Меня удивляет и тот факт, что Лиам не явился сюда, хотя, конечно, Марта и не должна была бы приглашать его. И с какой стати Лиаму приходить, ведь мы с ним уже не вместе. Мне вспоминается песня, с которой он всегда начинал встречи.
Все так радостно, так ладно
У золотисто-шоколадных.
Дейзи, крестница Рэйчел, находит меня на улице, под козырьком, где я курю. Она набросила пальто на тоненькую черно-белую тельняшку и джинсы. Дейзи обнимает меня и говорит:
– Мне ее так не хватает!
Я киваю, уткнувшись подбородком в ее плечо.
У них была договоренность. Если что-то случится с Хелен, Рэйчел возьмет Дейзи к себе. Я даже внутренне была готова к чему-то подобному. Когда Дейзи была помоложе, я думала, что если Рэйчел действительно придется удочерить ее, я сама перееду к ним, чтобы помогать сестре. И такая мысль о предстоящей ответственности даже восхищала меня.
– Рэйчел хотелось бы, чтобы ты взяла какую-нибудь ее вещицу на память, – говорю я.
– Какую?
– Понятия не имею. Просто зайди к ней в дом и выбери что-нибудь сама.
Мы возвращаемся в паб. Никто не хочет говорить о том, что произошло, и о том, как именно я обнаружила ее. Все считают это ужасным – обсуждать последовательность недавних событий – и, видимо, ждут, что я начну говорить о жизни Рэйчел, что мне, от отчаяния, и приходится сделать. Но и о случившемся ужасе мне тоже хочется поговорить, причем не только с полицейскими. Например, самой Рэйчел уж точно захотелось бы узнать все в мельчайших подробностях.
Я снова направляюсь в туалет. Возвращаясь в бар, я замечаю, что толпа поредела. Голова у меня поникает. Марта выводит меня на улицу. Я молча прижимаюсь к ней, пока мы бредем по центральной улице.
У себя в номере я смываю косметику с глаз и губ и бросаю испачканные тампоны в мусорное ведро. Марта забирается в кровать. Она кладет подушку посередине, как всегда это делала еще во времена нашего студенчества, и говорит:
– Это чтобы защищаться. Я же тебе все лицо изуродую, если вздумаешь перетянуть на себя мое одеяло.
Собака вращается под потолком. Я слышу, как пес поскуливает. От падения шея у него не сломалась, и поводок сейчас душит его. Я встаю на кровать и тянусь руками вверх, чтобы достать до него. Если я приподниму пса хотя бы на пару сантиметров, он сможет дышать. Но я не достаю до него, да и самого его здесь больше нет, а Марта зовет меня по имени.
Глава 20
Утром мы с Мартой сидим за столиком возле гостиницы, одетые в пальто. Она курит, мы смотрим на проходящие мимо поезда со сверкающим металлом, пассажиры такие серьезные в свете зимнего солнца.
– Ведущий детектив хочет открыть свой собственный рыбный ресторанчик в Уитстейбле, – говорю я.
– А второй что?
– Он очень умный. Оба детектива умные, но я не знаю, насколько хорошо они выполняют свою работу.
Весной около «Охотников» устанавливают белые холщовые зонтики. Как раз их я и высматривала всякий раз, когда подъезжала к станции, именно эти четыре грубых парусиновых зонта. Так я понимала, что приехала. Сейчас наш столик пустой, и я передвигаю свою чашечку с кофе к отверстию в середине стола.
– Ты хочешь, чтобы это дело получило широкую огласку? – спрашивает она.
– Нет, – резко отвечаю я. Марта тушит свою сигарету и чего-то ждет. – Самые нашумевшие дела никогда не разгадываются.
– Правда?
В тишине мы вспоминаем имена известных жертв. Я кладу руки на колени. Над нами проплывают облака.
Марта обута в замшевые ботинки, на шее у нее льняной шарф. У ее семьи имеется поместье в Сайренсестере с винным погребом и оружейной комнатой, что ее всегда немало смущает. На одной из моих любимых фотографий Марта стоит на холме, покрытом вереском, преломив винтовку в руке.
– Может быть, ты хочешь организовать частное расследование? – спрашивает она. – Я нашла одного сыщика в Оксфорде с отличными рекомендациями.
– Нет, пока что не хочу. Не стоит вмешиваться в работу полиции. И все же попрошу тебя об одной услуге. Ты поможешь мне сдать в наем мою квартиру?
– Ты до сих пор не хочешь вернуться?
– Полиции нужно, чтобы я пока что оставалась тут.
– И сколько же это продлится?
– Они мне не сказали. – Я их хорошо понимала и сама не думала пока что возвращаться домой. – Рэйчел говорила, что тут что-то не так с самим городом, это было всего несколько недель назад. Она выставила свой дом на продажу и сняла квартиру в Сент-Айвсе. Мне кажется, сестра хотела скрыться от кого-то.
– Но не обязательно, что убийца жил в Марлоу.
На станции в динамиках раздается характерный звук, и автомат сообщает нам о прибытии лондонского поезда. Мы одновременно поворачиваем головы и прислушиваемся. Марте скоро надо уехать в город, у нее назначена важная встреча.
– Ты можешь себе позволить оставаться здесь?
– Я взяла кредит.
На крыше гостиницы сверкает золотой петух. Верхний предел моей кредитной карты составляет восемь тысяч фунтов. Когда я доберусь до этой цифры, нужно будет оформлять другую карточку.
– Приезжай ко мне и живи у меня, – предлагает Марта, но я отрицательно мотаю головой. – Ну, тогда я сама сюда приеду.
– Не сможешь.
– Я бы не против немного отдохнуть.
– Врешь.
Марта играет в пьесе Кэрил Черчилль в театре «Роял-Корт». Я видела эту постановку в начале месяца. Там занято всего два актера, и это пока что ее лучшая роль.
– Нет, так будет лучше. Если я не буду жить сейчас одна, я в дальнейшем уже никогда не смогу.
Марта наклоняется, чтобы застегнуть свою дорожную сумку.
– Может быть, ты мне что-то недоговариваешь? – спрашивает она.
– Нет.
Она смотрит на гостиницу, светлые стены и черные ставни окон, глядит на скромные дома позади здания. При таком освещении трудно сказать, есть ли сейчас кто-то дома или нет.
– Ты уже догадываешься, кто это сделал?
– Нет.
Мы сидим в тишине. Марта курит, сдувая струйку дыма в сторону. Я вижу, что она мне не верит. Мимо нас проезжает поезд, оставляя светлые пятна огней на стенах «Охотников».
– Так что ты хочешь, чтобы я сделала с твоей квартирой? – спрашивает она.
После того как Марта садится на поезд, я наблюдаю за тем, как он трогается со станции, и пытаюсь перебороть ощущение, что меня все бросили. Кажется, Марта последняя из приехавших сюда гостей. Я думала, что они останутся здесь подольше, и сознание того, что этого не произошло, напоминает мне такое состояние, будто среди дня наступает полная темень.
Мне нужно передать ключи от дома Рэйчел в агентство по уборке помещений. После этого я сяду на поезд до Лондона и хорошенько приберусь в своей собственной квартире. Сегодня мне больше заниматься нечем, но все равно я чувствую себя обессиленной и больной, как будто я забыла что-то очень важное.
Стивен укладывает сумку в багажник своего автомобиля перед магазином, торгующим горячей пищей. Сейчас мы можем сделать вид, будто не замечаем друг друга, но ни один из нас не успевает вовремя отвернуться. Я подхожу к нему, но смотрю в это время на желтый козырек «Рук мельника», как будто намереваюсь пройти именно туда, а рядом с ним остановлюсь на одну минутку.
– Ты домой собираешься?
Он кивает. Стивен живет на Юрском побережье, это в двух с половиной часах езды отсюда. Они вдвоем часто катались туда. А теперь все кончено. Маршрут, так хорошо знакомый им обоим, перестает существовать.
Все ориентиры исчезают вместе с ним, равно как и способы, которыми она измеряла расстояния – по шпилям городских башен в равнине Солсбери, по станции техобслуживания, где она всегда останавливалась, чтобы выпить чашечку кофе, по знаку города, по контурам соседских домиков. Рэйчел была там, под ее ногами хрустел гравий, она закидывала на плечо сумку и направлялась к двери Стивена. Сначала с чувством восхищения и предвкушения радости, потом с ощущением некой обреченности, когда их отношения подходили к концу, а в последние два года вообще с непонятным для меня настроением, которое я до сих пор никак не могу определить.
– Как идут дела в ресторане?
Стивен владеет мексиканским ресторанчиком в местечке Уэст-Бей. И его «Ла Фондита» процветает даже тогда, когда в городе нет наплыва туристов.
– Сам не знаю. Хорошо, наверное. Некоторое время им будет заниматься Том, – отвечает он.
Стивен очень красивый мужчина. И это тоже вызывало определенные проблемы. Рэйчел считала, что он очень везучий человек. Ну, только не теперь. Теперь бы он стал для нее идеальным. Из моего горла вырывается какой-то сдавленный искаженный звук.
– Я думал, ваш отец приедет сегодня.
– Нет. – Я ставлю его в известность о том, что отца даже не оповестили о случившемся. Стивен не понимал наших отношений с отцом. Хотя их действительно довольно сложно понять.
Мы не знаем, что сказать друг другу. Я думаю о том, как все же это странно, ведь мы столько времени провели вместе. Несколько лет назад мы втроем посетили Лайм-Реджис, где живет женщина, которая нашла динозавров. Мне было так грустно, когда мы ходили в музей, в который их поместили. В то время как раз одна из моих пьес не прошла отбор по конкурсу. И еще я рассуждала о том, считала ли эта женщина, обнаружившая динозавров, свою жизнь такой же бессмысленной, какой она казалась мне.
– Она не находила динозавров, Нора, она обнаружила окаменелости, – поправила меня тогда Рэйчел.
Хоть бы все мои проблемы были такими же грандиозными, как эта!
Потом мы сидели перед пабом, стены которого были выкрашены в цвет фисташкового мороженого. Я вконец опьянела от пива, как и Рэйчел, наверное, за компанию со мной. Я хохотала так сильно, что даже свалилась со скамейки. Потом мы ехали вдоль побережья, и я смотрела на то, как утесы прячутся вдали в складках местности, а трава растет до самого их подножия, а вся береговая линия представляет собой бархатистую зеленую извилистую полосу. Я смотрела на них, а мои мысли приобретали вселенский масштаб, и это меня успокаивало. Рэйчел сидела спереди пьяная и тоже смотрела на бледные утесы, думая о чем-то благородном и величественном и держа при этом Стивена за руку.