Решение могло быть только одно — ехать в Кайсацкое, быстрее включиться в розыск фашистских шпионов.
До райцентра добрались под вечер. В районном отделе секретарь и вахтер, начальник и сотрудники отдела были на выполнении оперативных заданий. Секретарь, миловидная девушка, пояснила, что начальник районного отдела и сотрудники собираются часов в девять-десять, обсуждают итоги дня и получают задание на следующий день.
Прошин позвонил в райком партии, ответил один из секретарей, который сказал, что ждет его.
Алексей Иванович Прохоров был избран секретарем Кайсацкого райкома осенью сорокового года. В начале войны попросился в армию, служил комиссаром батальона. В боях под Харьковом получил тяжелое ранение, в одном из саратовских эвакогоспиталей у него отняли правое легкое, весною сорок второго выписался из госпиталя и вернулся в Сталинградскую область, получил назначение на прежнее место. Тут же вскоре состоялась районная партийная конференция, Прохоров был избран секретарем и членом бюро райкома партии.
— Здравствуйте, Василий Степанович, присаживайтесь, расскажите, как Сталинград?
— Сталинград выстоит! — убежденно сказал Прошин, имея в виду недавнее указание Воронина о разминировании промышленных предприятий.
— Значит, не сдадим врагу города?
— Нет, Алексей Иванович, не сдадим!
Прохоров закашлялся, лицо побледнело, он достал из ящика стола порошок, налил воды из графина, чтобы запить.
— Что у вас?
— После ранения одно легкое напрочь отрезали, второе — тоже повреждено. Ничего, живу…
— Уборочную закончили? — спросил Прошин, чтобы отвлечь собеседника от грустных мыслей.
— Заканчиваем. Урожай приличный, людей не хватает, женщины да старики работают — техники маловато, вручную приходится. Спасибо соседям, помогают.
— Из Казахстана?
— Да, из Уральской области. Вы по заданию обкома?
— Нет. Я приехал помочь аппарату райотдела.
— Говорят, сброшены шпионы над нашим районом, с ног сбились — никаких следов. Может быть, случайный самолет вторгся сюда?
— Вряд ли, Алексей Иванович. Немцам сейчас туго приходится, просто так не станут летать.
Прохоров достал из папки сводки по хозяйствам и подробно рассказал о ходе уборки урожая, о подготовке к зимовке скота. Василий Степанович поблагодарил его за информацию и вернулся в райотдел.
Ночью состоялось совещание оперативного состава райотдела НКВД и милиции. Младший лейтенант госбезопасности Федоров, временно исполнявший обязанности начальника райотдела, доложил: в степи, примерно в десяти километрах восточнее села Кайсацкого, обнаружен брезентовый тюк весом около пятидесяти килограммов. Он в присутствии местных активистов, выступавших в качестве понятых, составил протокол обнаружения и опись содержимого тюка. Федоров называл пакеты с взрывчаткой, мотки бикфордова шнура, сухари, консервы…
Не оставалось никаких сомнений: тюк сброшен для вражеских агентов, для одного человека такой груз не стали бы сбрасывать. Если раньше кое-кто из сотрудников начинал сомневаться в целесообразности дальнейшего поиска, мол, ищем ветра в поле, то теперь все верили: шпионы уже сброшены, их надо найти и обезвредить.
В заключение выступил Прошин.
— Шпионы где-то рядом с нами, готовятся совершить черное дело. Надо полагать, ночью, сбросив тюк, они по какой-то причине задержались с высадкой, и груз упал далеко от места их приземления. Что надо сделать? Задействовать все оперативные возможности. Сколько бы агенты ни прятались, голод загонит их в деревни и села. Там нужно выявить и проверить всех, кто появился в эти дни. Переговорить с чабанами и пастухами: они день в степи и могли видеть появление чужих людей. Работу организовать умно, чтобы не вызвать переполоха среди населения и не насторожить шпионов. В противном случае они уйдут в Казахстан, и мы потеряем их след…
— Товарищ Федоров, вы не пытались организовать засаду на месте обнаружения тюка? — спросил Прошин, обращаясь к младшему лейтенанту госбезопасности.
— Думал, товарищ капитан. Но там голая степь, как на ладони, все за десять верст видно.
— Понятно.
До рассвета сидели Прошин, начальники райотделов НКВД и милиции, создали несколько поисковых групп, определили маршрут каждой группы, наметили, как «задействовать» оперативные возможности.
Штаб во главе с Василием Степановичем находился в райотделе, туда поисковые группы должны были сообщать о всех сигналах.
Около полудня Федоров и сержант милиции, оба одетые в штатское, на лошадке подъехали к чабанам, которые пасли большую отару тонкорунных овец на самой границе с Казахстаном.
Отвечая на вопрос Прошина о засаде, младший лейтенант сказал, что организовать ее в степи нельзя. Но Федоров был опытным оперативным работником: он и без подсказки Прошина не забыл побеседовать с пастухами, попросил их обратить внимание на возможное появление подозрительных людей в степи, в районе обнаружения тюка со шпионским снаряжением и в окрестных деревнях.
Тускло светило солнце, над степью висела сизая дымка. Навстречу им с лаем бросились два огромных лохматых пса; они крутились у ног лошади, подпрыгивали к ее морде, не подчиняясь окрику хозяина. И только когда тот щелкнул кнутом, собаки угомонились, легли в сторонке и косили на приехавших зеленоватыми злыми глазами.
Покурили, поговорили о погоде, о том о сем. Пожилой чабан отошел в сторонку, Федоров последовал за ним.
— Вчерась тут рыскал какой-то тип, — сказал старик, — допытывался, не попадался ли большой мешок. «Ты кто будешь?» — спросил я. Говорит: «Геолог, нефть здесь ищем».
— А куда он ушел?
— Вон в деревню, — чабан указал кнутовищем, — к Нюрке Заполошной присуседился.
— Заполошная, это фамилия ее?
— Нет, вакуированная, шумливая бабенка, прозвали Заполошной… Как въедете в деревню, от оврага вторая изба будет Акулины Никишиной, вот у нее та Нюрка и квартирует.
Старик назвал приметы неизвестного.
— Один он? Товарища с ним не было?
— Один, че-то больше не видно его. Может, уехал куда.
— А Нюрка Заполошная работает?
— Нюрка-то? Как не работать, на птичьем дворе, за курями ухаживает.
Федоров поблагодарил чабана и велел продолжать наблюдение.
В правлении колхоза застали председателя, дочерна загорелого мужчину, как оказалось, питерского рабочего, приехавшего в Заволжье двенадцать лет тому назад в числе двадцатипятитысячников.
Младший лейтенант объяснил председателю обстановку и попросил сходить к Никишиной, узнать, дома ли Нюрка и ее постоялец. Федоров и сержант укрылись поблизости.
По знаку председателя они вошли в избу, задержали неизвестного, который был сильно пьян и, как видно, плохо соображал, что происходит. При обыске обнаружили поддельные документы, план-схему местности с какими-то пометками, изъяли пистолет «браунинг» с четырнадцатью патронами, найденный под периной, четыре тысячи рублей крупными новыми купюрами. Задержанного доставили в Кайсацкое и после того, как тот протрезвел, начали допрос.
Он указал на удостоверение на имя геолога Григорьева Михаила Никаноровича и объяснил, что прибыл в Кайсацкую степь с целью разведки нефти, ожидает прибытия партии с оборудованием.
Однако легенда была явно неправдоподобной и противоречила документам, которые оказались у Григорьева.
— Назовите фамилию начальника нефтеразведочной партии, — предложил Прошин, — и где она постоянно находится.
Григорьев растерялся от, казалось бы, естественного и простого вопроса, молчал.
— Чего же вы молчите? Пошлем запрос и, если подтвердится, что вы работаете там, освободим.
— Соврал я, гражданин начальник, — тихо проговорил Григорьев, не подымая взгляда.
— Рассказывайте правду.
— Я заброшен немцами с заданием.
— Кто заброшен вместе с вами?
— Один я.
— Ну, Григорьев, вы осложняете свое положение, подумайте о своей участи… В степи нашли тюк, сброшенный для вас.
При этих словах Григорьев вздрогнул, по лицу пробежали судороги.
— Тюк весом более пятидесяти килограммов. Как же вы справились бы с ним?
— Ни о каком тюке я не знаю.
— Бросьте, Григорьев. Вы же чабанов спрашивали о нем.
— Ладно, пишите — все расскажу: потеряв голову, по волосам не плачут…
— Продолжайте. Повторяю вопрос: кто заброшен вместе с вами?
— Вместе со мною высадились еще три человека: Рыков Петр Семенович, Плакунов Иван Андреевич и Анатолий Коноплев, отчество его не помню.
— Где они сейчас?
— Не знаю. — И, должно быть подумав, что ему опять не верят, Григорьев добавил: — Я говорю честно, о них ничего не знаю. Получилось так: когда мы вытолкнули тюк, дверка самолета захлопнулась, что-то заклинило, и ее долго не могли открыть. Летчик сделал круг, первым выпрыгнул я, за мною должны были высадиться остальные… До рассвета я просидел в овраге, потом пошел к ближайшей деревне, недалеко от нее встретился с пастухами. Я назвался геологом и спросил, не видели ли они большой мешок и кого-нибудь из геологов. Пастухи сказали, что не видели. В деревне я познакомился с Нюркой… Поверьте, я не хотел выполнять задания немцев, — не умолкая, говорил Григорьев. — Думал, перебросят через линию фронта — плюну на них…
— Почему же не пришли с повинной?
— Жить хотелось.
— Струсили?
Григорьев рассказал, что после оформления вербовки его направили в Полтавскую разведывательную школу, находившуюся в бывшем монастыре, назвал многих преподавателей и агентов, обучавшихся вместе с ним. Сброшены они два дня тому назад на парашютах с транспортного самолета, имели задание — совершать диверсии на железнодорожной ветке Красный Кут — Верхний Баскунчак. На карте-схеме, изъятой при задержании, показал пометки, которыми были обозначены объекты диверсии.
— Однажды группу агентов Полтавской разведшколы, — рассказывал Григорьев, — возили на «экскурсию» в Варшаву. На бывшей даче Пилсудского им показывали немецкие пропагандистские фильмы.
Перед ними выступал начальник Варшавской школы ротмистр Марвиц, который приводил им в пример преподавателя Пауля Ределиса, успешно выполнившего задание в тылу Красной Армии и возвратившегося к немцам.