«Завод N. Заводские корпуса пострадали незначительно. Эвакуация основного оборудования закончена: четыре эшелона отправлены в июле в Кемерово, Дзержинск и Молотов, пятый эшелон следовал в Куйбышевскую область, попал под бомбежку, и часть оборудования погибла. Всего вывезено: две кислородные установки, двести пятьдесят две единицы станков и прессов; тридцать восемь станков переданы походным армейским мастерским. На баржи погружено сто пятьдесят станков и прессов; на тех же баржах находится пятьсот рабочих и членов их семей; они в течение десяти дней ждут отправки. Руководство завода просило командование пятьдесят седьмой и шестьдесят четвертой армий выделить буксирные пароходы, но получило отказ: из-за больших воинских перевозок удовлетворить просьбу не представляется возможным.
Нижне-Волжское пароходство обещало выделить буксиры, но до сих пор не выполняет своего обещания, чем ставит под угрозу жизнь многих людей.
Рабочие и их семьи находятся в исключительно плохих условиях, это может вызвать массовые заболевания.
Сто двадцать семь единиц станочно-прессового оборудования погружено на платформы, восемьдесят единиц демонтировано и находится в цехах; тридцать пять вагонов с электроматериалами, а также цветными металлами отправлены по железной дороге через Ленинск; часть вывезена за Волгу, куда выехали директор завода и группа специалистов.
На заводе остались двести семьдесят девять рабочих, служащих и работников пожарной охраны. Они изготовляют печи, ремонтируют танки и автомашины для воинских частей, восстанавливают забор вокруг завода…»
Столь же подробной была информация и по другим предприятиям. Только продукция, выпускаемая цехами заводов и фабрик, была иной; назывались сотни тонн хлеба, горчичного масла и мыла, десятки тысяч баллонов и бутылок зажигательной жидкости и дымообразующей смеси, сотни тысяч мин, валенки, фуфайки, шапки и рукавицы; возвращенные в строй танки и повозки, окопные печи и дезокамеры — всего не перечислить.
Вечером начальник управления Воронин появился в штольне, одобрил докладную записку и обещал немедленно передать ее председателю городского комитета обороны, первому секретарю обкома партии Алексею Семеновичу Чуянову.
Однако в тот момент Воронин был обеспокоен другим: 25 августа в сторону Камышина отправились большие волжские суда «Михаил Калинин», «Память Парижской коммуны» и «Иосиф Сталин», они вывозили детей, женщин и стариков из осажденного города. «Михаил Калинин» и «Память Парижской коммуны» под прикрытием тумана и дымовой завесы благополучно миновали опасный, обстреливаемый немцами участок, напротив Акатовки, а теплоход «Иосиф Сталин», на котором находилось тысяча двести человек, в числе их семьи сотрудников НКВД, попал под вражескую бомбежку и вынужден был причалить к левому берегу Волги. Над жизнью женщин и детей нависла смертельная опасность.
События эти развивались печально. Ночью пассажиры были высажены на берег, напротив завода «Красный Октябрь», не исключалась повторная бомбежка парохода. К вечеру 26 августа люди снова заняли свои места на пароходе, и тот тронулся вверх по Волге. Поздней ночью немцы навесили осветительные ракеты и, обнаружив пароход, открыли по нему шквальный огонь из орудий и минометов; были повреждены рулевое управление и машинное отделение. Неуправляемый пароход через несколько минут сел на мель. Фашисты били прямой наводкой, пароход загорелся.
Разыгралась страшная трагедия: люди снимали с себя одежду и под градом пуль пытались тушить пожар. Обезумевшие матери в темноте метались по палубе в поисках потерянных детей; прыгали вместе с детьми в воду и тонули; некоторые, спасаясь от пуль и ожогов, спустились в трюм и там погибли под обломками рухнувших перекрытий.
К утру пароход догорел, остатки его отнесло течением; горстка чудом спасшихся людей — чуть более ста семидесяти человек — ждала своей участи. Фашисты открыли по ним пулеметный огонь.
Женщины озябшими руками, ломая ногти, рыли в сыром песке ямы, которые тут же наполнялись водой. В таких немыслимых условиях оказались голодные и промокшие люди.
Начальник управления, находившийся в кабинете секретаря обкома партии, вызвал туда начальника отдела старшего лейтенанта госбезопасности Ивана Тимофеевича Петракова. Тот, войдя в огромный кабинет, неторопливо, привычной для него матросской походкой, приблизился к столу, за которым сидел Воронин — член городского комитета обороны.
Александр Иванович рассказал Петракову о случившемся и приказал срочно организовать спасение оставшихся на отмели людей; тут же вручил записку на имя командующего Волжской военной флотилией контр-адмирала Рогачева, просил выделить в распоряжение Ивана Тимофеевича два бронекатера.
Петраков и младший лейтенант госбезопасности Грошев в поисках контр-адмирала почти всю ночь бороздили Волгу на моторке, но встреча с командующим флотилией не принесла радости: Рогачев заявил, что все катера участвуют в боевых действиях и тралении — обезвреживании вражеских мин, ни один из них нельзя вывести из сражения. Тогда Петраков и Грошев решили действовать по своему усмотрению.
Часов в пять утра они на моторке двинулись вверх по Волге. В устье реки Ахтубы немцы обнаружили лодку и открыли по ней огонь; Иван Тимофеевич — опытный речник — и его помощник успели укрыться за косой.
— Что же нам делать, — проговорил Петраков, обдумывая создавшееся положение. Но Грошев понял эти слова как обращение к нему.
— Надо попытаться проскочить: другого выхода у нас нет, — сказал он.
— Это не выход, а верная гибель. Немцы занимают высокий правый берег, они сразу же заметят нас и расстреляют.
— Что же делать? — теперь уже спросил Грошев.
— Оставить лодку в укрытии и идти пешком. Пошли!
На лесной тропе они встретили сотрудника управления сержанта госбезопасности Сердюкова Валентина Александровича, который по поручению начальника отдела Ганина изучал обстановку. Он сказал, что знает островок, где укрываются женщины и дети, спасшиеся с парохода «Иосиф Сталин».
Около десяти часов утра они втроем добрались до острова. Невдалеке располагались бойцы железнодорожного батальона. Петраков доложил обстановку командиру батальона, тот обещал оказать помощь в спасении людей; Иван Тимофеевич подозвал Сердюкова:
— Валентин Александрович, вон за той косой в кустах укрыта наша моторная лодка. Попробуйте прорваться на ней на командный пункт… Знаю, что это связано с большим риском, — заметил Петраков, всматриваясь в красивое, чистое лицо сержанта.
— Прорвусь! — заверил Сердюков.
— Доложи начальнику управления обстановку и от моего имени попроси послать к переправе автомашины. Можно через Среднюю Ахтубу.
— Слушаюсь.
— Да не забудь передать, чтобы захватили продукты и лекарства: люди больные и голодные.
Пожелав удачи Сердюкову, Иван Тимофеевич стал в бинокль осматривать остров и подходы к нему. Безымянный островок (проще — отмель) находился метрах в ста от правого берега севернее Латошинки; длина его не больше шестидесяти метров, ширина — меньше двадцати. Ни деревца, ни кустика. На крутом берегу отчетливо просматривались две пушки и два пулемета. Немцы знали, что на отмели — беззащитные женщины и дети, тем не менее время от времени открывали огонь по ним.
Петраков принял такое решение: операцию по снятию людей с острова провести вечером, пока не взойдет луна.
Подготовили несколько лодок, на них посадили самых смелых бойцов железнодорожного батальона. Одновременно Иван Тимофеевич договорился с командиром зенитного орудия, располагавшегося на левом берегу Волги, чтобы в случае необходимости зенитчики открыли огонь по обнаженным точкам врага.
С наступлением темноты на реке обозначился редкий пунктир лодок, вскоре они пропали из виду. Время тянулось мучительно медленно, нервы были напряжены до предела.
Наконец появляются лодки: одна, вторая, третья… Бойцы на руках выносят детей и раненых. Даже дети, словно сознавая опасность, молчат. Лишь в самом конце операции заплакал ребенок. Его слабый вскрик был услышан на правом берегу. Немцы сбросили осветительные ракеты и открыли огонь по острову, но поздно: там, как считали в те минуты, уже никого не было, только мертвые, захороненные в сыром песке.
Красноармейцы железнодорожного батальона поделились своими запасами: наварили большой котел манной каши, раздали по кусочку хлеба, по кружке сладкого чаю. Раненым оказали нужную помощь и уложили в палатках.
Часов с пяти утра подошли автомашины, посланные начальником управления. Значит, сержант Сердюков прорвался через заградительный огонь фашистов и выполнил поручение.
Шестьдесят четыре человека — это были женщины и дети, отнятые у смерти, — были доставлены в Среднюю Ахтубу, а потом в Ленинск.
В полдень Петраков доложил начальнику управления о спасении людей. Во время этого доклада присутствовал Прошин, а вечером Василию Степановичу сообщили, что на острове еще есть люди, которые, надо полагать, в темноте не были обнаружены.
По его заданию младший лейтенант госбезопасности Агапов и два бойца ночью на лодках незаметно подошли к острову и успешно вывезли оттуда еще восемь человек.
Прошин не готовил рейс парохода «Иосиф Сталин», но тяжело переживал гибель его пассажиров.
Конечно, трудно было рассчитывать на то, что огромному белоснежному пароходу удастся прорваться под дулами вражеских орудий. Теперь легко рассуждать об этом, думал он. Но те, кто планировал эту экспедицию, наверное, надеялись на успешный исход дела, — другим пароходам удалось же прорваться, — а может быть, просто не видели или не имели иных возможностей для того, чтобы вывезти женщин и детей из осажденного города, где их ждала почти неминуемая гибель.
V
5 апреля сорок второго года «Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами» подписал директиву за номером сорок один; в ней определялись задачи летней кампании, в частности указывалось:
«…в первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожения противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет».