dux et princeps Francorum). Он успешно правил, усмиряя герцогов, ограничивая произвол графов, укрепляя имущественное и правовое положение церкви на землях к северу от Луары, но о соединении разных королевств в единое целое всерьез не думал. Совершал военные походы в Алеманнию и Фризию, постепенно восстанавливая там франкское господство, но в то же время практически утратил контроль над Аквитанией. После смерти Пипина в Нейстрии и Бургундии вновь появились свои майордомы. А в Австразии вспыхнула жестокая распря между его незаконным сыном Карлом Мартеллом и законным внуком Теодоальдом, а по сути — между разными группировками придворной знати. Карл попал в заточение и едва не лишился жизни, но сумел бежать, собрал войска и через несколько лет одолел своих противников. Впрочем, много и упорно воевать ему пришлось до конца жизни — с нейстрийскими и аквитанскими кланами, с германскими племенами, с арабами, которые постоянно совершали набеги на земли Южной Галлии. Последних он остановил в 732 г. при Пуатье и, как считается, спас Европу от дальнейшей арабской экспансии, попутно получив свое легендарное прозвище — «Молот» (от лат. martellus — молот).
Успешная военная деятельность одновременно на разных направлениях серьезно упрочила положение Карла. Причем настолько, что после смерти короля Теодориха IV в 737 г. он оставил трон незанятым и правил самостоятельно до собственной кончины осенью 741 г. Современники льстиво, хотя и небезосновательно, именовали его «почти королем». Карл так и не решился на захват трона, но всего десять лет спустя это сделал его сын Пипин Короткий.
Обширные территории, которые контролировал Карл Мартелл, после его смерти достались двум сыновьям. Старший, Карломан, получил Австразию и земли в зарейнской Германии. Младшему, Пипину, достались Нейстрия, Бургундия, Прованс и фактически независимая Аквитания. Был еще бастард Грифон, унаследовавший разрозненные владения в старом меровингском «трехкоролевье» (tria regia) — Нейстрии, Австразии и Бургундии. Карломан вскоре отказался от власти и в 747 г. принял монашеский постриг, удалившись сначала в небольшое лангобардское аббатство возле горы Соракт, а затем в знаменитый бенедиктинский монастырь Монтекассино. Грифон, за которым братья так и не признали законных прав на наследство, после нескольких неудачных мятежей был убит. А Пипин, опираясь на широкую поддержку со стороны франкской знати, в 751 г. сместил с трона последнего Меровинга Хильдерика III и сам занял его место. В позднейшем каролингском историописании за Хильдериком закрепилось прозвище «ненастоящий король» (false гех) — После переворота его, однако, не убили, что в меровингскую эпоху было в порядке вещей, а постригли в монахи. С этого момента род Каролингов стал королевской династией.
В возвышении Каролингов, на первый взгляд, не было ничего экстраординарного — обычная история успеха влиятельного клана, члены которого умели выбирать правильных союзников, копить ресурсы, интриговать и сражаться. Но дело не в том, что в 751 г. на смену одной династии пришла другая, а в том, как именно это было сделано и к каким изменениям это привело в обозримой перспективе. Воцарение Пипина Короткого сопровождалось не только вполне привычным «согласием» высшей франкской аристократии, публично выраженным на общем собрании. Каролинги посчитали необходимым заручиться одобрением будущего переворота у римского папы Захарии. К сожалению, остается только догадываться, о чем конкретно беседовали с понтификом франкские послы, специально для этого проделавшие около 749 г. неблизкий путь в Вечный Город. «Анналы королевства франков», составленные при каролингском дворе несколько десятилетий спустя, крайне скупо сообщают об этом событии: «Епископ Бурхард Вюрцбургский и капеллан Фулрад были посланы к папе Захарии, чтобы расспросить его о королях во Франкии, которые в то время не имели никакой королевской власти, хорошо это или нет. И папа Захария передал Пипину, что лучше было бы назвать королём того, кто располагает властью, нежели того, кто остается без королевского могущества». Понтифик дал благословение на избрание Пипина, объяснив свое решение стремлением сделать так, чтобы «порядок остался неизменным» (ut поп conturbaretur ordo).
Восшествие на трон подкрепили помазанием. Этот совершенно новый для политической культуры франков обряд не сопровождал коронацию и не являлся ее частью — таковым он окончательно станет только во второй половине IX в. Но в середине 50-х гг. VIII столетия он обозначил то, что новая династия думала о самой себе, то, что она стремилась сообщить о себе подданным, прежде всего ближайшему окружению. И очевидно, многие современники были в состоянии правильно прочитать это символическое послание.
О помазании Пипина известно совсем немного, и все из позднейших источников, созданных, по меньшей мере, несколько десятилетий спустя после описываемых событий. Весной 752 г. обряд совершил св. Бонифаций, неутомимый англосаксонский миссионер, прозванный Апостолом Германии, который на тот момент занимал пост архиепископа Майнца. Вскоре он примет мученическую смерть от рук язычников-фризов. Еще через два года, 28 июля 754 г., в церкви Сен-Дени обряд повторил римский папа Стефан II, специально для этого пересекший Альпы. Второе помазание дополняло повторную же коронацию, о целесообразности которой остается только догадываться. При этом папа будто бы под страхом отлучения запретил франкам выбирать себе королей из другого рода, кроме Каролингов. Правда, информация об этом содержится лишь в краткой записке «О помазании Пипина», уцелевшей в единственной позднекаролингской рукописи. Впрочем, оговорка эта даже в исторической ретроспективе весьма показательна. В тот же день вместе с Пипином помазание приняли его супруга, королева Бертрада, и их малолетние сыновья Карл и Карломан. Таким образом, был символически очерчен круг избранных, получивших право претендовать на трон.
Нет никаких сомнений в том, что двойное помазание было абсолютно сознательным решением нового короля и его окружения. Данное действо, отсылающее к ветхозаветной традиции, символически воспроизводило двойное помазание царя Давида. Этот акт обозначил сразу несколько принципиально важных идей. Вступая на трон, Пипин Короткий сообщал франкам о том, что отныне именно он является новым Давидом. Что посредством такого ритуала между франкским королем и царем Израиля устанавливалась особая связь, и первый становился как бы духовным наследником второго. И, наконец, что королевство франков являет собой Новый Израиль, землю избранных Богом, пространство истинной веры, своеобразный «ковчег» будущего спасения.
В том, что такой «ковчег» необходим, современники не сомневались. Около 725 г. св. Бонифаций, к тому моменту уже активно проповедовавший в Гессене и Тюрингии, описал видение одного монаха, чья душа была восхищена ангелами в загробный мир и затем возвращена в тело: «Когда он был вырван из земного покрова плоти, перед его взором был собран весь мир, все части земли, так что народы и моря можно было охватить одним взглядом… "И подняли меня [ангелы. — А. С.], — сказал он, — в воздух, и я увидел по окружности всего мира пышущее пламя огромной величины, ужасающим образом поднимающееся ввысь, так что все устройство мира было бы охвачено огнем, если бы святой ангел не сдержал его, запечатлев знаком Святого Креста Христова; когда же навстречу грозящему пламени он изобразил знак Креста Христова, тогда громадное пламя, частично уменьшившись, осело…"».[12] Трудно представить себе более зримый образ богоспасаемого мира.
Очевидцы и участники событий 751 г. отлично знали, что, согласно библейской традиции, именно Давидову потомству суждено царствовать до конца времен. Двойное помазание Пипина, пусть и не совпадавшее, но так или иначе сопровождавшее его коронацию, означало, что на трон взошел король, чьим наследникам уготована славная и трагическая миссия — править человечеством на излете его земной истории. Иными словами, Каролинги с самого начала позиционировали собственную власть в эсхатологической перспективе. Выше уже отмечалось, что это вполне соответствовало массовым общественным настроениям, косвенными подтверждениями которых были и монастырский бум VII–VIII вв., и широкое распространение анналистики.
Логическим продолжением идеологической линии, заданной Пипином, стала императорская коронация его сына Карла Великого. Это событие, одно из ключевых в европейской истории, состоялось в римском соборе Св. Петра на Рождество 800 г. Его идейные основы опирались на представления авторитетных раннехристианских авторов: Иеронима, Орозия, но прежде всего Августина, — описывавших земную историю как последовательную смену четырех мировых держав — Ассиро-Вавилонской, Мидо-Персидской, Греко-Македонской и Римской. Последняя являла собой заключительный этап человеческого бытия и одновременно его наивысшую ступень. Возникновение Римской империи ознаменовалось рождением Христа, ее становление сопровождалось появлением института Церкви и превращением христианства в государственную религию. Во главе самой могущественной державы в истории в какой-то момент встал император-христианин. Человечеству больше не к чему было стремиться, теперь следовало целиком сосредоточиться на спасении.
По мысли отцов церкви, Римская империя должна была существовать до Второго Пришествия. Ее невозможно было ни уничтожить, ни разрушить, как бы ни грабили Вечный Город варварские орды Алариха и Гейзериха, ибо не было в мире силы, способной это сделать. Империя могла только «перейти» от одного народа к другому. В 800 г. она, как полагали современники, окончательно «перешла» от римлян к франкам. Карл Великий вошел в собор Св. Петра одним из варварских королей, пусть и самым могущественным, но вышел обратно уже первым императором Запада.