— С Кристофером Доу? — Она помотала головой. — Слышала о нем.
— И что о нем говорят?
— Гениальный хирург. Странный человек. — Она протянула мне картонную папку, посмотрела на реку и обвела взглядом улицу. — Ну ладно. Мне, наверное, пора. Приятно было с тобой повидаться.
— Я тебя провожу.
Она коснулась пальцами моей груди:
— Я буду тебе очень благодарна, если ты от этого воздержишься.
Я посмотрел ей в глаза и увидел в них нечто напоминающее сожаление. Нечто похожее на легкую панику от неуверенности в будущем. Как будто стены окружающих зданий сжимались вокруг нее, грозя раздавить.
— Мы ведь любили друг друга, правда? — спросила она.
— Конечно любили, — ответил я.
— Жаль, что так получилось.
Я стоял на берегу и смотрел, как она уходит от меня в своей синей хирургической робе и накинутом сверху белом лабораторном халате. Ее светло-пепельные волосы слегка намокли от все еще висевшей в воздухе влаги.
Я любил Энджи. Наверное, всегда любил. Но какая-то часть меня все еще любила Грейс Коул. Некий призрак меня все еще жил в том времени, когда мы спали в одной постели и строили планы на будущее. Но эта любовь и мы сами, какими были тогда, остались в прошлом. Так складываешь в коробку старые фотографии и письма, точно зная, что никогда не будешь их перечитывать.
Когда она растворилась вдали, на фоне медицинских зданий, затерялась в толпе врачей и медсестер, я понял, что согласен с ней. Жаль, что все так получилось. До слез жаль.
К тому времени, когда я вернулся в квартиру, Бубба успел уложить пули в белые коробки, которые поставил возле своего кресла. Устроившись за обеденным столом, они с Энджи играли в «Стратега», угощаясь водкой и слушая Мадди Уотерса.
В настольных играх Бубба не силен. Обычно ему не хватает терпения и партия заканчивается тем, что он швыряет в партнера игровую доску. Но в «Стратега» победить его очень трудно. Должно быть, все дело в бомбах, которые он закладывает в самых неожиданных для тебя местах. А его разведчики ведут себя как камикадзе: он посылает их на верную смерть, хотя его детское лицо лучится при этом чистым счастьем.
Я ждал, пока Бубба не захватит флаг Энджи, изучая медицинские заключения о смерти Наоми Доу и не находя в них ничего подозрительного.
Бубба воскликнул:
— Ха! Выдавай моим воинам своих дочерей!
Энджи взмахнула над доской рукой, скидывая фишки на пол.
— Блин, не умеет она проигрывать.
— Умею, но не люблю, — сказала Энджи и наклонилась поднять фишки. — Почувствуй разницу.
Бубба закатил глаза, а затем посмотрел на бумаги, которые я разложил перед собой на столе. Он встал с кресла, потянулся и заглянул мне через плечо:
— А это что такое?
— Документы из больницы, — сказал я. — Медицинская карта матери Наоми. Справка о рождении девочки. Заключение о смерти.
Он уставился на бумаги:
— Бред какой-то.
— Ну почему же бред? Какое слово тебе не дается?
Он отвесил мне подзатыльник:
— Как так получается, что у нее две группы крови?
Энджи, сидевшая на другом конце стола, подняла голову:
— Что-что?
Бубба ткнул пальцем сначала в свидетельство о рождении Наоми, а затем в свидетельство о смерти:
— Здесь у нее первая группа, резус отрицательный.
Я посмотрел на свидетельство о смерти:
— А здесь третья, и резус положительный.
К нам подошла Энджи:
— О чем это вы?
Мы показали ей оба документа.
— И что бы это могло значить? — произнес я.
Бубба фыркнул:
— Только одно. Ребенок, который родился тогда, — он ткнул пальцем в свидетельство о рождении, — и ребенок, который умер, — он переместил палец на свидетельство о смерти, — это два разных ребенка. Вы, блин, оба иногда такие тупые.
26
— Вот она, — сказал я, увидев Шивон, шагавшую от дома Доу.
Она шла, вжав голову в плечи, будто ожидая, что сейчас с небес посыплется град.
— Привет! — окликнул я ее, когда она поравнялась с моим «порше».
— Здрасте. — Судя по тону, она не слишком удивилась при виде меня.
— Нам надо поговорить с Доу.
Она кивнула:
— Он грозился, что через суд запретит вам к нему приближаться.
— Да я просто хочу с ними поговорить. Я же ничего им не сделал.
— Пока что, — сказала она.
— Пока что. Как я понимаю, они сейчас в Новой Шотландии. Мне нужен их адрес.
— А с какой стати я должна вам помогать?
— Потому что он обращается с тобой как с прислугой.
— Я и есть прислуга.
— Ты просто у него работаешь, — сказал я. — Но это не дает ему права вытирать об тебя ноги.
Она кивнула, соглашаясь, и посмотрела на Энджи:
— А это, значит, ваша напарница?
Энджи представилась и протянула руку. Шивон пожала ее и сказала:
— Они не в Новой Шотландии.
— Нет?
Она покачала головой:
— Они здесь. В доме.
— Так они вообще не уезжали?
— Уезжали. — Она оглянулась через плечо и взглянула на особняк Доу. — Но вернулись. Вот что я скажу. Пусть ваша напарница позвонит в дверь. Она симпатичная. Они ей хотя бы откроют. Главное, чтобы вас, мистер Кензи, не было поблизости.
— Спасибо, — сказал я.
— Не надо меня благодарить. Только, бога ради, не убивайте их. Мне работа нужна.
Она опустила голову и понурившись побрела дальше.
— Бедолага, — сказала Энджи.
— Зато акцент клевый.
— «Бога ради, не убивайте их», — передразнила ее Энджи и широко улыбнулась.
Мы припарковались чуть выше по улице и пешком вернулись к дому четы Доу. Путь от ворот до входной двери мы прошли быстрым шагом, надеясь, что нас никто не видит из окон. Другого выбора у нас все равно не было — иначе они могли запереть дверь и вызвать уэстонскую полицию.
Я встал справа от сетчатой двери. Энджи нажала кнопку звонка.
Примерно через минуту дверь открылась, и я услышал голос Кристофера Доу:
— Что вам угодно?
— Доктор Доу? — спросила Энджи.
— Чем я могу вам помочь, мисс?
— Меня зовут Энджела Дженнеро. Мне надо поговорить с вами о вашей дочери.
— О Карен? Господи, вы что, из газеты? Мы пережили страшную трагедию, и нам…
— Не о Карен, — сказала Энджи. — О Наоми.
Я шагнул вперед и встретился глазами с Кристофером Доу. Он открыл рот. Лицо его побледнело, став похожим на кость. Трясущейся рукой он принялся теребить бородку.
— Привет, — сказал я. — Вы меня помните?
Кристофер Доу провел нас к крытой веранде, выходившей на задний двор, где располагался огромный бассейн, просторная лужайка, а вдалеке, за рощицей, поблескивал крошечный прудик. Пока мы усаживались в кресла напротив него, с его лица не сходила страдальческая гримаса.
Доктор Доу прикрыл глаза ладонью и сквозь пальцы посмотрел на нас. Когда он заговорил, его голос звучал так, словно он не спал неделю.
— Моя жена сейчас в клубе. Сколько вы хотите?
— Много, — сказал я. — А сколько у вас есть?
— Понятно, — сказал он. — Значит, вы и правда работаете на Уэсли.
Энджи покачала головой:
— Против Уэсли. Категорически против. — Она указала на мою опухшую челюсть.
Кристофер Доу уронил руку.
— Это Уэсли вас разукрасил?
Я кивнул.
— Уэсли, — сказал он.
— Ну да. Кулаками махать он умеет.
Он вгляделся в мое лицо:
— Мистер Кензи, не могли бы вы подробнее рассказать, как это произошло?
— В челюсть, насколько я помню, он заехал мне ногой с разворота. Впрочем, я не уверен. Он проделал это очень быстро. Уделал меня не хуже Дэвида Кэррадайна.[16]
— Мой сын не владеет карате.
— А когда вы в последний раз его видели? — спросила Энджи.
— Десять лет назад.
— Тогда давайте предположим, что за это время он кое-чему научился, — сказал я. — Но вернемся к Наоми.
Кристофер Доу поднял ладонь:
— Секунду. Скажите мне, как он двигался.
— Как он двигался?
Он развел руки:
— Как он двигается? Например, как ходит?
— Плавно, — сказала Энджи. — Можно сказать, почти скользит.
Кристофер Доу разинул рот и тут же ошеломленно прикрыл его ладонью.
— Что? — спросила Энджи.
— У моего сына, — сказал Кристофер Доу, — от рождения одна нога короче другой на два с половиной дюйма. У него очень узнаваемая походка, но уж изящной ее никак не назовешь.
Энджи полезла в сумочку и достала снимок, на котором мы с Уэсли стоим на крыше парковки.
Она протянула его доктору Доу:
— Это Уэсли Доу.
Доктор Доу взглянул на снимок и положил его на стоявший между нами кофейный столик.
— Этот человек, — сказал он, — не мой сын.
С веранды полускрытый рощицей пруд, в котором утонула Наоми Доу, казался голубоватой лужей. Под жаркими лучами солнца он словно скукожился, словно еще чуть-чуть, и окончательно уйдет в землю, оставив после себя жидкую грязь. Мелкая оспина на теле природы, он выглядел слишком незначительным, чтобы забрать чью-то жизнь.
Я оторвал взгляд от пруда и перевел его на лежавшую на кофейном столике фотографию.
— Тогда кто это?
— Понятия не имею.
Я ткнул пальцем в снимок:
— Вы уверены?
— Мы о моем сыне говорим, — произнес Кристофер Доу.
— Десять лет прошло.
— Моем сыне, — повторил он. — А этот на него даже не похож. Может быть, есть что-то общее в форме подбородка… Но не более того.
Я вскинул руки, подошел к окну и стал смотреть на гладь бассейна, в которой колыхалось отражение особняка.
— Давно он вас шантажирует?
— Пять лет.
— А исчез он десять лет назад.
Он кивнул:
— В первые пять лет он снимал деньги с доверительного счета. Потом они закончились, и он связался со мной.
— Как?
— Позвонил по телефону.
— Вы узнали его голос?
Он пожал плечами:
— Он говорил шепотом. Но упоминал о таких вещах, которые мог знать только Уэсли. Проинструктировал меня, чтобы каждые две недели я почтой посылал ему по десять тысяч. Адреса постоянно менялись. Иногда это был абонентский ящик, иногда — отель, иногда — городской адрес. Разные города, разные штаты.