Я ставлю на место заправочный пистолет и подхожу к ней. Когда она протягивает мне пачку, я замечаю у нее на руке темно-красные отметины, то ли ожоги от сигареты, то ли следы от отвертки.
– Да, – отвечаю я. – Спасибо.
Я наклоняюсь к огоньку зажигалки, выпрямляюсь, выдыхаю. Обхожу ее и тоже прислоняюсь к окну ресторанчика. Вдали пролетает самолет с таким ревом, будто рушится стена.
Луиза глядит на фургон, припаркованный на газоне в дальнем конце Бристоль-роуд.
– Зачем мне переезжать? – спрашивает она.
– Извините, – поправляюсь я. – Не мое это дело.
Она двигается ко мне, прислонившись плечом к стеклу, и ждет.
– Наверное, вам нелегко каждый день проезжать мимо этого, – добавляю я.
– Мимо чего?
– Мимо места, где погиб Каллум.
– Он не погиб в аварии, – произносит она. – После операции он пришел в себя. А умер на следующий вечер.
– От чего?
– От осложнений.
У меня такое ощущение, словно я оступилась. Причина смерти Каллума кроется в другом.
– Здесь произошло столкновение, – рассказывала Рэйчел, показав в окно. – В машине сидели мужчина и женщина.
– Они уцелели?
– Один из них.
– Кто?
– Женщина.
Солнце согревает мне макушку, потом исчезает, словно отдернутая рука. Почему? Надо было мне тогда спросить. Почему только один уцелел?
Наверное, Каллум стал причиной расследования коронера. Рэйчел никогда мне не говорила, что его смерть сделалась объектом разбирательства. Уже после следствия она нашла предлог, чтобы проехать мимо места аварии. Сестра хотела мне его показать. Интересно, когда я ничего не заподозрила, она ощутила досаду или облегчение?
– Все ее травмы не от аварии, – сказала она. – Это хорошо, что он не выкарабкался. Тогда бы он ее убил.
Я поворачиваюсь к Луизе, но словно против течения, как будто под ногами у меня что-то мешается. Она забирает сигареты, зажигалку и стаканчик, кивает мне, прежде чем зайти внутрь. В окно я вижу, как она вешает пальто и завязывает фартук. Меня обдает жаром. Рэйчел жаждала мести и, наверное, устала ждать, пока найдут того, кто на нее напал. Луиза движется в пятнах света, и я гляжу на нее, пока звоню Джоанне.
– В октябре Рэйчел участвовала в расследовании коронера? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает она.
Над самыми верхушками деревьев проносится стайка птиц.
– А она была среди помогавших ему медсестер?
– Да.
Я закрываю глаза и прикладываю руку ко лбу.
– Я сейчас не вспомню всех подробностей, – говорит Джоанна. – Можно я тебе перезвоню, когда найду бумаги?
– Какие бумаги?
– Протоколы расследования.
– А это общедоступные документы?
– Да.
– Я сейчас еду в больницу, сможешь мне копию снять?
– Ладно. Я пойду на обход, но оставлю их для тебя на сестринском посту.
– А можешь мне рассказать, что помнишь?
– Результат оказался хорошим. Причина смерти – не служебная халатность.
Звуки вокруг меня становятся четкими и ясными.
– А как звали больного?
– Каллум Холд.
– Как он умер?
– Соскочил фиксатор на капельнице. Каллум умер от внезапной передозировки.
– Родственники у него есть?
– Да, был брат.
– А его как звали?
– Мартин Холд.
Протокол расследования начинается с составленного коронером резюме. Больной был доставлен в больницу «Джон Радклифф» 22 сентября после автомобильной аварии. Дежурный хирург в приемном отделении предписал оперативное вмешательство для купирования внутреннего кровотечения. Операция прошла успешно. На следующее утро после операции больной пришел в сознание и находился в стабильном состоянии. В начале седьмого вечера была зафиксирована его смерть.
Причиной гибели не явились послеоперационные осложнения, как изначально предполагалось. Он умер от передозировки фентанила, наркотического анальгетика. Обезболивающее должно было поступать в кровь через капельницу в равные промежутки времени. При поломке фиксатора раствор хлынул в кровеносную систему.
Свидетель-эксперт засвидетельствовал неисправность медицинского оборудования. Он полагал, что персонал больницы ошибок не совершил. Несмотря на все меры предосторожности, оборудование иногда отказывает. Неисправности аппаратов являются причиной четверти всех случаев смертности в больнице.
Никогда, никогда, никогда, никогда. Убивай, убивай, убивай, убивай.
Мартин Холд. Она назвала мне его имя, чтобы я его запомнила. Чтобы я его узнала, если с ней что-то случится.
Если бы ничего не случилось, если бы она добралась до Сент-Айвса, сомневаюсь, что она когда-нибудь в чем-нибудь призналась бы. Но, наверное, все это так бы на нее давило, что однажды она бы позвонила мне и сказала:
– Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Важный кусок в протоколе я нахожу, прочитав половину, сгорбившись на скамейке напротив надписи «Несчастный случай». Мартин навещал в больнице своего брата. К тому времени тот уже успел отойти от наркоза, и они долго разговаривали.
Я закрываю лицо руками. Рэйчел наверняка расспрашивала Каллума о травмах Луизы или угрожала ему, а он рассказал все брату.
В «неотложке» Луизу везут в палату мимо Рэйчел. Она начинает осматривать девушку. Та ведет себя как пострадавшая в автомобильной аварии, но странность в том, что некоторые ее травмы уже начали заживать, а на других наложены повязки.
Рэйчел медленно обходит пабы и букмекерские конторы в Галле. Места, куда зайдет буйный маньяк, чудовище.
Иногда она умела находить подход к людям. Когда хотела. Я прямо слышу ее голос, низкий и чуть картавый, которым она говорит: «Когда мне было семнадцать, меня избил какой-то мужчина». Выжидает. Потом спрашивает: «Хочешь рассказать мне, что с тобой случилось?»
Даже если детективы и читали протокол расследования, Мартин подозрений не вызывает. Он ни в чем не обвиняет Луизу, не выглядит ущемленным или оскорбленным. Или выглядит, но не из-за нее. Он говорит, что производитель оборудования должен нести ответственность, чтобы другим не пришлось пережить то, что пережил он. Коронер советует ему обратиться к адвокату для возмещения ущерба.
Протокол является общедоступным документом, как и протокол судебного заседания, но его наверняка бы подредактировали, если бы управление коронера передавало его кому-то из общественности вместо того, чтобы вернуть обратно в больницу. Как и историю болезни Каллума и контактную информацию о его родственниках.
– Мне нужна ваша помощь, – говорю я. В кафе на заправке пусто, и Луиза смотрит на меня, держа в руке кухонное полотенце. – Меня зовут Нора Лоренс.
– Я знаю, кто вы, – отвечает Луиза.
Все это время мне казалось, что это я за ней слежу, а не наоборот.
– Вы рассказывали Рэйчел, как вы получили свои травмы?
– Да.
Она смотрит на меня испытывающим, холодным взглядом.
– Рэйчел сорвала фиксатор на капельнице.
– Я знаю, – произносит Луиза.
Сначала мы едем в Сайренсестер, где находится семейное поместье Марты. Длинная посыпанная гравием дорожка, тополиная аллея. Луиза ждет в машине. Дверь открывает мать Марты и, увидев меня, прижимает ладонь ко рту.
– Здравствуйте, Лили. А Марта здесь?
– Нет, дорогая, ее здесь нет.
– Ой, мы, наверное, договорились с ней встретиться в Лондоне. Можно мне в туалет сбегать?
Мать Марты направляется в кухню, чтобы, как я полагаю, позвонить дочери. Шкафчик внизу, и он не заперт. Я помню, как Марта пожала плечами. Детей же в доме нет.
Уходя, я прощаюсь с Лили. На пороге она берет меня за плечи и целует. Я возвращаюсь в машину и пристраиваю сумочку между сиденьем и дверью. Луиза глядит на нее, но ни о чем не спрашивает.
Дом шестьдесят по Рутланд-стрит, Сток-он-Трент.
Я звоню по второму телефонному номеру и спрашиваю Мартина.
– Его здесь нет, – отвечает молодой человек. – И не будет до четырех.
– Спасибо. Напомните, пожалуйста, ваш адрес.
– Дом пять-тридцать по Ватерлоо-роуд.
Это лакокрасочный магазин в Стоке, за углом его дома.
Мы едем на север по трассе М5. Луиза проверяет диктофон на своем телефоне, и мы слышим свои только что записанные голоса.
– Значит, все работает, – говорит она.
Проезжаем Бишопс-Клив. Проезжаем Реддитч. Места незнакомые. По-моему, это хорошо. Похоже, я впала бы в ступор от их странного вида, если бы ехала привычной дорогой.
Шоссе ведущее к Стоку, широкое и почти пустое, но я еду так, словно под дождем пробираюсь по центру Лондона. Изучаю каждый указатель, как будто только что пропустила поворот, и сердце у меня колотится, когда далеко впереди показывается машина.
– Каллун сказал, что, если я уеду, он меня убьет, – говорит Луиза. – Я ни о чем Рэйчел не просила, но рассказала ей об угрозе.
Как я узнала из некролога Каллума, они выросли в Стоке. У них была сестра, Кирсти, но в некрологе не говорилось, что с ней стало. Выходит, они все такие? Можно ли научиться тому, что они сделали с Рэйчел и с Луизой? Если папаша их бил, то жаль, что не до смерти.
Проезжаем Бирмингем. Проезжаем Стаффорд. Нервозность исчезает и сменяется неотступным страхом. Мы обе молчим.
Луиза сперва с ним поговорит и запишет разговор. Запись не может фигурировать как доказательство в суде, но изложение Луизой того, что он ей скажет, – вполне. Ее и полиция сможет прослушать, и присяжных смогут поставить в известность о ее наличии. Мы паркуемся на Ватерлоо-роуд в квартале от лакокрасочного магазина.
– Ты уверена? – снова спрашиваю я спутницу.
– Я ему нравлюсь, – отвечает Луиза. – Мы никогда не говорили о том, что сделал Каллум. Ему нет резона меня подозревать.
– Ты не пошла на похороны, – припоминаю я.
– Ходила моя лучшая подруга. Она сказала Мартину, что я так сильно переживаю, что боюсь выйти из дома. – Я качаю головой, а она продолжает: – Знаю. Очень умно. – И вылезает из машины.
Я поднимаю капюшон. Мартин живет в одном из стоящих в ряд домов. Большинство домов пустует. На каких-то висят таблички риелторских агентств, на каких-то нет. Сзади дома выходят в проулок, и я иду по нему мимо низеньких сараев и гаражей. Сооружения разделены какими-то странными викторианскими стенками. Один из мусорных баков перевернут, и я переступаю через кучку хлама. Надеюсь, это его барахло, надеюсь, что местные ребятишки его ненавидят. Считаю дома до шестидесятого номера. Он ничем не отличается от других. Грязный кирпич, стеночки, сарай.