное» воспитание, отказ от больших целей и на словах — вроде бы восхваление, на деле — панический ужас перед героями и подвигами. Причины этого очевидны: чем более однородна масса и чем менее выражена инициатива (а герои — всегда личности с яркой инициативой) — тем легче этой массой управлять. Однако каждая медаль имеет оборотную сторону. Мало того, что если с управлением что-то не заладилось, такая масса не способна выдвинуть людей, которые смогут наладить управление. Хуже то, что правящие круги, запустив и поддерживая в своих интересах «процесс деградации» управляемых масс, неизбежно сами начинают деградировать. Вместо того, чтобы стремиться развиваться, прогрессировать и таким образом сохранить за собой лидирующие позиции, они просто стараются «опустить» всех окружающих — и утратив стимулы к развитию, в свою очередь неизбежно деградируют сами.
Если совсем кратко — в этом и проявляется различие начала Божественного и дьявольского — как в отдельном человеке, так и в обществе в целом. Торжествует второе — деградация во всех её проявлениях: отрицательная рождаемость, унификация и утрата Божественного разнообразия и индивидуальности в людях, подмена смысла жизни и т. д.