13 сентября Гитлер отдал приказ — начать решительный штурм Сталинграда. С утра фашисты начали с новой жестокостью бомбить и обстреливать из орудий и город, и позиции советских войск; к концу дня потеснили наших танкистов к поселкам Красный Октябрь и Баррикады; другая группировка врага овладела станцией Садовая, заняла пригород Минина, Авиагородок, больницу и машинно-тракторную станцию.
На другой день бои завязались на улицах и площадях города; немцы стремились любой ценой овладеть Центральной переправой.
Для защитников Сталинграда начался последний этап обороны, ее самый критический день. Враг занял Мамаев курган и Центральный вокзал, который в течение дня пять раз переходил из рук в руки; шли кровавые сражения на берегу Царицы, около элеватора.
14 сентября на командный пункт в штольне пришел начальник управления Воронин, он тут же вызвал старшего лейтенанта госбезопасности Петракова.
— Садись, Иван Тимофеевич, — пригласил Воронин, устало опускаясь в жесткое деревянное кресло.
Петраков сел на скамью, какие обычно встречаются у деревенских калиток.
— Иван Тимофеевич, сколько человек у тебя? — Численность истребительного отряда, которым командовал Петраков, постоянно менялась: сотрудники НКВД, милиции и пожарники снимались на выполнение других неотложных заданий.
— На сегодня шестьдесят семь.
— Да, маловато. Какое оружие у вас?
— Автоматы, винтовки… Прошу прощения, есть один станковый пулемет.
— Могу подбросить три ручных пулемета.
— Спасибо, Александр Иванович.
— Кому поручишь пулеметы?
— Найдутся люди.
— Хорошо. Ни в коем случае нельзя допустить фашистов до переправы, — сказал начальник управления, поднимаясь. Встал и Петраков.
— Только через наши трупы, товарищ комиссар! — клятвенно заверил он.
— Лучше будет, если вымостите дорогу трупами врагов.
— Слушаюсь.
Под вечер дозорные отряда Петракова установили, что одна группа фашистов ведет наступление на переправу со стороны домов специалистов, вторая — просочилась к пивзаводу.
Иван Тимофеевич принял решение атаковать немцев двумя группами. Одну, состоящую в основном из работников управления НКВД, возглавил лейтенант госбезопасности Ромашков Петр Иванович.
Ей было приказано выбить немцев из балки, по которой гитлеровцы продвигались к переправе.
Со второй группой сам Петраков повел наступление на пивзавод, находившийся в ста пятидесяти метрах от командного пункта.
На обоих участках немцы не выдержали натиска чекистов и после короткого боя отошли.
Боеприпасы были на исходе. Начальник управления обещал дать пулеметы и патроны, но доставка их почему-то задерживалась.
Петраков подозвал находившегося недалеко от него лейтенанта госбезопасности Федосеева Валентина Петровича и приказал ему немедленно отправиться на левый берег и доставить боеприпасы.
Федосеев был исполнительным и, кажется, вовсе лишенным страха работником: Волга в районе переправ была хорошо пристреляна немцами, над ней постоянно кружились фашистские стервятники, но Валентин Петрович под вражеским огнем осуществлял бесперебойную перевозку грузов и людей.
Человек высокой моральной чистоты, кристально честный, он забывал о себе, когда дело касалось исполнения долга.
В Красной Слободе Валентин Петрович быстро разыскал комиссара Воронина, тот распорядился собрать все наличные боеприпасы; ящики на эмке доставили к реке, а затем переправили на правый берег.
Опустилась по-южному темная ночь, казавшаяся еще темнее оттого, что в центральной части города продолжали полыхать пожары. Иногда черное небо прочерчивали трассирующие пули, над Волгой повисали ракеты, озаряя переправу мертвенно-бледным светом.
Бойцы замерли в напряжении, ждали новой атаки фашистов. Ждать пришлось недолго. Вскоре после полуночи донеслись автоматные очереди со стороны пивзавода.
— Алексей Дмитриевич, подойди ко мне, — тихо позвал Петраков.
Лейтенант госбезопасности Кочергин подполз к командиру отряда.
— Незаметно проберись поближе, много их там?
Кочергин исчез в темноте. Минут через двадцать он возвратился.
— На пивзаводе немцев нет, стреляли из дома Госбанка.
Отряд вернулся на командный пункт, Петраков разрешил бойцам соснуть часок, а сам вместе с Борисом Константиновичем Полем стал обдумывать план дальнейших действий; первейшая задача — выбить гитлеровцев из домов специалистов и Госбанка: из окон этих домов хорошо просматривается и простреливается переправа. Они знали: ночью с левого берега начнут скрытно переправляться через реку полки 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Родимцева; надо было обеспечить безопасность этой операции.
Едва забрезжил рассвет, Иван Тимофеевич дал сигнал к подъему. Усталые, с помятым видом от бессонной ночи, бойцы один за другим выходили из штольни, строились под крутым речным обрывом.
Немцы занимали почти все дома на набережной, от Волги и командного пункта управления их отделяли пятнадцать-двадцать метров проезжей части улицы и крутой, обрывистый берег. Но немногие метры оказались непреодолимыми для гитлеровцев, они так и не смогли переступить эту огненную черту.
Группа чекистов в составе Алексея Кочергина, Петра Ромашкова и Валентина Сердюкова, перебегая от укрытия к укрытию, вплотную приблизилась к строящемуся дому Госбанка. Темные, пустые глазницы окон глядели на Волгу, на переправу; было слышно, как там немцы тихо переговариваются, обсуждают что-то. Чекисты до боли в глазах всматривались в окна, ожидали появления вражеских солдат, чтобы встретить их автоматными очередями.
Когда немного рассвело, в оконных проемах стали различаться силуэты немцев. Они выставили пулеметы, разглядывали в бинокль переправу, левый берег, откуда под покровом ночи переправлялись на правый берег гвардейцы.
Со двора пивзавода, находящегося севернее позиции группы Ромашкова, донесся одиночный артиллерийский залп. Это был сигнал к наступлению.
Чекисты открыли огонь из автоматов по окнам нежилого помещения, послышались стоны и ругань. Тут же по дому были произведены залпы из противотанковых пушек, только что захваченных бойцами отряда Петракова у противника. Обвалился потолок, дом загорелся.
Немцы, очевидно не ожидавшие столь дерзкого нападения, в панике выпрыгивали из окон первого и даже второго этажей, пытались спастись, но немногим удалось это: Ромашков, Кочергин и Сердюков встречали непрошеных гостей дружным огнем из автоматов.
Через несколько минут на помощь засевшим в доме фашистам подошло подкрепление. Пули свистели над головами чекистов.
Вот застонал Ромашков, ухватившись за плечо; разорванный в клочья рукав фуфайки набухал кровью; лейтенант вынужден был уйти на перевязку.
Кочергин и Сердюков продолжали бой. Немцы вели стрельбу с чердака и верхних этажей. Валентин Александрович зло выругался.
— Что с тобою? — с тревогой спросил Кочергин.
— Пуля — прямо в приклад, разбило к чертовой бабушке!
— Сам-то цел?
— А ты думаешь, мертвец с тобой говорит? — известный шутник и весельчак Сердюков даже в этих условиях не терял чувства юмора. Сотрудники любили Валентина Александровича за веселый нрав: он был всегда спокоен и уравновешен, не злился, не выходил из себя; у него всегда была наготове острая шутка, если надо было утешить удрученного жизненными заботами товарища.
Немцы выпустили несколько мин, но Кочергин и Сердюков были надежно укрыты между кирпичными развалинами.
— Ах, гады, смотри! — Сердюков показал рукой влево, откуда прямо на них ползли фашисты.
— Сколько их?
— Кажется, трое.
— Бросай гранаты!
Четыре гранаты одна за другой разорвались возле немцев, враги были убиты.
Кочергин и Сердюков наблюдали за окнами Госбанка, где укрывались фашисты, и стреляли, как только появлялись в них фигуры врагов. Теперь у чекистов на двоих был один автомат и шесть гранат.
Кочергин так увлекся боем, что не сразу заметил: Сердюков перестал подсказывать ему, по какому окну надо бить.
— Валентин, чего молчишь? — спросил Кочергин, опомнившись. Ответа не было.
Алексей Дмитриевич подполз к Сердюкову, тот был уже мертв: разрывная пуля попала в правый глаз.
Алексей Дмитриевич лег рядом с погибшим товарищем и стрелял по врагам, пока не кончились патроны. Одна мысль была в голове — как можно больше уничтожить фашистов, отомстить за товарища, за оскверненную родную землю.
Когда патроны были уже на исходе, струя горячего воздуха обожгла висок, слетела каска, теплая и липкая кровь потекла по щеке. Силы покидали Кочергина; теряя сознание, он дополз до края обрыва и скатился вниз. Подоспевшие санитары подхватили его на руки и унесли в медпункт…
Группа, в которую входили Петраков и Поль, сосредоточила усилия на обеспечении безопасности переправы, имевшей неоценимое значение для защитников города.
К тому времени немецко-фашистские войска вышли к Волге у южной и северной городских окраин; с запада Сталинград блокировала 6-я армия Паулюса. Речные переправы оставались хотя и опасным и не совсем надежным из-за постоянного артиллерийского обстрела и бомбежек, но единственным путем, по которому в осажденный город шли войска, военная техника, оружие, боеприпасы и продовольствие. Лишившись переправ, защитники Сталинграда оказались бы в полной изоляции, а командный пункт управления — под угрозой захвата. В городе вели упорные бои подразделения 10-й дивизии войск НКВД полковника Сараева. Именно через Центральную переправу переходила на правый берег 13-я гвардейская дивизия генерала Родимцева.
Кто-то из бойцов доложил Петракову, что группа немецких автоматчиков численностью до семидесяти человек по балке короткими перебежками продвигается к переправе.
С криком «ура!» чекисты бросились в атаку.
Позднее стало известно, что небольшой отряд Петракова отбил наступление трехсот гитлеровских головорезов, вооруженных автоматами и легкими минометами.
Победили выдержка, мужество и высокий моральный дух чекистов. После боя Ивана Тимофеевича пригласил полковник Елин Иван Павлович, командир 42-го полка 13-й гвардейской дивизии, и тепло поблагодарил бойцов его отряда за героизм и отвагу в боях за переправу.