Ненна забралась в теплое такси, провонявшее застарелым запахом табака и многочисленных любовных утех, и мгновенно уснула. А таксист для начала свернул на Олд-стрит, где всю ночь был открыт гараж, залил там полный бак бензина, затем развернулся и поехал через безмолвный, запертый на все замки Сити в сторону Странда[45], и сразу в воздухе почувствовалась речная влага, расползавшаяся по переулкам с рассветным ветром.
– Если хотите, – не оборачиваясь, предложил таксист, – можно завернуть в закусочную к Артуру на Ковент-Гарден и съесть по сэндвичу, мой банк от этого точно не разорится.
Только тут он заметил, что пассажирка крепко спит. Осторожно припарковав машину, он быстро выпил чашку чая, а сторожам у ворот Ковент-Гарден, которым страшно хотелось знать, кто это у него на заднем сиденье, объяснил, что там Спящая Красавица.
Когда он, наконец, подъехал к дальнему – по отношению к Баттерси-Бридж – концу причала, то лишь по выражению его лица можно было догадаться, сколь неудачной представляется ему идея проживания в такой местности. Впрочем, вслух он ничего не сказал, думая, что некоторых людей такая жизнь, вероятно, вполне устраивает. А потом очень осторожно, будучи привычным к самым неожиданным завершениям ночных поездок, принялся будить Ненну.
– Проснитесь, моя дорогая, вы уже дома.
Он так быстро развернулся и уехал, что Ненна даже номер его машины разглядеть не успела и заметила лишь, как красный огонек заднего света уносится вдаль по безлюдной набережной со скоростью куда большей, чем разрешенная. В результате ей так и не удалось поблагодарить своего спасителя. Было, должно быть, уже часа три, а может, и четыре, утра, но на «Лорде Джиме» все еще горел свет. И Ричард стоял на корме, одетый в теплую военно-морскую шинель арктического образца.
– Что это вы делаете ночью на причале, Ненна? И где ваши туфли?
– Что это вы делаете ночью на корме, Ричард, да еще в шинели?
Оба говорили так, словно были немного не в себе.
– От меня жена ушла.
Должно быть, и правда, ушла, решила Ненна, иначе он сказал бы «Лора», а не «жена».
– Ну да, вы признавались, что она собиралась к родителям поехать.
Оба говорили почти шепотом, хотя вряд ли в такой поздний час они могли кого-то потревожить, и слова Ненны, не нуждавшиеся в каком-то ответе, как бы растворились в воздухе, заглушенные звуком волн.
– По-моему, я ничего такого не сообщал, – с некоторым опозданием все же отреагировал Ричард, – просто вам, должно быть, показалось, когда мы с вами после того собрания вместе выпивали, что моя жена немного не в себе.
– Да, мне действительно так показалось, – призналась Ненна.
Ричард озадаченно на нее посмотрел:
– Она вам так сильно не нравится?
– Не знаю. Чтобы ответить, мне бы следовало встретиться с ней где-нибудь в другом месте.
– В таком случае меня вы, наверное, считаете упрямой свиньей, раз я заставляю ее жить здесь, на «Лорде Джиме». Но я, честно говоря, и представить себе не мог, что ей такая жизнь придется не по вкусу. Боюсь, правда, мозги у меня не слишком поворотливые, другие люди в подобных обстоятельствах быстрей соображают. Но когда-то мне больше всего на свете хотелось немедленно увезти Лору как можно дальше от семьи; ее многочисленные родственники, скажу вам честно, оказывают на нее поистине разрушительное воздействие.
– А на фортепьяно они случайно не играют? – спросила Ненна. Ног своих она больше не чувствовала, но, осторожно глянув на них – она постаралась сделать это как можно незаметней, опасаясь, что Ричард сочтет необходимым немедленно что-то предпринять на сей счет, – увидела, что они целы, но кровоточат теперь уже обе. Она даже встревожилась, усмотрев в этом некую религиозную отсылку. Вот так и окровавленный Христос с упреком смотрит вниз в галерее монастыря Сердца Господня… А что, если она и в такси на полу кровавые следы оставила?
– Я бы, разумеется, никогда не стал предлагать ей жить в таких условиях, которые ниже допустимого уровня. Я нашел отличного мастера, который смог позаботиться и об отоплении, и об освещении, да и все переоборудование судна осуществил вполне профессионально. Но, как мне кажется, причина совсем не в этом. Не в тех условиях, которые я постарался ей создать. А на самом деле в том, хорошо ли ей вообще было жить на судне только вдвоем со мной? Правильно это было или нет?
– Она вернется, Ричард.
– Но это уже не изменит того очевидного факта, что она от меня сбежала.
И тут Ричард, видимо, понял, что его размышлениям о прошлом пора знать свое место, иначе он никогда не сможет оценить их адекватно. И он воскликнул:
– Ненна, да вы себе ноги поранили!
Страшно расстроенный тем, что не заметил этого раньше, не сумел проявить элементарной вежливости и внимания и ничем не помог попавшей в беду женщине, хотя всему этому его учили с детства, Ричард спрыгнул с палубы на причал и галантно сопроводил соседку на «Лорда Джима».
– С моими ногами ничего страшного, ей-богу, Ричард! Я просто где-то ободралась. – Забавное словечко «ободралась» было из лексикона ее детей. – Если можно, просто одолжите мне носовой платок.
Ричард принадлежал к тому типу мужчин, у которых даже в половине четвертого утра всегда имеется при себе пара чистых носовых платков. Спустившись в трюм, где у него все было разложено по полочкам, он принес пузырек с зеленкой и пару коротких резиновых сапог. Ненне эти огромные сапоги были невероятно велики, но она сразу оценила то, что он не предложил ей надеть сапожки Лоры. А может, Лора и все свои вещи с собой забрала?
– Какая у вас маленькая ножка, Ненна. – Ричард любил, чтобы вещи были правильного размера. – Во всяком случае, меньше, чем обычная женская нога, как мне кажется. – Он осторожно приподнял Ненну, усадил ее на один из палубных светильников и решительно, не прибегая к каким-либо извинениям, растер каждую ее ступню по очереди и сунул в чистый сапог. И каждая ступня, по очереди почувствовав благодатное тепло его рук, расслабилась, словно животное, доверяющее ветеринару.
– И все-таки я не понимаю, Ненна, почему вы бродили здесь в темноте? Вы что, где-то на вечеринке были?
– Неужели вы действительно могли подумать, что я хожу на такие вечеринки, где люди, уходя, забывают туфли?
– Ну, я не знаю… Вы ведь ведете несколько богемный образ жизни, то есть куда более богемный, чем я. Я что хочу сказать: вообще-то, я с разными людьми из Челси[46] знаком, но все они, по-моему, не слишком от остальных отличаются.
– Ну, сегодня ночью я приехала из района, куда более далекого, чем Челси, – усмехнулась Ненна.
– Вы только, ради бога, не сочтите меня излишне любопытным или даже назойливым. Я вовсе не пытаюсь что-то выяснить насчет вашей личной жизни…
– Сколько вам лет, Ричард? – прервала его Ненна.
– Я родился 2 июня 1922 года. И мне как раз стукнуло семнадцать, когда началась война. – Ричард всегда оценивал свой возраст исключительно в соответствии с теми обязанностями, которые в тот или иной период были на него возложены.
Ненна сидела, слегка шевеля пальцами ног, уже успевших немного согреться внутри просторных сапог. Сейчас на реке был тот неуловимый час, когда тьма, как бы рождаясь из тьмы, начинает подниматься над водой, и тени с каждой минутой превращаются в конкретные предметы, заявляя о себе то как дом, то как стоящее на якоре судно. С северо-запада тянуло легким ветерком.
– Ненна, – спросил вдруг Ричард, – вы бы не хотели немного покататься на ялике?
Ненна слишком устала, чтобы чему бы то ни было удивляться. Она посмотрела на шлюпбалку и поняла, что Ричард, должно быть, уже спустил ялик на воду. Если бы у него на судне хоть что-то было не в порядке, он бы, разумеется, никогда подобного предложения не сделал.
– Мы можем подняться вверх по реке и пройти под Уондзуортским мостом[47] до самого «Файна Ойл Депо», а потом вырубить мотор и сплавиться по течению вниз.
– Так вы в любом случае собирались кататься на ялике? – спросила Ненна. Ей отчего-то было очень важно получить ответ на этот вопрос.
– Нет, я надеялся, что, может, кто-нибудь тут появится и захочет составить мне компанию.
– То есть вы решили положиться на случай? – этому Ненна поверить никак не могла.
– Я надеялся, что, может, вы захотите поехать.
«А вот это уже лучше, – подумала Ненна».
Вниз пришлось спускаться по веревочному трапу, и Ричард шел первым. Истерзанные ступни причиняли Ненне сильную боль, и ей казалось – хотя она очень не хотела быть неблагодарной, – что без этих огромных сапог ей, возможно, было бы значительно легче. Впрочем, она ухитрилась вполне удачно спуститься ровно в середину ялика, так что он даже ни капельки не покачнулся.
– Отдать швартовы, Ненна!
И она на мгновение вернулась в детство, на Бра д’Ор, когда, отдав швартовы, аккуратно складывала кольцами фалинь под одобрительными взглядами отца и Луизы.
В те времена, вспоминала она, запустить с одного раза подвесной двигатель было настоящим испытанием, и если после удачно проведенного дня он действительно с ходу запускался, это считалось большим успехом. Но сейчас двигатель, послушный нажатию кнопки, ожил мгновенно, и Ненна поняла, что Ричарду и в голову прийти не могло, чтобы на его лодке вздумал не завестись мотор. Плавание на таких крошечных суденышках всегда вызывает необычайно острые эмоции, и она чувствовала, что готова плыть с этим человеком хоть на край света, раз у него подвесной мотор всегда заводится с одного нажатия кнопки. Да и окружающая реальность, похоже, утратила свою привычную власть над людьми в этот смутный час, когда день начинал неуверенно пробиваться сквозь ночь к рассвету.
– Я давно хотел сказать вам, Ненна: у меня возникают большие сомнения, что у вас достаточно сил, чтобы справляться с той работой, которую вы вынуждены выполнять на «Грейс». К тому же кое-какие ваши действия представляются мне абсолютно неэффективными, а значит, вы попросту зря тратите силы. Например, как-то утром я видел, с каким трудом вы пытались