Во многом мне помог Габриэль. Он учился на факультете истории искусств в Сорбонне и вращался в творческих кругах. Знакомый его знакомого проинформировал меня обо всех деталях подачи своей кандидатуры. Кроме Габриэля, никто не знал об этом. Я прятала краски, холсты, карандаши под кроватью и у Габриэля в его маленькой квартирке. Ходила рисовать в студии, в которых проводила все свободное время, а после тщательно мылась дома у своего друга, прежде чем прийти домой. Чего именно я боялась? Почему никому не говорила? Габриэль не понимал меня. Однако я не могла заставить себя признаться семье в своем увлечении. Казалось, это разочарует их… или же заставит переживать и нервничать. Клэр было двадцать семь лет, она не могла ни обеспечить себя своими работами, ни быть счастливой. Я видела, что родители винят во многом себя за то, во что превратилась моя сестра. Мама словно каждый день искупала эту вину.
Я сидела на деревянном паркете в маленькой студии Габриэля и собирала свои работы в папку.
– Не могу поверить, что ты обклеил мою папку диснеевскими наклейками! – пыхтела я.
– Тебе очень даже подходит, – весело отзывался мой друг. – Кстати, насчет твоей репродукции Вермеера. Ну, голландской Моны Лизы[24], – уточнил он. – Я показал ее одному очень именитому искусствоведу. Может, ты о нем слышала? Огюст Форенье. Он был в восторге. Сказал, что ты смогла повторить визуальный обман Яна и что твоя жемчужная сережка тоже повисла в воздухе. Он даже попросил познакомить его с тобой.
Я строго на него посмотрела.
– Не слышала я ни о каком Огюсте, и с каких пор ты показываешь мои работы?
– Ой, вот не надо злиться. Я писал работу на тему репродукций знаменитых полотен и решил воспользоваться твоей коллекцией, чтобы показать, что и в них есть чувства.
– Я, конечно, польщена, но мне есть куда расти.
– Так познакомишься с искусствоведом? Он слушал нас на лекции. Я не искал его специально, чтобы показать твои рисунки, если что. Он просто друг нашего преподавателя.
Я пожала плечами:
– Лучше вначале поступлю в школу искусств и наберусь опыта. Потом буду знакомиться со всякими большими шишками в мире искусства.
– Беренис, ты же понимаешь, что если тебя примут в школу искусств, то дальше ты скрывать это не сможешь? – Габриэль курил сигарету за сигаретой, стоя босоногим на балконе. Его студия была нашим маленьким мирком. Убежищем от внешнего мира.
– Я съеду от них и буду врать, что хожу в университет.
В тот момент это действительно казалось мне единственно правильным решением.
– А на вручении диплома что скажешь? – снисходительно поинтересовался мой друг.
– Это будет не скоро… что-нибудь придумаю.
Габриэль закатил глаза:
– Это будет быстрее, чем ты думаешь. Мне остался последний год, и все.
– Габриэль, я знаю, что ты меня не понимаешь. Но, поверь, это сложно объяснить словами. Я не могу иначе.
Я сложила свои принадлежности в рюкзак и, стянув резинку с запястья, завязала волосы. Правой ногой случайно задела папку, которую поставила около стенки. Она с грохотом упала, и листы из нее рассыпались по полу. Габриэль затушил сигарету о железный поручень балкона и в один прыжок оказался передо мной.
– Давай помогу. – Он сел на корточки и начал поднимать мои рисунки. При виде эскиза Тео он непроизвольно нахмурился и отбросил эту работу подальше от себя.
– Не понимаю, почему ты до сих пор рисуешь его? – хмуро пробормотал он.
– А что в этом такого?
Габриэль в очередной раз закатил глаза и встал.
– Собирай сама, не могу видеть это лицо.
Я искренне удивилась:
– Это еще почему?
Он неловко пожал плечами. Было видно, что он жалеет о сказанном и не хочет развивать эту тему.
– Я не понимаю всеобщей зацикленности на этом парне, – признался он и потянулся за бутылкой воды. – Не пойми меня неправильно, во мне нет зависти или желания быть на него похожим. Но на самом деле я не понимаю, что вы, девушки, находите в нем.
Я с интересом посмотрела на него:
– Мы, девушки? Кто еще рисует эскизы Тео?
– Таких сумасшедших, как ты, полно… в Facebook есть целая фан-группа, посвященная ему.
– Админ не я, – с обаятельной улыбкой Чеширского Кота решила отшутиться я.
– Слава богу, – фыркнул мой друг, – как говорится, спасибо и на этом. Но все же прекращай рисовать его. В конце концов, он явно не хочет этого.
Габриэль был в курсе моего отношения к Тео. Я так переживала и нервничала, думая обо всем, что было между нами, что не смогла удержать в себе – пришлось рассказывать Габриэлю, чтобы хоть как-то уменьшить свои страдания.
– Это старая работа, – соврала я, складывая портрет Тео в свою большую папку. – Я не рисую его больше.
– Конечно… – не скрывая своего неверия, согласился Габриэль.
Случайно пролив на себя воду, он чертыхнулся:
– Твою мать…
Я не выдержала и в голос расхохоталась:
– Тебя настигла карма!
Габриэль бросил на меня суровый взгляд, чем рассмешил меня еще сильнее.
– Тебе смешно, да?
Недолго думая, он стянул с себя майку и швырнул ее в угол, где скопилось все грязное белье. Я бросила беглый взгляд на его тело. На спине виднелись следы укусов и ногтей. Густо покраснев, я отвернулась.
– В любом случае, – продолжил он, – мне надо было переодеться. В отличие от некоторых, у меня есть личная жизнь, и я сегодня вечером иду на вечеринку.
Прочистив горло, я поинтересовалась:
– На вечеринку со своей девушкой?
Габриэль неестественно застыл и нахмурился еще сильнее.
– Беренис, у меня нет девушки, – сказал он, но голос его дрогнул.
Мы оба знали, что он врет. Ложь больно кольнула, но не потому, что у меня были виды на Габриэля, скорее был обиден сам факт того, что он обманул меня. Сузив глаза, я спросила:
– Тогда ты не будешь против, если я пойду вместе с тобой?
Он сжал губы в тонкую линию и потянулся к стопке чистых футболок.
– Тебе не совсем понравится эта вечеринка, – не глядя на меня, сказал он и надел простую серую майку.
– Почему ты так решил?
– Я бы сам туда не шел, но пообещал Крису.
Крис был парнем Эвелин, подруги Габриэля из университета. Они вместе учились на истории искусств в Сорбонне. Я ни разу в жизни не видела Криса не под действием наркотиков. Но он был очень талантливым скульптором. Как-то Эвелин позвала меня на его выставку, и я поверить не могла, что этот укурок способен на подобное. Габриэль старался держаться от него подальше. С Крисом было весело, но проблема заключалась в том, что и у веселья есть лимит. Но не для таких, как он.
– Я думала, ты не любишь тусить с Крисом, – сказала я, вглядываясь в лицо своего друга в поисках намеков на ложь.
Габриэль выдержал мой взгляд.
– Я не вру тебе, Беренис. Сказал же, что пообещал. Хочешь – пошли со мной, но сомневаюсь, что тебе будет весело.
– Позволь мне самой решать, где мне будет весело, а где нет… – вспылила я.
Габриэль приподнял руки в знак капитуляции.
– Как хочешь, Беренис! Но это вечеринка двадцать один плюс. Считаю своим дружеским долгом предупредить тебя!
– Переживу… Не говори со мной так, словно я ребенок.
Он покачал головой и бросил на меня насмешливый взгляд.
– Такая упрямая! Просто знай: таких вечеринок ты еще не видела.
– Ну, вот и удиви меня, – подмигнув, ответила я.
Габриэль оказался прав. Таких вечеринок я не видела. В чем он был не прав… что они мне не понравятся. Мы зашли в просторную квартиру на четвертом этаже типичного парижского здания. Пол под ногами проваливался, паркет отчаянно скрипел. Музыка лилась рекой, обволакивая и завлекая в свои сети. Two Feet – «Love is the bitch». Свет был выключен, повсюду стояли свечи, и светомузыка аляповато разукрашивала белые стены и потолок с лепниной. Красные круги медленно вырисовывали узоры под ритмы песни. В воздухе витал густой дым, и запах травки сразу же заполнил мои легкие. Посередине комнаты стояла босоногая девушка… топ лес. Она танцевала. На диванах курили люди и поглядывали на нее с расслабленными улыбками. Были те, что снимали ее и… рисовали. Казалось, ей все равно. Она смотрела на свое отражение в огромном золотом зеркале над камином и продолжала плавно двигаться. Это было так красиво, ее тело выглядело безупречно. Сексуальный изгиб талии и большая налитая грудь с твердыми возбужденными сосками. У меня пересохло в горле. Я смотрела на нее как зачарованная. Она проводила ладонями по животу, медленно поднимая кисти вверх к груди. Я бы отдала все что угодно за листок бумаги и карандаш в тот момент. Было в ее движениях нечто гипнотизирующее.
– Теперь ты понимаешь? – проговорил Габриэль над моим ухом.
– Она не против, что ее снимают?
– Думаю, она получает от этого удовольствие, – задумчиво проговорил мой друг и добавил: – Мне надо отойти. Никуда не уходи, ладно? Стой на месте, я вернусь через две минуты! – Не дождавшись моего ответа, он куда-то помчался.
Я осталась стоять на месте. Слишком была поражена реакцией, которую во мне вызвала незнакомка. Ее грудь опускалась и приподнималась, кисти рук скользили по мягкой коже, невесомо, нежно, едва касаясь… Я вся покрылась мурашками. Первый раз в жизни испытывала подобное возбуждение. Девушка загадочно улыбалась, мягко кусая полные соблазнительные губы, и тихонько вела пальцами по ареолам своих сосков. Я непроизвольно повторила за ней… прикусила губу и сглотнула нервный ком. Мне стало жарко, я потянула за ворот рубашки, оттягивая его. Но это не помогло. Мне хотелось ее снять. Почувствовать прохладный воздух поверх своей кожи. Потрогать свою грудь в унисон с ней. Кто-то из девушек встал с дивана и одним движением снял с себя майку, оголяя свое тело. Она встала перед танцующей – кожа кофейного цвета контрастировала с молочно-белой. Девушка тоже начала танцевать и мять свою грудь у всех на виду. Но смотрели они лишь друг на друга, пожирая взглядами, синхронно прикасаясь к себе. Румянец плыл по моим щекам, переходя на шею, я чувствовала, как пот предательски покрывает всю кожу, как щеки горят, пока глядишь на этот чувственный танец. Я продолжала смотреть, как незнакомки беззастенчиво трогают свои тела. А затем они начали касаться друг друга… Будто они одни в этой комнате. Словно нет ни правил, ни устоев. Есть только чувства, ощущения и эмоции. Это было круче стриптиза. Натуральнее, естественнее, свободнее. Они ласкали друг друга, а мне, глядя на них, хотелось почувствовать те же прикосновения на своем теле. Губы пылали, чувства обострились, мои соски затвердели, а в животе заплясал рой бабочек. Тело бессознательно начало двигаться под ритм песни. Воздуха не хватало. Приоткрыв рот, я облизнула верхнюю губу и сделала глубокий вдох. В этот момент я остро ощутила на себе пристальный взгляд. Жадный, горячий, он обжигал меня. Резко повернув голову, я встретилась с кристально-голубыми глазами. Напряжение, с которым он смотрел на меня, наэлектризовывало воздух между нами. У него в руках был клочок бумаги и карандаш.