– Мой долг уведомить вас о том, что для признающих себя виновными возможно смягчение сроков приговора. Прокурор может также переквалифицировать обвинение с убийства на непредумышленное убийство. Все зависит от тяжести преступления.
– А какой средний срок заключения при признании себя виновным в непредумышленном убийстве?
– Два года.
– А если не признать себя виновным в убийстве и быть осужденным?
– Двадцать лет.
Она смотрит мне в глаза. Похоже, она не верит в то, что я невиновна.
Разница в том, выпустят тебя в тридцать два года или в сорок девять лет.
На перекрестном допросе я могу облажаться. В Йоркском Королевском суде некоторые подсудимые оставались собранными и сдержанными. Другие впадали в эмоции, к большому раздражению присяжных. Для присяжных, похоже, предпочтительнее, чтобы подсудимые сохраняли спокойствие, чего я сделать не смогу.
Приход дежурного юрисконсульта был не для того, чтобы осведомить меня о процессе, это был первый акт давления. Полицейские могли бы подождать, пока мне предъявят обвинение, но они хотят убедиться в том, что у меня есть время все обдумать до первых судебных слушаний. Два года или двадцать лет.
Глава 64
– Устали? – спрашивает Моретти.
– Да.
Он улыбается мне. В какой-то момент мне кажется, что он меня отпустит. Молчание затягивается.
– На столбике перил ваши отпечатки пальцев.
Я внимательно разглядываю его лицо.
– На каком именно?
– На том, куда вы привязывали собачий поводок.
– Наверное, я коснулась его не в тот раз.
– Они близко от пола. Чтобы туда дотянуться, вам пришлось бы встать на колени. – Он поправляет галстук. – На одном из пальчиков – собачья кровь.
– Покажите мне фотографию столбика.
Моретти выходит из комнаты. Я дышу хрипло и громко. Не припомню, позволяется ли детективам врать на допросах. Это такой важный юридический постулат, что я поверить не могу, что его не знаю. Может, ему позволено говорить все что угодно.
Томительно тянутся минуты. Я пытаюсь что-то разглядеть за черным зеркалом, но вижу лишь отражение своего испуганного землистого лица. Он хочет уйти на пенсию. Насколько для него важно это сделать после удачно раскрытого дела? Раньше я над этим никогда не задумывалась. В тот день к перилам я не притрагивалась, а вот к собаке – да. Я коснулась рукой ее бока, пока она висела. Я знала, что она мертва, но все же хотела ее успокоить.
Я наверняка оставила отпечатки пальцев еще где-то в доме. Ему всего лишь нужно поменять бирку на фото места, где нашли отпечатки. Дом уже прибрали и пропылесосили. Я не смогу доказать, что это ошибка или умысел.
Глава 65
Моретти не возвращается, и констебль уводит меня в камеру.
Детектив обкладывает меня со всех сторон. Когда я обмолвилась о характерных для обороны ранах, он пожал плечами. Он может решить, что нужно вспомнить о моих царапинах или ссадинах.
Я не сплю. Вместо этого я представляю себя присяжной, выслушивающей стороны обвинения и защиты, а также свидетелей. Не знаю, станет ли ясно, что полиция нечиста на руку, или что-то во мне легко заставит присяжных поверить, что это так.
Констебль отпирает дверь и произносит:
– Следуйте за мной.
Мы идем по залитому солнцем коридору. Наверное, уже утро четверга. По лицу констебля не скажешь, то ли мне через несколько минут предъявят обвинение, то ли выпустят.
Полицейский подает мне мою одежду и сумочку. Моретти в комнате нет. Интересно, сидит ли он где-то в здании, следит за всем по видеомонитору? Обвинения мне не предъявляют. Наверное, он все наврал об отпечатках на перилах.
Я быстро ухожу прочь от полицейского участка. Утро прохладное и промозглое, солнце спряталось за пеленой серых туч. Ноги у меня подкашиваются, грудь давит. Я впиваюсь ногтями в локти и словно плыву по дороге.
Когда я доезжаю до Марлоу, «Изумрудные ворота» уже открыты. Я заказываю блинчики с луком-пореем, чау-фунь и клецки. Ем жадно, разделывая блинчики руками, хватая еду крупными кусками. Во время этого я не думаю ни о чем, кроме вкуса.
Когда тарелки пустеют, я откидываюсь на спинку стула, гляжу в окно и размышляю, что же делать дальше.
Прошлым вечером на станции я начала строить планы. Не хотела, но сдержаться не смогла. Путешествовать, спать под открытым небом.
Глава 66
Я возвращаюсь в «Охотники», чтобы собрать вещи. Сегодня я переночую у Марты в Лондоне, и от этой мысли меня охватывает такое облегчение, что чуть ноги не подкашиваются.
Прежде чем уложить лэптоп, я раскрываю его на кровати. Экран оживает. Я проверяла его больше недели назад, еще до поездки в Корнуолл.
Пол Уилер нарушил условия досрочного освобождения. В выходные он напал на женщину в районе Холбек, на юге Лидса. Милли Атхилл. Имя смутно знакомое, но точно не припомню. Он шел за ней до самого дома. На этот раз ему предъявят куда более серьезные обвинения. Пол совершил преступление, находясь на испытательном сроке, и это рецидив. Это уже повторное нападение на ту же жертву. Прокурор, скорее всего, сможет доказать нанесение жертве психологической травмы.
Совершенно случайно наверху оказался брат Милли, и они вдвоем смогли скрутить Пола.
Максимальное наказание за тяжкие телесные повреждения – пожизненное заключение, и адвокат, давший интервью для статьи, полагает, что Пол получит такой срок или очень похожий.
– Этого достаточно? – спрашиваю я у Рэйчел. – Все кончилось?
Разговариваю с Льюисом. В тот день, когда я отправилась к нему домой, Моретти наверняка установил слежку за моей машиной. Теперь Льюис в Брайтоне и рассказывает мне о своей квартире. Там отовсюду видно Ла-Манш, даже из ванной. Он говорит, что после того, как констебль сказал ему, что меня отпустили, он это отпраздновал, съев прямо на берегу чипсы с уксусом. Он спрашивает, не хочу ли я заехать к нему в гости, и я отвечаю, что да, скоро.
Я снова смотрю на статью.
– А кто-нибудь узнает, что тебя отстранили от работы? Если, например, ты позвонишь в тюрьму и попросишь разговора с заключенным.
Я гуляю по Марлоу, пока жду его звонка. Вниз по Митинг-Хаус-лейн, по Редгейту. Мимо церкви, пожарной части, теннисного корта. Я дохожу до главной площади и оказываюсь напротив муниципалитета, когда звонит Льюис.
– Я разговаривал с Полом Уилером, – произносит он осторожным и ровным голосом. – Он говорит, что Рэйчел была его подружкой.
Мой взгляд скользит куда-то в сторону, и мне кажется, что со здания муниципалитета падают часы.
– Похоже, они встречались всего несколько раз, когда Рэйчел была подростком. Пол добавил, что ему жутко не нравится свое имя, и девушкам он всегда говорил, что его зовут Клайв. Найти его она бы не смогла. В нападении он не признался, но сказал, что они поссорились, а вскоре он уехал на работу в Ньюкасл.
– Он это все сочиняет?
– Пол сказал, что подарил ей маску. Это тебе ни о чем не говорит?
Белая карнавальная маска с загнутым клювом. Рэйчел повесила ее на стену у себя в комнате.
– Она, наверное, думала, что полиция серьезнее отнесется к преступлению, если сказать, что это был незнакомец.
– Но почему сестра мне ничего не сказала?
– Такое случается, – отвечает он. – Жертвы часто не признаются родным в том, что знают того, кто их избил или изнасиловал.
Закончив разговор, я сажусь на скамейку под тисами и смотрю на гнущиеся ветки. Ветер завывает все сильнее и сильнее.
Теперь я вспоминаю, что произошло в «Скрещенных ключах». Красные двери в половину стандартной высоты на туалетных кабинках. Я зашла в кабинку не с мужчиной, а с Рэйчел. В тот вечер я ее почти не видела. А она сказала:
– Я тут кое с кем говорила. Похоже, я кого-то встретила.
Я поняла, что хотел сказать Льюис. Если бы она мне сказала, что знает нападавшего, она бы не смогла меня простить, если бы я хоть на секунду предположила, что в этом есть и ее вина.
Но я не понимаю, почему ей казалось, что подобное могло бы прийти мне в голову.
Через некоторое время я ухожу с главной площади и возвращаюсь к себе в номер, чтобы закончить собирать вещи. Милли Атхилл. Прежде чем закрыть лэптоп, я просматриваю другие статьи о Поле Уилере и наконец натыкаюсь на это имя в одном из первых репортажей о преступлении, за которое он сел в тюрьму. Перед нападением жертва сидела в пабе со своей лучшей подругой Милли.
Во время случившегося наверху был ее брат. Он регбист, живет в Дублине, но оказался у нее дома. Какое совпадение.
Я всегда удивлялась, почему полиция так редко использует подсадных уток. Тут они явно поставили приманку.
– Вы съезжаете? – с надеждой в голосе спрашивает управляющая.
– Да.
Она ставит мне в счет ночь, проведенную в участке.
Глава 67
– Я думала, что вы переедете, – говорю я. Луиза в одиночестве стоит у въезда на заправку и смотрит на меня так, словно я спятила.
– Нет, – отвечает она. – Я не переехала.
Она могла бы оказаться в Кемдене. Газовая горелка. Траттория. Луиза хмурится. Мне бы надо еще что-нибудь сказать, но я не могу и начинаю заправлять машину бензином перед поездкой в Лондон.
Ее решение остаться кажется каким-то извращенным. Луиза смотрит на меня и чуть приоткрывает рот, чтобы выпустить струйку дыма. Между нами устанавливается контакт, наверное, из-за нашего внешнего сходства. По-моему, она понимает, что я имела в виду, и мне можно ей сообщить, кто я такая. Я было начинаю, но понимаю, что не могу. Похоже, единственный способ завязать разговор – сказать, что мою сестру убили. Мою сестру убили.
– Хотите? – спрашивает Луиза.
На ней повседневный наряд: темно-синяя блузка, черная юбка, передник, но с накинутым сверху пальто из грубого полотна. Рядом с Луизой на уступчике лежит пачка сигарет и стоит стаканчик с мятным чаем, дымящимся на холодном ветерке.