— Ты хоть сполоснись. — Фрося передала из сумки Анне бутылку, свертки, а сама вдернула шлепанцы, понесла Сергею полотенце.
— Сережа, а она славная, Аня…
Сергей взял из рук Фроси полотенце.
— Она замечательная…
— А я? — тихо сказала Фрося.
Сергей рассмеялся, подхватил Фросю — и в комнату.
Фрося вспыхнула, сердце ее сладко замерло.
— Сережа, ну что ты меня как маленькую, тяжелая я, и что скажет Аня? Пусти, — а сама руками обвила за шею. Любит Сергей. Никакая Аня ему не нужна, и преисполнилась радостью и нежностью. Сергей ее самый лучший… самый, самый…
Сергей опустил Фросю около двери, набросил ей на плечо полотенце.
— Вот незадача — живем пока в этой щели, — сияя глазами, говорила Фрося, и рассказ ее о теперешней жизни потек весело и непринужденно. — В комнату только и вошла сетка от кровати. Поставил ее Сергей на козелки, даже не вместились головки. Из двери — и прямо на кровать, другого места нет. Хорошо, что пожиток никаких. Все приданое в мой сундучок вместилось: юбка из синего сатина да пара бельишка, у Сергея галифе — и все манатки.
Фрося рассказала Ане о первой получке, о том, как Сергей с Фросей пошли отоваривать ордер. Как Сергей настоял вместо сапог взять Фросе резиновые боты на высоком каблуке.
— «Да куда мне такие ходули, Сережа…» — «Ничего, — говорит, — научишься». А туфель в боты, конечно, не было. Решила я удивить мужа, вырядиться в обнову и прийти на экскаватор. Поглядеть, как он там черпает грунт, но и, конечно, самой показаться в новых ботах. Долго не раздумывая пристроила к сандалиям деревянный каблук по гнезду бот. Сунула сандалий в боты и пошла. Нога в ботах вихляет, вот-вот, думаю, упаду. Обувка не по сезону — ноябрь, это перед Седьмым было. Но разве что удержит. На холод ноль внимания.
— А мне ты не признавалась?.. — вставляет Сергей.
Фрося с Аней смеются…
— По лестнице кое-как спустилась в котлован, кто бы видел! И по нижней отметке пошла к экскаватору. Сергей как раз стоял в забое у зунфа и, чтобы ковш не замерзал, ночью топил его в зунфе. А я, чтобы не идти по камням — жалко новые боты, решила срезать угол и по гладкому льду пройти к экскаватору. Прорубь, откуда был вынут ковш, уже затянуло льдом, я не заметила и с ходу ушла под лед — что было, что было, как меня доставали.
Теперь уже и Сергей, и Фрося, и Анна от души смеялись…
— Сушили меня машинисты компрессором… Обратно, можно сказать, Сережа принес меня на руках…
— Ну ладно, поносился ты, Сережа, с Фросей, — посерьезнела Анна, — хватит, теперь я нашла тебя — не оставлю тут, ты ведь кого должен был носить, а?.. — Анна незаметно подмигнула Сергею и наполнила стаканы.
Фрося сникла от этих слов, то на Сергея, то на Анну посмотрит.
— Если отдаст меня Фрося, то не знаю, что делать тогда, — потупился Сергей.
— Как это не отдаст! Я за ним всю Россию исколесила, — спрашивать я буду. — И у Анны полыхнули огнем синие глаза.
Фрося прижалась к Сергею.
— Но ладно, если уж так любит, оставлю, — опавшим голосом досказала Анна. — Давайте выпьем за встречу, за ваше счастье. А я рада, Сережа, что нашла тебя, я рада твоему счастью. Ты не можешь, Фрося, понять солдатскую дружбу, но это и не надо тебе…
Анна немного захмелела, и как-то сразу глаза потухли, и на виске отчетливее стала биться синяя жилка. Она засобиралась уходить.
— Да ты что, Анна, куда в ночь — хватит места, — запротестовал Сергей.
— Конечно, хватит, — искренне поддержала Фрося. — Да мы тут так устроимся — никакая гостиница не сравнится.
— Если только Сергея в середину, тогда согласна, — сняла ремень Анна.
— Но он неспокойно спит, не даст уснуть… Я вот тут тебе, Анна, около стенки, помягче постелю, подушку вот.
— Подушку Сереже. Я и на кулаке.
— Что ты, Анна. Клади, Фрося, посередине, всем хватит подушки…
Лежали до утра не шевелясь, но никто из троих не заснул. Сергей, хоть и выпил стаканчик — после этого он проваливался до утра, — сейчас, как ни старался, сон не шел. Заново прошли картины фронта, короткие встречи с Анной. Долго и неотвязно цеплялась и держалась мысль, — после госпиталя искал он Анну. Искал, писал товарищам в часть. Теперь мог себе Сергей признаться, искал он ее, как и отца. А сколько раз он ошибался — подлетит к девушке, а это и не Анна. Сергей не мог бы сказать и тогда, что он любил Анну так, как Екатерину Николаевну, может быть, Анна и излечила его от бесплодной любви к учительке. Может быть. Он твердо верил, что от компота, которым его напоила из своей фляжки Анна, он пошел на поправку. Сергей представил, что Анна и есть его жена. И самое удивительное, он как бы забыл о Фросе, вроде ее и не стало рядом, да и не только рядом.
С Анной его связывал фронт — смерть. Если бы снова госпиталь, он бы написал бумагу во Всесоюзный розыск. Но ведь сколько прошло времени, если бы знать…
Человеку не дано перекраивать прошлое. Теперь время сделало свое дело. Интересно, я вот маюсь, а мои женщины спят как ни в чем не бывало. Какой сон смотрит Аня? Хоть она и крепилась, старалась быть веселой, но Сергея-то не проведешь — жалко ему Аню. Что там ни говори, а жаль ее. Интересно, была она замужем? Может, был у нее друг?
Аня лежала тихо, и ей казалось, что лежит она не в постели, а в сырой могиле. Чтобы не мокла подушка, она подложила под щеку ладонь.
Нет, Аня не вышла замуж, и не было у нее никого. Она и сама поначалу не знала, кто для нее Агапов. Товарищ? Храбрый и отзывчивый солдат? Жизнь их так поставила — они стали друзьями, и не больше.
За Аней ухаживал подполковник. Об этом все знали, многие ревновали Аню, клялись в любви до гроба. Сергей ничего не замечал. Он просто радовался ее друзьям. Но Аня в какой-то момент поймала себя, что думает все чаще об этом с темными кудрями и чистыми, как родник, глазами парне. Сергея взяли в офицерскую школу. Аня писала ему письма и ни одного не отправила. Если бы послала, может, все было бы по-другому. Когда Аня узнала, что Сергей со своей ротой идет на прорыв на Одерскую косу, она пошла рядом с ним. Она чуть запоздала, а его остановил снаряд. Анна была уверена, подоспей она вовремя, Сергея бы не ранило.
В этом бою и ее ранило, и тут оборвалась последняя ниточка… Она искала Сергея Агапова, а нашла газету… И вот рядом с ней в одной постели — Фрося. Милая, ни в чем не виноватая женщина…
Фрося то и дело открывала глаза, ощупывала Сергея и успокаивалась, но сон не шел. «Нет, спать надо вдвоем: хоть она и друг — но женщина», — нашла объяснение своей бессоннице Фрося.
Сергей оставлял Анну на стройке, он и в кадры сходил, и договорился о работе, водил Анну по котловану.
— Нет, Сережа, поеду к себе. Хорошо тут у вас, в Сибири, а у нас уже лягушки квакают, да и нечего нам двоим возле тебя одного крутиться.
Стройка набирала силу, и тут стаж гидростроителя не годами меряется. Стройку лихорадило. Лозунги есть, а слаженности нет. Как ни посмотришь — сотни людей из города наезжают в помощь строителям. Лопатами, ломами через пуп ворочают, если бы не всем миром наваливались, мало бы что сделали. Своя техника — экскаваторы, бульдозеры — простаивает. То не подготовлен фронт работы, то нет запасных частей. У каждого управления свои машины, а работают в одном котловане, одно дело делают. Бульдозер стоит: сосед не возьмет — скандал на всю стройку. И кто скандалит? Показушники. Не далее как вчера Сергею надо было зачистить забой первого управления, а рядом молотил бульдозер второго управления. Сергей к бульдозеристу, тот приподнял на сиденье голову:
— Я не ваш!
И снова кемарить.
Сергей на планерку — распалился, а что толку, никто его не поддержал: поддержи — механизмы надо давать.
На планерке уже не раз ломались копья: строители — на механизаторов, механизаторы — на строителей, а в конечном итоге план трещал. Причин было много, одна из главных, как считал Сергей, — это то, что строители не вникали в суть, в сердцевину производства. План поглощал все.
— Начальник стройки Дубинский на обочине котлована поставил вышку, приедет, руки не подаст. С вышки обозрит стройку, на машину — и в кабинет. А в кабинет к начальнику пройти — легче земной шар обойти. Никому не нравится этот беспорядок на стройке, но все молчат, вроде так и надо. Сколько это может продолжаться, иди, Сергей, в партком, объясни ситуацию, — настаивают машинисты.
Надо идти, под лежачий камень вода не течет. Сергей подгадал на партком, когда обсуждали план работы, утверждали графики — самый подходящий момент, решил он. Примостился у дверей на стул, подождал, послушал. Все молчат. Один было около наболевшего вопроса помялся и тоже сел.
Дубинский, хоть и не он ведет партком, но сидит рядом с секретарем, задает тон. Не спрашивает слова, встревает во все разговоры, одергивает. Может, так и надо: он начальник стройки, но опять же, тут не планерка — партком.
Сергей еще подождал, но чувствует — дело двигается к гонцу, закругляются. Поднялся, слово попросил. Дубинский махнул рукой — дескать, пусть не мешает. Парторг поприглядывался из-за голов.
— Агапов! Вы хотите сказать?
Сергей начал разговор с простоев экскаватора.
— А вы что сделали для ликвидации ваших простоев? — осек Сергея Дубинский. — Вы, вы, — потыкал он пальцем в сторону Сергея.
Сергей оробел, даже оглянулся на дверь.
— Пусть выскажется человек, — поддержал Агапова сидевший неподалеку Баталов.
— Продолжай, Агапов, — привстал парторг.
Сергей снова повторил о простоях, покритиковал Дубинского, а кончил невниманием к человеку. Все это он скороговоркой и только четко сформулировал мысль о необходимости объединить все участки механизации в одно управление механизации.
— Стоп, стоп! — поднял Дубинский руку. — Ты кто?
Сергей осекся. Назвал фамилию, сказал, где и на каком экскаваторе работает.
— Ну вот и иди работай, что, делать нечего?! — Начальник стройки повернулся к главному механику: — Почему у вас люди бездельничают! Ты иди, Агапов, мы тут разберемся…