Догго как будто не узнал этого места. Весело вошел внутрь, явно не замечая тявканья собак, приглушенного, но вполне различимого на фоне перестука колес поездов. Я объяснил свои трудности женщине за конторкой – такой же яркой и живой, как приемное отделение, в котором она проводила рабочее время. Она улыбалась, даже когда объясняла, что, прежде чем прийти, мне следовало заранее позвонить и назначить время приема. В милой улыбке Лоры (это имя было написано на ее бейджике) я уловил нечто хрупкое. Вспомнились сиделки в доме престарелых неподалеку от Брайтона, где доживает свои дни мой дед. Существуют ли на свете такие добрые люди? Или становятся сами собой, как только за вами закрываются двери заведения, и они начинают ругаться, как сапожники, и издеваться над несчастными подопечными?
Через десять минут мы с Догго оказались в другом, на сей раз унылом кабинете, где хозяйничала еще одна молодая оживленная женщина в форменной рубашке поло. Ее звали Бет. В задачу Бет входило искать животным новые дома, и она совершенно не обрадовалась перспективе опять пристраивать собаку, которую взяли всего три недели назад. Утешало одно: она человек, а не зверь. Бет была примерно моего возраста. Она внимательно слушала мой рассказ, подавшись вперед и облокотившись о стол.
Я давил на жалость: моя девушка хотела собаку и, не посоветовавшись, притащила домой пса. А потом, не предупредив, подхватилась и слиняла. У меня нет возможности, сокрушенно объяснял я, ухаживать за животным. Бет кивала, но я заметил, что она выискивала на моем лице признаки пороков, заставивших сбежать от меня несчастную Клару. Наверное, прикидывала: то ли я ее бил, то ли до смерти наскучил. Меня не интересовало, что́ она думала, только бы забрала назад Догго, чтобы я мог продолжать жить своей жизнью.
Я подал ей темно-желтый конверт, который оставила мне Клара. В нем хранились все официальные документы. Но Бет они не понадобились – все было зарегистрировано в компьютере. Догго она не знала, но обрадовалась, что станет оформлять повторное принятие пса в их заведение. Все это, на мой вкус, звучало уж слишком по-оруэлловски, но я в ответ лишь вежливо улыбнулся и поблагодарил Бет.
Оказалось, что им Догго был известен под кличкой Микки. Клара мне не сообщила, но за это упущение я легко простил ее. Микки?! Это как если бы родители Уинстона Черчилля в последний момент передумали и назвали бы своего крепкого малыша Брайаном. Мне интересно вот что: сели бы с ним Рузвельт и Сталин за стол переговоров в Ялте, если бы его звали не Уинстоном, а Брайаном?
Бет прочитала документы и нахмурилась:
– Странно. Он пробыл у нас всего неделю до того, как ваша девушка забрала его.
– Что же тут странного?
– Я бы отнесла его к категории «на пожизненном».
– На пожизненном?
– Как в тюрьме: обосновавшимся на долгий срок.
– Почему?
– Да вы сами посмотрите на него.
Я покосился на Догго, но разглядывать там было особенно нечего.
– Это не по правилам, – заявила Бет. – В нашем заведении осуществляется политика усреднения рода, то есть кастрации. – Бет проглядела документы и нашла то, что требовалось. – Вот: он пробыл здесь недолго, и ваша девушка взяла все на себя.
– Моя бывшая девушка, – заметил я.
– Не важно. Расписалась в том, что за всем проследит.
– За чем именно?
– Чик-чик.
Меня передернуло. Наверное, надо родиться мужчиной, чтобы понимать: акт кастрации – это больше чем изобразить пальцами ножницы и губами звук, как они щелкают.
– Она мне ничего такого не говорила.
Бет накрыла ладонью папку.
– Все здесь написано черным по белому.
Какое там черное и белое? Все только серое, угрюмо серое. Мы ведь рассуждали о кастрации Догго.
– Я должен подумать.
– Это необходимо сделать.
– Для чего?
– Таковы правила.
Если бы она знала меня лучше, то не ляпнула бы ничего подобного.
– Нацисты собирались искоренить евреев, цыган и гомосексуалистов. По-вашему, это правильно?
Бет оскорбилась, даже задохнулась от возмущения.
– Нет. – В ее глазах внезапно появился влажный блеск, и я смущенно отвернулся. Догго с довольным видом лежал на полу, я еще ни разу не видел его таким счастливым. И я вдруг поднялся и протянул Бет руку.
– Приятно было познакомиться, но мы с Догго уходим.
Очень трогательно с моей стороны. Он всего лишь собака, причем собака, которую я не хотел заводить. Но я ожидал от него благодарности или нечто подобного. Хотя бы признательного взгляда. Однако не получил даже этого, пока мы шли по улице к Баттерси-парку.
– Послушай, приятель, они собирались кастрировать тебя.
Догго остановился и понюхал мусорную урну.
– Можешь не сомневаться: чик-чик, и нет твоих чертовых яичек.
Для своей реплики я не мог выбрать более неподходящего времени. Настолько сосредоточился на Догго – смотрел, задерет он ногу на урну или нет, – что не заметил, как из соседней школы выбежали ученики в красивых форменных костюмчиках. А спохватился, когда одна из богатеньких мамочек крикнула мне:
– Следите за своим языком!
Мне был знаком этот тип: болезненно худая блондинка, уверенная в том, какое место она занимает в привилегированном мире. Вроде моей сестры. Я уже собирался огрызнуться, но заметил, как съежился ее сын, испытав неловкость от наскока матери.
– Извините.
– Как его зовут? – неожиданно спросил мальчик.
– Догго.
Неподалеку, заехав двумя колесами на тротуар и включив аварийную сигнализацию, стоял неправильно припаркованный огромный внедорожник. Женщина вырубила его брелоком от ключей.
– Гектор, ну иди же!
Гектор, миловидный мальчуган, похожий на молодого Кристиана Бейла в «Империи солнца», – сплошь свисающие на лоб и плечи волосы и большие зеленые глаза, – опустившись на корточки, ласково ворковал с псом.
– Привет, Догго!
Пес, не повернув головы, позволил поласкать себя – погладить уши и почесать шею.
– Скажешь, что ты не самый лучший на свете пес? Самый лучший, Догго. Лучший на свете.
– Гектор! – возмущенно крикнула мать.
Мальчик поднял голову, взглянул на меня и закатил глаза.
– Что ж, пора идти.
– Тем более что все к лучшему – я имею в виду жизнь.
– Остается надеяться. Пока, Догго.
Мы с псом стояли и смотрели, как Гектор забирается на заднее сиденье большого «Мерседеса». Он помахал нам рукой, и машина укатила.
Остается надеяться? Он сказал это с усталой снисходительностью библейского мудреца. А лет ему было не более двенадцати. Откуда взялся этот парень? Уж точно не от своей матери. Я последовал примеру Гектора и опустился на колени.
– Эй, Догго, ты обзавелся приятелем? – Я протянул к нему руку и услышал какой-то звук. Сначала решил, что это гудение автомобилей, но в следующую секунду узнал глухой рык: Догго предупреждал, чтобы я держался на расстоянии.
Глава третья
– Можно я скажу?
– Не знаю, Джей, можешь ты или не можешь.
– А я все-таки скажу.
Я развел руками:
– Выкладывай.
Мы сидели в баре на Портобелло-роуд, и Джей, прежде чем заговорить, пропустил третий (а может, это был четвертый) коктейль мохито.
– Здорово ты от нее избавился, приятель.
– От Клары?
– От кого же еще? Она мне никогда не нравилась.
Я потрясенно посмотрел на него.
– Мы были вместе четыре года. Почему ты мне раньше не сказал?
– Я пока не спятил, Дэн. Заявить, что любовь твоей жизни с приветом? Я не такой дурак. Эта шизанутая окрутила бы тебя, а потом явилась бы ко мне и укусила за задницу.
– Она не шизанутая.
– Да по ней дурдом плачет, и она всегда была такой. Пойми меня правильно: все казалось прекрасным, пока мы оставались молодыми, но жизнь идет, надо браться за дела. Впрягаться и тянуть лямку. Возьми, к примеру, Джетро.
– А что с ним?
– Его время вышло.
Джетро был самым крутым парнем из всех, кого мы знали. Высокий, артистически взлохмаченный, он проводил время, завалившись к каким-нибудь знакомым, выкуривая огромное количество травки и играя (кстати, неплохо) на гитаре. Словно трубадур новейших времен, Джетро был постоянно в дороге – вечно подыскивал нового хозяина, который бы приютил его и накормил.
– Поверь, его валюта в свободном падении. Женщины ведут себя плохо, только когда совсем молодые. Но какой из них захочется, чтобы ее первенца качал на коленях такой малый, как Джетро? Чего доброго, уронит башкой вниз.
– Мне нравится Джетро. – Я сказал правду. Он обладал хорошим чувством юмора и умел рассказывать, как никто другой.
– Мне тоже, – кивнул Джей. – Но его время прошло. Женщины нашего возраста, у которых затикали биологические часы, не хотят иметь дело с бездельником, каким бы он обаяшкой ни был.
Джей прав. Поэтому подружки Джетро становятся все моложе. Бедняга Джетро.
– Клара нисколько не похожа на Джетро.
– Могу сказать одно: я понимаю, почему ты на нее запал. Она сексуальная штучка. И немного с приветом, что совсем неплохо, когда мы молодые. Но мы стареем, прости, что открываю тебе на это глаза. Тебе нужна жена, которая вся в кристаллах, аурах и черт знает в чем еще?
– Ангелах.
– Еще и в ангелах?
– Клара познакомилась с типом по имени Брендон, и он убедил ее, что у нее есть ангел-хранитель.
– Ты меня разыгрываешь?
– Имя этого ангела – Камаэль.
Джей изумленно посмотрел на меня.
– Вот на это уже ничего не скажешь.
Мы с Джеем познакомились в Уорикском университете, где изучали английскую филологию. Это был тот редкий случай (по моему опыту, более распространенный среди мужчин, чем женщин), когда сходятся и становятся друзьями два совершенно разных по характеру и темпераменту человека. Я обращался с жизнью бережно, благодарный за все, что она мне дает. Джей же наскакивал на жизнь, словно шел на приступ, когда все препятствия и преграды рассчитаны на то, чтобы не дать продвинуться вперед. Его энергии, напористости и честолюбия хватило бы на десяток, если не на сотню человек.