— Черт, — сказал я. — У нас была его фотография, а ее не оказалось дома.
Энджи топнула ногой по полу:
— Надо было нам заявиться к ней в гольф-клуб.
Шивон широко распахнула свои маленькие глаза:
— У вас есть его фотография?
Я кивнул:
— И не одна.
— Ему это не понравится. Ему это совсем не понравится.
Я театрально задрожал всем телом и погрозил ей пальцем:
— У-у! Как страшно!
Она скривилась:
— Вы даже не представляете себе, каков он в гневе, мистер Кензи.
Я наклонился к ней через стол:
— Позволь мне поделиться с тобой одним секретом, Шивон. Мне насрать на его гнев. Мне насрать на его обаяние. Мне насрать, что он видит насквозь тебя и даже меня. И что у него есть личный номер Бога. На это мне тоже насрать. Он психопат? Да. Он невероятно крутой спецназовец, который одним ударом может снести тебе голову с плеч? Очень за него рад. Он довел до смерти женщину, которая всего-то и хотела от жизни, что быть счастливой и водить, блин, «камри». Он превратил мужика в овощ, просто потому, что ему так захотелось. А другому отрубил руки и отрезал язык. Он отравил собаку, которая мне нравилась. Очень нравилась. Хочешь увидеть настоящий гнев?
Шивон всем телом вжалась в красный кожзаменитель спинки сиденья и нервно взглянула на Энджи.
Энджи улыбнулась:
— Он долго раскачивается. Но уж если его завести… — Она покачала головой. — Забирай детей и уезжай из города, потому что он все тут разнесет.
Шивон перевела взгляд на меня.
— Он умнее вас, — прошептала она.
Я хмыкнул.
— У него было передо мной преимущество. Он знал обо мне больше, чем я о нем. Но теперь мы сравнялись. Теперь я тоже проник в его жизнь, — сказал я. — И останусь в ней до конца.
Она покачала головой:
— Вы даже не представляете, с чем вы… — Она опустила глаза, продолжая мотать головой.
— Чего мы не представляем? — спросила Энджи.
Шивон подняла глаза и замерла:
— С чем вы связались. Во что вы влезли.
— Ну так расскажи нам.
— Спасибо, но нет. — Она убрала сигареты в сумочку. — Я и так сказала вам все, что хотела. Надеюсь, что вы не станете сообщать обо мне своему приятелю из миграционной службы. Желаю вам всего самого лучшего, хотя не думаю, что это поможет.
Она встала и закинула на плечо сумку.
— Почему Пирс так безжалостно обошелся с Карен? — спросил я.
Она посмотрела на меня сверху вниз:
— Я только что вам сказала. Она была единственной наследницей.
— Это я понимаю. Но почему он просто не подстроил ей несчастный случай? Зачем было по частям отнимать у нее жизнь?
— Такие у него методы.
— Это не методы, — сказал я. — Это ненависть. За что он так ее ненавидел?
Она словно бы в отчаянии всплеснула руками:
— Он не испытывал к ней ненависти. Он ее почти и не знал, пока Майлз не познакомил их. Это было за три месяца до ее смерти.
— Тогда откуда столько злобы?
Она хлопнула себя рукой по бедру.
— Говорю же, такие у него методы.
— Нет, этого мало. Должно быть что-то еще.
— Больше мне вам сказать нечего.
— Врешь, — сказал я. — Слишком многое не сходится, Шивон.
Она закатила глаза и устало вздохнула:
— А чего вы хотите от преступницы, мистер Кензи? Разве таким, как я, можно доверять?
Она развернулась к двери.
— Куда ты сейчас? — спросил я.
— К подруге в Кантон. Поживу у нее немного.
— Откуда нам знать, что ты не отправишься прямиком к Пирсу?
Она сухо улыбнулась:
— В ту самую минуту, когда электричка пришла в Бостон, а меня в ней не было, они догадались, что вы до меня добрались. Так что я теперь слабое звено. А Пирс от таких избавляется. — Она наклонилась и подняла с пола сумку с вещами. — О моей подруге в Кантоне не знает ни одна живая душа. Кроме вас двоих. Искать меня начнут не раньше чем через неделю, а я надеюсь, что к этому времени вы друг друга уже поубиваете. — Ее тусклые глаза блеснули. — Удачного вам дня.
Она направилась к выходу, и Энджи произнесла:
— Шивон!
— Да? — Она взялась за дверную ручку.
— Где настоящий Уэсли? — спросила Энджи.
— Я не знаю, — сказала она, не глядя на нас.
— А как ты думаешь?
— Его нет в живых, — все так же не глядя на нас, сказала она.
— Почему?
Она пожала плечами:
— Он перестал быть полезным. Для Скотта все мы рано или поздно перестаем быть полезными.
Шивон открыла дверь и вышла на парковку. Не оглядываясь, направилась к автобусной остановке, на ходу покачивая головой, словно не в силах избавиться от горького недоумения: как она здесь очутилась?
— Она сказала «они», — произнесла Энджи. — Ты заметил? «Они догадались, что вы до меня добрались».
— Заметил, — сказал я.
Маска невозмутимости на лице Кэрри Доу пошла трещинами, словно по ней заехали топором.
Она не зарыдала. Не закричала. Не впала в истерику. Она почти не шелохнулась, когда мы положили на кофейный столик перед ней фотографию Пирса. Только по лицу пробежала судорога, и участилось дыхание.
Кристофер Доу еще не вернулся из больницы, и огромный пустой дом казался холодным и населенным призраками.
— Вы знаете этого человека как Тимоти Макголдрика, — сказала Энджи. — Верно?
Кэрри Доу кивнула.
— Кем он работает?
— Он… — Она сглотнула, оторвала взгляд от фотографии и сжалась на диване в комок. — Он сказал, что работает пилотом в «Транс Уорлд Эйрлайнс». Черт, да мы и познакомились в аэропорту. Я видела его удостоверение, видела листы с полетным заданием. Он говорил, что приписан к Чикагскому аэропорту. И я ему поверила. Он даже говорил с легким среднезападным акцентом.
— Вы хотите его убить, — сказал я.
Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и еще больше съежилась.
— Ну конечно, хотите, — сказал я. — У вас в доме есть оружие?
Она молчала, глядя на меня отсутствующим взглядом.
— У вас в доме есть оружие? — повторил я.
— Нет, — тихо произнесла она.
— Но у вас есть к нему доступ, — сказал я.
Она кивнула:
— У нас дом в Нью-Гемпшире, на лыжный сезон, там есть.
— Какое именно?
— Прошу прощения?
— Какое оружие там есть, миссис Доу?
— Пистолет и ружье. Поздней осенью Кристофер иногда ходит на охоту.
Энджи протянула руку и накрыла ладонь Кэрри Доу:
— Если вы его убьете, он все равно выйдет победителем.
Кэрри Доу засмеялась:
— Как так?
— Потому что ваша жизнь будет разрушена. И жизнь вашего мужа тоже. Большую часть своего состояния вы потратите на адвокатов.
Она снова засмеялась, но на этот раз по щекам у нее заструились слезы:
— Ну и что?
— А то, — мягко сказала Энджи, сжимая ладонь Кэрри, — что он задумал уничтожить вашу семью много лет назад. Не дайте ему добиться своего. Миссис Доу, посмотрите на меня. Прошу вас, не делайте глупостей.
Кэрри повернула голову и сглотнула добежавшие до уголков рта слезинки.
— Я потеряла мужа, — сказала Энджи, — так же, как вы потеряли своего первого. Его убили. Вам выпал второй шанс, но вы сами все испортили.
Кэрри Доу нервно рассмеялась.
— Но не все еще потеряно, — сказала Энджи. — Вы еще можете все исправить. Превратить второй шанс в третий. Только не позволяйте ему забрать его у вас.
Минуты две все молчали. Я видел двух женщин, которые пристально смотрели друг другу в лицо, держась за руки. Слышал тиканье часов на каминной полке.
— Вы хотите заставить его мучиться? — спросила Кэрри Доу.
— Да, — сказала Энджи.
— И мучиться сильно? — спросила она.
— Мы хотим его закопать, — сказала Энджи.
Кэрри Доу кивнула. Развернулась на диване, наклонилась вперед и сжала руку Энджи.
— Как я могу вам помочь? — спросила она.
Мы ехали к Слиппер-стрит, где нес вахту на крыше Нельсон Ферраре, и я сказал:
— Мы следим за ним уже неделю. Где у него слабое место?
— Женщины, — сказала Энджи. — Его ненависть к ним выглядит просто патологически…
— Нет, — сказал я. — Это слишком абстрактно. Мне надо что-нибудь поконкретней. Чем мы можем его достать? В его броне должны быть трещины. Вопрос, как их найти.
— Кэрри Доу теперь в курсе, что Скотт Пирс и Тимоти Макголдрик — одно и то же лицо.
Я кивнул:
— Это раз.
— Что еще? — спросила она.
— Окна у него по большей части без занавесок.
— Хорошо.
— Ты следила за ним днем. Что-нибудь заметила?
Она задумалась:
— Да нет. Хотя погоди. Есть кое-что.
— Что?
— Он не глушит мотор.
— В смысле — фургона? Когда останавливается забирать почту?
Она кивнула и улыбнулась:
— А ключи оставляет в зажигании.
Мы приближались к концу Массачусетской платной автострады, и я перестроился в другой ряд, готовясь свернуть на дорогу в южном направлении.
— Куда это ты? — спросила Энджи.
— Сначала заедем к Буббе.
Она наклонилась ко мне. Мы ехали через туннель, залитый желтым светом тянувшихся над головой ламп.
— Ты уже что-то придумал?
— Придумал. Целый план.
— Хороший?
— Не самый элегантный, — сказал я. — Надо будет его немного отшлифовать. Но, по-моему, вполне действенный.
— А элегантного нам и не надо, — сказала она. — Чего с ним цацкаться.
Я ухмыльнулся:
— Цацкаться мы с ним точно не будем.
— Чем грубее, тем лучше, — сказала она.
Бубба открыл нам, одетый только в полотенце. Вид у него был не слишком гостеприимный.
Его торс от пояса и до шеи буквально усыпан шрамами. Часть из них напоминает хвосты лобстеров, другие, размером с детские пальчики, — розовых слизняков. Хвосты лобстеров — это ожоги. Слизняки — следы осколочных ранений. Эти сувениры Бубба приобрел в Бейруте, где служил в морской пехоте. Как-то раз один смертник ворвался на заминированной машине в ворота военной базы, снес их к черту и взорвался. Часовые не сумели его остановить, потому что на дежурство им выдали автоматы с холостыми патронами. Бубба восемь месяцев провалялся в ливанском госпитале, после чего получил медаль и был уволен в запас. Медаль он загнал и исчез на полтора года. В Бостон вернулся в конце 1985-го, наладив связи с подпольными торговцами оружием — до него ради этих самых связей немало народу успело отправиться на тот свет, так и не добившись успеха. Бубба вернулся с грудью, похожей на рельефную карту Урала, н