– А что ты скажешь о постапокалиптической программе Мэнсона? – не отставал от рассказчика Стерлинг. – Разве это не сатанизм чистейшей воды?
– Билл, я понимаю, что ты видел лишь те телевизионные передачи о «семье» Мэнсона, которые вели исключительно христианские проповедники, – улыбнулся Матиас. – Это они искали связь между Мэнсоном и «Церковью Процесса Последнего Суда», а также Лавеем – вовсе не полиция! Действительно, в учении Чарльза Мэнсона имел место постапокалипсис, однако его следует рассматривать с расовой и экономической точки зрения, а вовсе не религиозной. Признайся, – он посмотрел на друга долгим взглядом, – что тебя, вероятно, куда больше взбесило то, что Мэнсон, согласно показаниям его «семьи», считал себя Иисусом Христом, не так ли?
– Может быть, – неопределенно ответил Стерлинг.
– При этом, заметь, он никогда не называл себя Сатаной или Антихристом, – взмахнул рукой Гэри. – Не видишь ли ты сам противоречия, Билл? Где же здесь сатанизм, который ты столь упорно декларируешь? Согласен, Мэнсон намешал такой коктейль из расизма, восточных философий и «нью эйдж», что им очень трудно не захлебнуться. Впрочем, думаю, все куда проще: «семья» настолько плотно сидела на наркотиках, что ребята без какого-либо учения готовы были хвататься за оружие в любое время. Тем более что запрещенные вещества требовали кучи денег на их приобретение. Поэтому грабеж и воровство, я в этом уверен, и являлись истинной причиной деяний «семьи», а вовсе не какой-то «темный культ», приписываемый Мэнсону и членам его группы обвинением.
– Хорошо, Гэри, – заключил Уильям. – Пусть каждый из нас останется при своем мнении.
– Да на здоровье, – отреагировал тот. – Просто я не знал, что тебя настолько это занимает.
– Я обязан знать секты, – простодушно ответил Стерлинг, – чтобы вовремя указать людям на опасность, которую они заключают в своих учениях.
– Раз вы заговорили про убийц, – неожиданно включился в разговор Джек, – не доводилось ли слышать о Воне Гринвуде? Он был арестован в семьдесят пятом. Я подумал, что если мы говорим о Калифорнии, то этот тип тоже отсюда: почти все преступления он совершил в Лос-Анджелесе.
– Знаю и об этом, – подтвердил Матиас. – Этот парень убил около десяти человек, причем всегда пил кровь своих жертв. Его приговорили к пожизненному заключению.
– Не представляю, откуда такие вообще берутся? – искренне возмутился Уильям. – Вроде люди как люди, а занимаются убийством себе подобных!
– Эх, дружище, ты не понимаешь главного, – остановил его Гэри. – Дело как раз в том, что они далеко не обыкновенные люди! Они думают совсем иначе, нежели ты или я. Например, сейчас в одной из калифорнийских тюрем содержится Эдмунд Кемпер. Когда я узнал его историю, то сразу понял, что между нашим мышлением и его – огромная пропасть. Я вернулся со службы в Германии, и эта история сразу заинтересовала меня. Кемпер был арестован в семьдесят третьем году.
– А о чем он думал? – поинтересовался Теодор, глядя на рассказчика.
– Честно говоря, об этом даже трудно сказать. Ну посуди сам, когда он был мальчиком, то любимой его игрой была следующая: он воображал себя преступником, которого ведут на казнь, причем заставлял своих младших сестричек играть роль собственных палачей, представляешь? А когда одна из них, знавшая о влюбленности Эдмунда в свою учительницу, в шутку спросила его, не хочет ли он ее поцеловать, брат ответил: «Для того чтобы ее поцеловать, сперва я должен ее убить!»
– Какой ужас, – пробормотал Вэйер, поежившись.
– Кемперу не исполнилось и пятнадцати лет, когда он застрелил из ружья собственную бабушку, – продолжал Гэри, проигнорировав реплику товарища. – После этого юного убийцу закрыли в психиатрической лечебнице. И врачи были весьма удивлены его интеллектом. Я читал, что IQ Кемпера превышал сто пятьдесят баллов. Не говорит ли это о том, что он просто не мог думать, как остальные? – заключил Матиас.
– Несомненно, – буркнул Уильям, складывая руки на груди.
– Когда он спустя несколько лет вышел на свободу, то попытался устроиться в полицию, – рассказчик легонько усмехнулся. – Правда, с этим у него не сложилось. Зато у него появилось много знакомых и друзей среди детективов, чем он, кстати, впоследствии отлично пользовался, за бокалом пива выведывая, как они ловят… его самого! – Гэри усмехнулся еще раз. – Впрочем, не буду забегать вперед. Словом, менее чем за год Эдмунд убил десять девушек, а предпоследней жертвой стала его собственная мать. Интересно и то, что он сам сдался в руки полиции, убедившись, что его просто не могут поймать. Он позвонил одному из своих знакомых детективов, с которым неоднократно выпивал, и сознался в преступлениях. Более того, Эдмунд терпеливо дождался стражей закона там, где и назначил им встречу.
– Я что-то начинаю вспоминать об этом, – пробормотал Мадруга. – Видимо, мне тоже попадалось в газетах о Кемпере.
– Да ладно, в прессе был такой ураган! – всплеснул руками Гэри. – Кемпера называли «Убийцей-интеллектуалом» или «Большим Эдом»: он был настоящим гигантом выше шести с половиной футов. Кстати, он сидел в том же тюремном блоке, что и упоминавшийся в нашей беседе Чарльз Мэнсон. Кемпер, видимо, согласно своим детским мечтам, требовал для себя смертной казни, но суд, сославшись на действующий в Калифорнии мораторий, отклонил его просьбу и влепил ему восемь пожизненных заключений.
Друзья молчали, размышляя об услышанном.
– Да ты словно занимаешься этим систематически, Гэри! – не выдержал Стерлинг.
– Чем, Билл? – искренне не понял тот.
– Да своими убийцами, которые думают не так, как остальные. У меня такое впечатление, что ты их просто коллекционируешь.
– Не-е-ет, – протянул Матиас. – Просто я стараюсь быть в курсе всего, что происходит в мире и уж тем более в нашем штате. И если бы я коллекционировал, по твоему выражению, убийц, то начал бы с нашего соотечественника-калифорнийца – Зодиака.
– Откуда тебе известно, что он калифорниец? – удивился Мадруга. – Об этом человеке вообще ничего не известно, поскольку он до сих пор так и не пойман.
– Простое допущение, – ответил Матиас. – В любом случае, он орудовал здесь, в Калифорнии, и с этим надо считаться.
– О нем не слышно уже много лет, – вставил Стерлинг. – Может быть, он куда-нибудь переехал?
– Или даже умер, – добавил вдогонку Теодор.
– О, зато теперь мы можем говорить о личности, которая известна всем! – хлопнул в ладоши Матиас. – Впрочем, одновременно с этим Зодиак никому не известен.
– Он водит за нос полицию столько времени, – сказал Теодор. – А у нее до сих пор нет… э-э-э… никаких зацепок.
– Почему же? – парировал всезнающий Гэри. – У полиции есть зашифрованные письма, отправленные преступником в редакции газет, где он, по собственному заверению, оставил свое настоящее имя.
– Зодиак мог обмануть, – разумно возразил Джек. – К тому же его письма уже несколько лет как перестали приходить.
– Полиция абсолютно сбита с толку, – добавил Стерлинг. – Я читал, что у нее совершенно нет подозреваемых, и это в свете того, что ее сотрудники допросили более трех тысяч человек, хоть чем-нибудь подпадающих под признаки Зодиака.
– Самое смешное, – вставил Матиас, – что в какой-то момент в числе подозреваемых оказались, собственно, некоторые ее сотрудники. В одной из телепередач говорили, что под подозрение попала группа детективов, непосредственно занимавшаяся установлением личности и поисками Зодиака. Впрочем, все они были оправданы. Я слышал по радио, что некоторые полисмены связывали деятельность Зодиака с «семьей» Мэнсона и даже предполагали эту связь очевидной, ведь «семья» действовала в то же время и в том же месте, а Зодиак в своих преступлениях, совсем как эти ребята, использовал нож и пистолет…
– Я тоже слышал об этом, – подтвердил Джек. – Зодиак оставил много загадок…
– …и первая из них – сколько человек он убил на самом деле? – подсказал ему Гэри. – Полиция убеждена, что жертв было семь, двум из которых удалось выжить после его нападения, тогда как сам Зодиак уверяет, что убил тридцать семь человек.
– Мог соврать, – предположил Уильям, потирая лоб. – Чем убийца отличается от отца лжи, имя которому Дьявол?
– Не исключено, – кивнул Матиас. – Но я, равно как и некоторые следователи, полагаю, что Зодиак – это Артур Аллен: уж слишком много улик указывает на этого человека.
– Каких еще улик? – удивился Уильям. – Их нет ни одной!
– Прямых нет, – согласился Матиас, – но в любом случае жизнь и поведение Аллена чересчур подозрительны.
– Так почему же тогда он сейчас на свободе? – изумился Мадруга. – Будь он под подозрением, его ни за что не выпустили бы из тюрьмы.
– Не беспокойся, дружище, – успокоил его Матиас. – Хоть его вина не доказана, он наверняка под наблюдением. Я думаю, что раньше или позже Аллен чем-нибудь выдаст себя.
– Он также подозревался в совершении убийств в Санта-Розе, – печально выдохнул водитель. – Трудно поверить, что все это происходит прямо у нас в Калифорнии.
– Аллен хитрее, чем кажется, – резюмировал Гэри, прищелкнув пальцами. – Но меня удивляет другое: именно в момент его заключения с семьдесят четвертого по семьдесят седьмой год Зодиак не написал в газеты ни единого письма!
– Вот! – внезапно сказал Джеки, впервые подавая голос.
– Опять-таки, бездоказательно! – не унимался Стерлинг. – Аллен всего лишь находится под подозрением, как и некоторые другие…
– …среди которых, кстати, и тезка нашего дорогого Медвежонка – Тед Банди! – съязвил Матиас, глянув на Вэйера. Тот пропустил шутку товарища мимо ушей.
– Я вспомнил еще одно страшное дело, только на сей раз это случилось не у нас в Калифорнии, – неожиданно молвил Мадруга. – Убийца, как и Зодиак, не был ни пойман, ни осужден.
– О ком ты говоришь? – спросил приятеля Гэри.
– Об Оклендском душегубе, – вздохнул Джек, глядя на дорогу. – Он жестоко убил нескольких детей.
– Верно, это ведь прошлогоднее дело! – Матиас хлопнул себя по лбу. – Впрочем, следствие по нему ведется до сих пор, несмотря на то, что убийства прекратились.