Связь на этом прерывается.
Инспектор злобно глядит на Тони.
– Вы прямо перед шефом вешаете на меня вину за происшествие? А где чувство товарищества?
– Я вам не товарищ.
Тони уходит – нужно поговорить с Абдуллой Мухтаром, а еще известить всех вождей местных племен, с которыми у него установлены добрые отношения: он просит их сообщить ему, если у них появятся новости о местонахождении двух пилотов с переводчиком.
Он садится в «Бреге» и летит на следующую авиабазу, в Порт-Этьенн. Там он вместе с еще двумя летчиками прочесывает с воздуха местность. Нужно держаться на расстоянии мили один от другого, чтобы охватить максимально обозримое с воздуха пространство, не теряя друг друга из виду. Зона здесь враждебная, и очень важно держаться вместе.
Пустыня под ними не желает открывать свои секреты. Не удается обнаружить ни единого следа их товарищей.
Где-то в районе мыса Бохадор Тони замечает, что машина Ригеля теряет высоту. Видит, что Бургат закладывает вираж, летит вслед за Ригелем и тоже приземляется. Он делает то же самое. Место посадки ему не нравится. Невдалеке отсюда совершили посадку Гур, Эрабль и механик Пинтадо. Если у Ригеля проблемы – нужно брать его и его механика и улетать с ветерком.
У самолета Ригеля расплавился шатун, а у другого «Бреге», за штурвалом которого Бургат, подтекает масло. На одном самолете им всем не улететь. Механик говорит, что с течью масла он справится, но нужно время.
– Да, не лучшее место, чтобы здесь отужинать, – замечает Ригель. – А ты, Сент-Экс, что думаешь?
– Превратим эту песочницу в зал отеля «Ритц».
Им неизвестно, заметило ли какое-нибудь племя их приземление. Если да, то очень скоро налетит целая орава, против которой их револьверы вряд ли что-то способны сделать, да и сами они стрелять едва умеют. А если повезет, то впереди у них длинная-предлинная ночь.
В эту же ночь, в тысячах километров оттуда, в маленьком кабинете до утра будут гореть лампочки. Дора получил известие, что три самолета-разведчика не вернулись на базу, а запаса горючего не хватит на тот промежуток времени, что их нет. Он знает, что они все опытные пилоты, но территория для них враждебная. И единственное, что он может, это ждать – информации по радио, по проводу, какого-нибудь знака. Все они могли уже погибнуть. Пять потерянных самолетов за сутки. Он не может знать, не станет ли эта ночь бдением над усопшими.
В окрестностях мыса Бохадор его летчики прямо-таки в эйфории: солнце село, а к ним так никто и не наведался. Закат на их стороне. Ночь их укроет.
Они объединяют все продукты из своих неприкосновенных запасов и устраивают нечто отдаленно напоминающее праздничный ужин. Никто не понимает, каким образом, но среди банок консервов из НЗ появляется бутылка вина и еще одна – с коньяком. Аплодисменты. Начинают загадывать друг другу загадки, и Ригель блещет своей сообразительностью. Тони вынимает колоду карт. В трепещущем свете керосиновой лампы руки его обретают черты волшебства, а все остальные просто очарованы попеременным появлением и исчезновением карт.
Механик приступает к работе, как только начинает светать, и за несколько часов ему удается привести «Бреге» Бургата в рабочее состояние. Они размещаются в двух способных лететь самолетах и отрываются от земли. Их появление в Вилья-Сиснерос, как великий праздник, встречено шумным ликованием. Волна облегчения проносится по всей линии, от Сен-Луи-дю-Сенегала до Тулузы, в нервном выстукивании телеграмм.
Оператор вбегает с распечаткой сообщения в руках.
– Месье Дора, Ригель, Сент-Экс, Бургат и Лефебр живы и здоровы!
– Пишите. Я хочу, чтобы вы отбили Ригелю в Дакар следующую телеграмму: «Уважаемый месье Ригель, настоящим сообщаю, что за этот месяц вы потеряли уже второй самолет. Вследствие этого, вы лишены всех премиальных за последние тридцать дней. С уважением, Дидье Дора, директор по эксплуатации».
В Вилья-Сиснерос пустынный там-там приносит новость о том, что Серр и Рейне живы. Но новость эта хороша лишь наполовину. Взявшее их в плен племя требует в качестве выкупа миллион верблюдов, миллион винтовок и освобождения всех бедуинов, плененных во время войны в Мавритании французами.
– Это восточный базар, и торговля будет долгой, – говорит им Тони. И не ошибается. Вернутся они только через шестнадцать недель.
Глава 46. Бразилия, 1929 год
Директор по эксплуатации компании говорит Мермозу, что ему следует набраться терпения и попридержать свое стремление связать авиапочтой Европу и Америку и что политические вопросы решаются не так быстро, но ждать он не умеет.
Терпение не входит в число его добродетелей. Что проявляется прямо сейчас, когда он летит к Флорианополису. Маршрут проложен по побережью, чтобы при вынужденной посадке можно было использовать огромные пляжи, однако ветер дует самолету прямо в нос, толкая машину назад, и это обстоятельство безмерно его раздражает. Он решает отклониться от маршрута и срезать наискосок, над сельвой. И думает, что по возвращении в Буэнос-Айрес сам наложит на себя штраф.
Во Флорианополисе он приземляется с удивительной пунктуальностью и одним прыжком оказывается на полосе, но тут же на лице его проявляется неудовольствие: он понимает, что никакого механика с заготовленной бочкой бензина поблизости не видно.
К нему подходит парень с почтой, один из тех, кто занимается перегрузкой почтовых мешков, и Мермоз набрасывается на него:
– Топливо! Какого дьявола, куда механик подевался?
Молодой креол неохотно пожимает плечами. Мермоз одним рывком сдирает с себя шлем с очками и швыряет его на землю. Начальник аэродрома бегом бежит к нему, жестами призывая к спокойствию.
– Черт тебя дери, Дакоста! Где гребаный бензин?
– Механик уже на подходе.
– На подходе?
– Он сказал, что тотчас же вернется.
– Тотчас же? И когда будет это «тотчас же»? Я сам залью бак бензином!
– Но ключ есть только у него.
– Да я дверь выломаю!
– Это огнеупорная дверь, очень дорогая.
– Нет ничего дороже времени! К дьяволу эту дверь!
Мермоз уже ушел с полосы и направляется к складу с горючим, когда подбегает механик с ключом. И как только тот оказывается перед ним, Мермоз хватает его за нагрудник комбинезона и трясет.
– Что это ты такое о себе возомнил? Думаешь, что можешь задерживать всю американскую почтовую линию? Ты уволен! Но сначала – полный бак, или я тебе сейчас бока намну.
Рабочий в ужасе бежит к самолету заливать бак. Дакоста подходит и очень осторожно говорит:
– Месье Мермоз, вы ведь над сельвой срезали, не так ли?
Мермоз кивает.
– С этим встречным ветром – мы думали, что вы вовремя не поспеете.
– А я поспел! Его обязанность – быть на месте!
– Он очень исполнительный человек. Видите ли, его супруга вот-вот родит. Она потеряла сознание в начале родов, вот его и позвали. Не каждый ведь день дети рождаются. И при всем при этом он ведь обратно бегом бежал, чтобы быть здесь вовремя, к моменту стыковки.
Механик только что заправил бак, и у него начинают дрожать ноги, когда он видит приближающегося начальника пилотов, на полголовы его выше и в полтора раза шире, с правой рукой, сжатой в кулак. Но прежде чем тот начинает бормотать свои извинения, Мермоз очень мягко произносит:
– Дакоста говорит, что вы отличный работник. Если бак уже залит, не теряйте времени – идите к жене.
После чего сует кулак в нагрудный карман механика и потихоньку оставляет там пятидесятифранковую банкноту.
– Это рождение нужно отпраздновать.
Мермоз прилетает в Рио-де-Жанейро уже в темноте, выжатый как лимон, с четвертьчасовым опережением графика. Подарок в пятнадцать минут для пилота, который подхватит эстафету и отправится в Уругвай. Он направляется к аэродромной конторе, навстречу выходит начальник авиабазы.
– Плохие новости, месье Мермоз.
И протягивает радиограмму: Мальо, летчик из Аргентины, работавший на разработке новой линии в Парагвай, упал и разбился в получасе лета от столицы.
Они смотрят друг другу в глаза.
– Парень не должен был очень страдать. Ты слишком занят, пытаясь выровнять машину, чтобы о смерти беспокоиться.
Мермоз соглашается.
– Семья – вот кто действительно страдает. Видел я однажды этого парня в Пачеко. На аэродром его подвозили мать с отцом – на телеге, запряженной мулом. Совсем бедные люди, месье Мермоз. Когда он шел к полосе, я видел, как они крестились. А теперь у них даже и последнего утешения не будет – сына похоронить.
– Но тело-то привезут на родину.
– Туда поезда не ходят, а с этой жарой никто ведь не станет ждать, когда бюрократия все бумажки выправит. Семье пошлют часы, если, конечно, какой-нибудь плут по дороге их не стащит.
– Дайте мне карту. Полечу в Парагвай. Доставлю его на самолете.
– Гроб не пройдет, у «Лате» – дверца узкая.
– Посмотрим.
Начальник аэродрома знает, что ничто не способно заставить его отказаться от принятого решения.
– Вылетите рано утром?
– Подготовьте мне самолет с полным баком горючего и омлет с кофе. Вылетаю через пятнадцать минут.
– Метеосводка…
Мермоз уже шагает к домику пилотов.
Сутки спустя над Пачеко раздается жужжание мотора мощностью в четыре сотни лошадиных сил. Работники наземной службы наблюдают за тем, как при сильном ветре заходит на посадку накренившийся в воздухе «Лате», весьма опасно раскачиваясь. Самолет на расстоянии имеет необычный профиль. Когда он приближается, механики, служащие конторы, работники наземных служб – все выходят смотреть, что такое движется на них с неба. С бока фюзеляжа, обеспечивая опасный боковой крен, вертикально прикрепленный к контрфорсам крыла, летит гроб. При особенно сильном порыве ветра самолет наклоняется в противоположную сторону, и Мермоз, выправляя машину, поддерживает гроб плечом. Садится он с таким наклоном, что едва не задевает крылом полосу, но все же ему удается сохранить равновесие, и после зигзагообразного торможения самолет с необычным грузом останавливается.