– Что это значит, Тильда, дорогая?
– Это значит «L», то есть «У меня есть для вас важное сообщение». Вообще-то, я это для тебя готовила, мам. На тот случай, если бы ты вернулась раньше нас.
– И куда же вы, в таком случае, собирались?
– Мы собирались пойти с ним в город и все ему показать.
– С кем это «с ним»?
– С Генрихом.
Из люка появилась Марта, а следом какой-то мальчик, значительно выше нее ростом. И Ненна была буквально потрясена переменой, успевшей произойти с ее старшей дочерью с тех пор, как они вчера в последний раз виделись. Марта распустила привычный конский хвост, и ее светлые волосы лежали по плечам очаровательными естественными локонами. А еще она надела свою любимую и единственную рубашку с портретом Элвиса.
– Мам, это Генрих. Ему три недели назад исполнилось шестнадцать. И ты даже не знаешь, кто он такой!
– Да нет, это я как раз знаю. Мне тетя Луиза сказала. Только, к сожалению, возникла некоторая путаница, потому что, по ее словам, Генрих должен был появиться здесь еще в прошлую пятницу.
– День моего отъезда пришлось перенести, миссис Джеймс, – объяснил Генрих. – А потом я еще немного задержался, потому что мне дали адрес 626, Чейн-Уок, но там я никого не нашел, и, к счастью, речная полиция вскоре направила меня сюда.
– Что ж, я в любом случае рада приветствовать вас, Генрих, на борту нашего судна. Добро пожаловать.
– Миссис Джеймс, Генрих фон Фюрстенфельд. – Генрих изящно поклонился.
Он вообще был исключительно элегантен. Генриху дали такое воспитание, которое помогло бы ему пережить любые смены режима, преодолеть любые границы и даже, возможно, выдержать утрату всей фамильной собственности, а в случае разразившегося кризиса дало бы возможность достаточно длительное время спокойно проживать у каких-нибудь дальних родственников в любом из тех уголков земного шара, где сохранилось терпимое отношение к аристократии, то есть на весьма обширной территории от польской границы до ворот Гайд-парка. Короче говоря, Генрих обладал превосходным европейским «бэкграундом», благодаря чему стал человеком, хорошо владеющим собой, сдержанным, но вполне способным и на солнечную дружескую улыбку, и на крепкое спортивное рукопожатие, но самое главное – с ним почти любой чувствовал себя легко, даже несколько встревоженная его появлением Ненна.
– Я надеюсь, Марта показала вам, куда положить вещи?
Марта нетерпеливо глянула на мать.
– А ему и не надо ничего никуда класть! И даже вещи распаковывать не нужно: ему завтра уже снова в аэропорт ехать. Он ведь добрался до нас только поздно вечером, так что пришлось искать для него место на «Рочестере». Уиллис страшно веселился и говорил, что «Рочестер» напоминает старый бордингауз.
– Я должна немедленно пойти и все объяснить миссис Вуди.
– Ой, это совершенно не нужно. А Генриху я уже все показала и на «Грейс», и вокруг. Он понимает, что выйти в море можно только с началом отлива.
– Вообще-то, я не очень умею рассчитывать время в соответствии с приливами и отливами, миссис Джеймс, – любезным легким тоном заметил Генрих. – У нас на Дунае, где я живу, никаких приливов и отливов не бывает, так что в этом отношении мне придется полностью полагаться на ваших очаровательных дочерей.
– Какой у вас дом в Вене? – спросила Тильда.
– О, это просто квартира на Францисканерплац, практически в центре города.
– А чем вы обычно занимаетесь? – не удержалась от вопроса Ненна. – Как развлекаетесь? Ведь если вы сможете пробыть в Лондоне всего один день, нам придется подумать, чем мы могли бы вас порадовать.
– Видите ли, Вена – город очень старый, и все сразу замечают, до чего много стариков там живет. Конечно, мой родной город прекрасен, но я все же с огромным нетерпением предвкушаю возможность увидеть свингующий Лондон.
– А пока он, бедный, вынужден торчать у нас на палубе и отвечать на ваши занудные вопросы! – с упреком заметила Тильда. – А ведь его нужно поскорее хотя бы кофе напоить!
– Неужели он еще не завтракал? – всполошилась Ненна, но тут Марта оттащила ее в сторонку и трагическим шепотом спросила:
– Мам, где твои туфли? И вообще ты выглядишь просто ужасно! С точки зрения Генриха, ты вряд ли похожа на мать семейства.
– Ну, я не знаю, как выглядит мать его семейства. Зато знаю, что отец мальчика – давний знакомый тети Луизы и дяди Джоэля, с которым они как-то связаны по бизнесу.
– Его мать – графиня!
Тильда между тем уже успела увести Генриха вниз и даже поставила на газ турку с молоком, намереваясь непременно напоить гостя кофе. И юный граф до своего смертного часа не забудет той прекрасной девочки, что позаботилась о нем, когда всем остальным до него, бедняги, и дела не было.
– А почему ваша мама босая? – спросил Генрих. – Впрочем, если вам неудобно на мой вопрос отвечать, я не настаиваю. Может, она тоже свингует.
– Ничего, к ней легко привыкнуть!
Хитрый дипломат, Генрих прикинул, на которую из его двадцати или тридцати младших европейских кузин более всего похожа Тильда. Пожалуй, на тех, что живут в Швейцарии. И в его голосе сразу появились более нежные и чуть насмешливые интонации.
– Надо мне будет взять вас с собой, дорогая Тильда, когда я снова полечу в Вену, потому что, уж извините, но без вашей помощи я теперь просто не смогу обходиться. К счастью, вы так малы, что здесь, пожалуй, никто и не заметит, что вы исчезли, а в самолете вас легко можно будет выдать за мой Glucksbringer[48].
Вот тут он попал впросак, потому что Тильда терпеть не могла намеки на свой маленький рост.
– Давайте оставим эту тему! – сердито потребовала она, с грохотом ставя перед Генрихом жестяную кружку с кофе, и принялась энергично отпиливать от буханки толстый ломоть хлеба.
Со слабой улыбкой юный граф повернулся к своей спасительнице и стал ее благодарить, а его бледные щеки от горячего кофе мгновенно начали розоветь.
Между тем к задержавшимся на палубе Марте и Ненне подошел Морис, который, похоже, решил взять короткий отпуск и уже несколько вечеров паб не посещал.
– У тебя, кажется, бойфренд появился? – спросил он у Марты. – Он кто?
– Сын друзей моей тети Луизы.
– Ну, дело, конечно, твое. Мордашка у него, впрочем, хорошенькая.
– Морис, – Марта серьезно на него посмотрела, – помогите мне, пожалуйста. Я тщетно пытаюсь заставить мать нормально одеться и вести себя, как подобает.
Было еще только десять минут девятого, и мимо них прошел Ричард, направлявшийся в сторону Уорлдз Энд[49], чтобы там сесть на автобус и ехать в свой офис. Заметив его, Ненна подумала: если он сейчас в мою сторону даже не посмотрит, я никогда впредь с ним не заговорю и вообще больше ни с одним мужчиной разговаривать не буду, кроме Мориса. Но Ричард, едва поравнявшись с «Грейс», улыбнулся ей такой улыбкой, что сердце у нее мгновенно растаяло; мало того, он еще и помахал ей, крутя в воздухе рукой и сам удивляясь столь неопределенному жесту, чем-то напоминавшему военно-морское приветствие и одновременно клоунскую попытку удержать в руках вращающийся на ветру зонт.
Морис лишь глянул на них и, с достоинством сложив на груди руки, обронил:
– Поздравляю, Ненна!
– Ох, помолчи, пожалуйста!
– Почему это я должен молчать?
– Потому что Господь сделал тебя чересчур сообразительным. Я и сама еще пока не знаю, что со мной происходит.
– Приступ слабоумия?
– Да нет, скорее приступ самоуничижения.
– А это еще что такое, дорогая моя?
Марта оставила их и спустилась на камбуз. Эта девочка была во всех отношениях вооружена на случай любых возможных разочарований, которые готовит ей жизнь, и полностью сознавала свою ответственность перед матерью и сестрой и необходимость их защищать; ее также тревожили лакуны в собственном образовании и весьма беспокоило поведение монахинь и торговцев из антикварных лавок; но за всем этим она на какое-то время совершенно позабыла о необходимости и самой быть счастливой.
Генрих сперва показался ей странным.
Некоторое время они втроем, сидя за столом, обсуждали, как лучше провести этот день. Затем Тильда, пользуясь тем, что остальные двое, увлеченные разговором, на нее не смотрят, вытряхнула из пакетов коробки с сухим завтраком, зная, что на дне изготовители прячут всякие интересные вещицы – крошечные пластмассовые танки, пулеметы и даже изображения Элвиса. Выудив все эти сокровища, она без разбора смела в контейнеры пшеничные и ржаные хлопья.
– Мне кажется, Марта, отца у вас нет? – тихо спросил Генрих.
– Он от нас уехал.
Но парень вовсе не выглядел удивленным.
– Мой отец тоже часто от нас уезжает – проверяет, как идут дела в наших поместьях.
– Какие-то устарелые у тебя представления, – вздохнула Марта. И Генрих, продолжая от души есть, ласково взял ее за руку.
– Вообще-то я к тебе зашел, чтобы телеграмму отдать, – сказал Морис. – Я ее в Управлении захватил.
– Правда? Вот спасибо! Это ты правильно сделал. Понимаешь, у меня, похоже, в последнее время несколько писем пропали, а сестра все спрашивает, получаю ли я ее письма.
– Ну, здешним почтовикам тоже приходится ловить момент, сообразуясь с ветром и приливами, как, собственно, и всем нам, моя дорогая.
Телеграмма была от Луизы. В ней сообщалось, что они с Джоэлем прибыли в Лондон, остановились в отеле «Картерет», а Ненна должна как можно скорее им позвонить.
– Алло, могу я поговорить с миссис Свонсон? Алло, это номер миссис Свонсон? Луиза, это я, Ненна.
– Ненна! А я как раз собиралась звонить тебе по тому номеру, по которому связывалась с тобой тогда из Франкфурта.
– Я бы предпочла, чтобы ты все-таки туда не звонила, Луиза.
– Почему? Какие-то неприятности?
– Не то чтобы неприятности…
– Ненна, Эдвард к вам вернулся?