Нет, почему ни при чем? Она заслужила награду. Надо потребовать с этого Рустема деньги. Много-много денег. Чтобы она могла жить, как принцесса, и сама выбирать себе мужа. А может, он возьмет ее к себе? – жадно фантазировала Гюльнара. На картинках в сети – красавец. И богатый. Он не будет ее бить, она же не джаляб! Она порядочная девушка, мусульманка! Вот только как его найти?
Гюльнара просмотрела в Интернете все, что было связано с Рустемом Адырхановым. Глухо. Не зарегистрирован ни в «Твиттере», ни в «Фейсбуке», ни в «Живом журнале», ни в «Моем круге», ни даже в «Одноклассниках». Положим, сама Гюльнара тоже нигде не зарегистрирована и понятия не имеет, откуда такая регистрация берется. Но ведя поиски в сети, она не раз видела призывы оставить сообщение такому-то. Что это означает, она не знала. В приюте были компьютерные курсы, но она их не посещала, ей было скучно.
По телефону позвонить? А где взять номер? Говорят, можно купить какую-то «базу» и все-все узнать. Но опять-таки: где ее взять, эту «базу»? Да и денег нет, а «база» небось большие тыщи стоит.
Гюльнара еще раз внимательно перечитала доступные материалы в сети. У Рустема Адырханова есть фирма. А уж у фирмы-то должен быть телефон! Ну пусть не самого президента, так хоть приемной. Она стала искать, но запуталась еще больше. Оказалось, что фирм у Адырханова – видимо-невидимо, и все они поминутно переходят из рук в руки, то закрываются, то опять открываются под другим именем, и какая из них сейчас его, понять невозможно. Позвонить наугад? Он же ищет эту Ульяну! Позвонить и сказать: я знаю, где Ульяна. Ему передадут.
Нет, так не пойдет. Она же хочет остаться ни при чем? А куда Рустем будет ей перезванивать, если ему передадут? В приюте есть телефон для всех, тетки иногда звонят родным или работу ищут. Но если она даст номер и ей перезвонят, весь приют узнает, что это она Ульяну заложила. Пожалуй, лучше записаться на компьютерные курсы. Гюльнара смутно представляла себе, как работает тот же «Фейсбук», но если дать объявление, что она знает, где Ульяна Адырханова, кто-нибудь ему да передаст. И тогда Гюльнара назначит ему свидание. И выставит свои условия. А он эти условия примет, если хочет найти Ульяну. Примет, никуда не денется.
Так прошло несколько недель. Гюльнара ходила на компьютерные курсы, но там преподавали совсем не то, что ей было нужно, а прямо спросить она боялась. Злилась ужасно: близок локоть, а не укусишь.
Глава 13
Не подозревая, какие козни против нее плетутся, Этери привезла полумертвую от страха Ульяну к себе в дом, поселила в хозблоке, Дарье с Марьей велела молчать. Ульяне выкрасили волосы в черный цвет, навели такой грим, что ее мать родная не узнала бы. Она стала работать уборщицей вместе с Дарьей и Марьей, делала свое дело на совесть, и никто ничего не заподозрил: ни Валентина Петровна, ни охранники, ни – тем более! – дети. Ульяна убирала, орудовала пылесосом, мыла собак. Лорд на каждой прогулке норовит улечься брюхом в лужу, а брюхо у него обширное, работы хватает. Дарья и Марья, вовлеченные в заговор, следили за развитием событий затаив дыхание. Еще бы: прямо как в кино!
Этери отвезла Ульяну в город, и они сделали снимки на загранпаспорт, а заодно накупили одежды. Скромной, неброской, но приличной. Вернувшись домой, Этери поговорила с Мадиной. Довольная положением личной горничной, Мадина согласилась не пикнув, тем более что авантюра ничем не грозила ей самой. Этери сделала ей такой же грим, какой был у Ульяны на фотографиях, заставила надеть ту же блузку с отложным воротничком, что была на Ульяне, и отправила за паспортом.
Пришлось ехать к черту на кулички: по всей Москве уже делали только биометрические паспорта, а для них надо фотографироваться прямо в кабинете работника Федеральной миграционной службы. Но Этери разузнала, где у черта кулички, то есть где еще делают паспорта старого образца. Водитель Игорь отвез туда Мадину. Все прошло как по маслу. Никто не придрался к фотографиям, ровно через три недели Мадине выдали загранпаспорт.
Этери решила совместить операцию по переправке Ульяны с давно запланированной поездкой к грузинским художникам, но отца с собой звать не стала и даже Кенни не взяла. Ульяне и без того страшно, что в ее историю посвящено столько людей. Перед отправкой в аэропорт Этери заставила ее выпить успокоительное. Но они прошли пограничный контроль без происшествий, прибыли в Киев, прожили два дня в гостинице и улетели в Грузию. Ни на одном из контрольно-пропускных пунктов ни у кого не возникло сомнений, что границу пересекает Мадина Хебриева.
– А как же обратно? – шепотом спросила Ульяна, когда ей поставили штамп в паспорте, и они благополучно миновали КПП.
– Тебе этот паспорт больше не нужен. Дыши полной грудью, ты свободный человек.
– А если Рустем…
– Какой Рустем? Кто такой Рустем? Нет его. Забудь.
Этери привезла Ульяну в семью Амирана Саванели, старого дедушкиного друга, вместе с ним отбывавшего срок на Колыме. Амиран Саванели был на двадцать лет младше Сандро Элиавы и пережил его, хотя все последние годы тяжело болел. Многочисленная семья в огромном частном доме в районе Дирсичала на берегу Мтквари приняла их с Ульяной как родных.
…Грузинский дом живет в ожидании праздничного застолья. Можно подумать, если бы не гости, у хозяев и повода бы не было сесть и поесть. Этери позвонила из аэропорта, после чего заехала в гостиницу, зарегистрировалась, распаковала вещи и переоделась, но все равно не верилось, что за это время можно приготовить те яства, что были выставлены на стол при их появлении.
Сациви из индейки, хашлама, лори, рачинская ветчина, лобио зеленое и красное, аккуратными квадратиками нарезанная мамалыга, она же гоми, огнедышащие хачапури…
– Держись, это только прелюдия, – шепнула Этери. – Гоми не ешь, не стоит желудок забивать. Вот, попробуй, это легкое. – И она подвинула к Ульяне изысканный, как японские стихи, деликатес – джонджоли[23]. – Но помни: главное впереди.
Впереди их ждал суп чанах и шашлык из ягненка.
Все в грузинской кухне безумно вкусно и до того остро, что запивать можно чем угодно: и водка, и пиво, и вино пьются, как вода. Но Этери и Ульяна, не сговариваясь, налегали на боржом. Им предстоял трудный разговор.
Пока за столом шел пир горой, Этери подсела к хозяину дома, девяностолетнему Амирану Саванели.
– Мне нужна твоя помощь, дядя Амиран. То есть не мне, а моей подруге.
– Дай доесть мцвади[24], женщина! – проворчал Амиран.
Но он быстро расправился с шашлыком, сделал всем знак оставаться на местах и, пока семья еще пировала, увел Этери и Ульяну к себе в кабинет.
– Я слушаю, девочка, говори.
– Мою подругу зовут не Мадиной, – начала Этери. – Захочет – сама скажет. Я вывезла ее сюда под чужим именем. Мадина – моя горничная, она в Москве осталась. Моя подруга скрывается от мужа, он ее избивает и мучает. Но он…
– Погоди, – прервал ее Амиран. – Пусть она сама расскажет. Позови мужчин.
– Не надо, – попросила Ульяна. – Можно я расскажу только вам?
– Не бойся, доченька. – Амиран облучил ее взглядом старых мудрых глаз. – Никто тебя здесь не обидит. Считай, в семью попала.
Этери пошла звать мужчин. Она знала, что сделала правильный выбор. Она привезла Ульяну не просто в добрый и гостеприимный дом. В этом доме жил укорененный еще с советских времен дух противостояния любым властям. Здесь никогда не пили за Сталина и не испытывали трепета перед чиновниками даже высшего ранга. В то же время здесь было много влиятельных людей, занимавших крупные посты или знакомых с теми, кто их занимал.
У Амирана было четыре сына и две дочери, двенадцать уже взрослых внуков. Были и правнуки, их не позвали по малолетству. Зато муж младшей дочери Амирана был членом грузинского парламента. Того самого органа, что дает гражданство.
В просторном кабинете стало тесно, когда там собрались мужчины дома Саванели. Самым молодым пришлось стоять. Этери скрупулезно перечисляла имена и степени родства, а Ульяна безнадежно переводила взгляд с одного лица на другое, даже не пытаясь запомнить, кто есть кто и как кого зовут.
– Мы слушаем тебя, дочка, – сказал Амиран. – Говори.
– Может быть, не нужно? – повторила Ульяна. – Это опасно.
Это было не только опасно, ей было еще и мучительно трудно. Одно дело – рассказать о себе женщинам, таким же жертвам насилия, как ты сама. И совсем другое дело – рассказывать мужчинам. Ульяна и женщинам не рассказывала: выслушав ее, Евгения Никоновна разрешила ей не проходить групповую терапию, но посоветовала посещать сеансы, где о себе рассказывали другие. Так она и повстречалась с Этери.
Ульяна судорожно сглотнула, не решаясь начать.
– Говори, не бойся. Здесь семья. Все свои, – подбодрил ее Амиран.
С какой простодушной, привычной, незаметной для него самого гордостью прозвучало в устах Амирана слово «семья»! Что стоит за этим словом, он и не думал, для него это было нечто само собой разумеющееся. Семья. Все свои. Никто не предаст, не выдаст, все друг за друга горой, а гость в доме – святое. Такой дом куда лучше политического убежища. Если бы Рустем попытался взять приступом этот дом, все живущие в нем или имеющие к нему отношение мужчины, съехавшиеся на пир, не задумываясь, закрыли бы ее своим телом, полегли бы все до последнего, но не отдали бы ее мужу. Никто не произносил вслух этих высокопарных слов, но всем было понятно, что так и будет.
Ульяна еще раз обвела взглядом присутствующих. Их было слишком много! Она привыкла жить среди женщин: не только в приюте, но и раньше, в доме Рустема, ее окружали одни только женщины. «Век бы их не видеть!» – мысленно добавила Ульяна.
Но эти мужчины были не такие, как Рустем. Они смотрели на нее спокойно, уважительно. Вот только что за столом веселились, пировали, говорили тосты, пели «Мравалжанием»…