— Не возражаешь, значит?
— Не возражаю! — живо отозвался Валерий и подошел к Тане. — Выйди-ка, — кивнул он на дверь.
Иван Иванович было заикнулся что-то сказать.
— Не надо, Иван Иванович, — остановил его Валерий. — Все ясно. Мост — объект номер один. И… вперед.
— Ну, что ты дурака валяешь, — уже за дверью упрекнула Таня Валерия.
— Я валяю? Ты меня с кем-то перепутала. У меня любовь, Таня…
— Хватит, Валерий. Научись вести себя.
— А я разве кого обидел, оскорбил?
— Грубый ты.
— Вот как, а если я сюсюкать не умею, в грудь колотить…
— Тебе такое дело доверяют…
— Понимаю. Но к чему здесь словесная шелуха… Я же не за так иду. Юлит кто? Тот, кто не умеет работать…
— Но и заноситься тоже нечего.
— Но при чем здесь Иван Иванович? Я ведь свой горб подставляю. Стройка-то комсомольско-молодежная.
— А что украшает человека?
В ответ — ослепительный зубастый Валеркин рот.
— С тобой серьезно, а ты, — Таня повернулась к двери.
Валерий ухватил ее своей загребастой ручищей и привлек к себе. Обычно Татьяна сразу притихала и глаза ее теплели, но тут она резко вывернулась.
— С ума сошел, честное слово. Пусти!
— Таня, я пришел сказать: в субботу у нас с тобой свадьба, если согласна, скажи «да»!
— Уезжаю я.
— Как это — уезжаю?
— А вот так, уезжаю, и все. Маму переводят в Магадан. Да и какая свадьба, господи. Пара — гусь да гагара.
— Не понял. Ты что, Таня, мы ж давно решили. Ты уточни.
— Что уточнять? Кто гусь, кто гагара?
— Эх, Таня. — Валеркины губы еще улыбались, но складка уже запала между бровей. — Ну что ж, — Валерий круто повернулся и пошел по коридору. Спина у него была усталая.
На строительство русловой опоры Валерий пришел со своим бригадиром Егором Жильцовым. По реке со звоном мела отяжелевшая за ночь поземка. Под самым берегом, елозя, бульдозер сгребал снег в тощий, рыхлый валик, оттесняя наледь. Чадившая грязным туманом, она лезла через снежную плотину и грузно оползала туда, где бряцали в русле буровые станки.
— Смотри, сколько наперли техники, — удивился Егор Жильцов. — Продырявили Колыму. С берега посмотреть — ну чистый дуршлаг. Вон и экскаватор, словно пароход на мели, загорает.
— А я тебе что говорил, — вздохнул Валерий, — тут еще баба-яга на метле гуляет… Ты вот уши опусти, а то отпадут…
Егор поднял воротник.
Иван Иванович строчил между станками. Жильцов подошел к нему.
— Ну, сказывай, мастер, когда тебе нужна линия? Когда грунт выдашь?
— Не знаю, откровенно говоря, — просипел простудно Иван Иванович. — Вода одолела. Взрыв не получается. А в воду взрывчатку турить — что червонцами печку топить. Не знаю, Егор, не знаю, что с водой и делать…
Егор отвел Валерия в сторону от станка.
— Пока тут, на мосту, твоему звену делать нечего, Валерий. Оставайся здесь сам, изучи обстановку, подоспеет работа — перебросим два звена.
— Когда это еще будет, а пока один поработаю, — согласился Валерий.
— Будет. И скоро будет, а ты сейчас приглядывайся хорошенько, Ивану Ивановичу помогай. Ну, я пошел…
Действительно, с водой не было никакого сладу: снизу давили русловые проходные воды, сверху выжимали наледь — работала мерзлота. Берега Колымы вспучивались, слезились и трескались, выворачивая наружу «сундуки» камней, и русло терялось, исчезало, но вода вдруг начинала выпирать в другом месте. Казалось, Колыма играла с людьми в жмурки: покажет свой норов, выбьет фонтан и спрячется, а потом неожиданно покажется в другом месте. Да, обуздать Колыму не просто. Все ухищрения гидростроителей, все помпы, насосы были смехотворны. Все равно что ситом воду черпать.
Иван Иванович посерел и все доказывал, что где-то в створе моста должна быть сухая линза. Бурильщики тоже не уходили с реки, носы пообмораживали, все искали безводную линзу. Начальство то и дело шмыгало на легковушках. Стоило только на берегу появиться Фомичеву, как Иван Иванович бросался к нему.
— Ну, сколько будем сквозняки гонять!
Фомичев не отвечал. Он молча брал у Ивана Ивановича из рук шест, поворачивался к нему спиной. Иван Иванович забегал с другой стороны.
— Да я и сам не знаю, — отмахивался Фомичев и на пару с Иваном Ивановичем замерял лунки.
В Фомичева верили, ждали, что он-то головастый, сообразит. На это время умолкали станки. Старались не помешать, вот почему бурильщики тоже совали свои обмороженные носы в лунку. Другой еще побулькает черенком лопаты в ней.
— Ну куда ее, заразу, деть? — оглядит мокрый черенок.
Не сразу уходит с берега Фомичев, передаст шест Ивану Ивановичу и еще посмотрит на бурильщиков, на Колыму, как она снежным дымом бурлит и достает до самых сопок, и люди на реке видятся как сквозь запотевшее стекло. Медленно поднимается по крутому склону к дороге, где спичечным коробком из-за бугра виднеется газик. Как только его машина исчезает в снежной круговерти, Валерий снова тащится со шлангами к реке. Он все пытается откачать воду и заткнуть скважину, чтобы она не фильтровала. Но дело это безнадежное. Валерий понимает и чувствует себя виноватым и перед Егором Акимовичем, и перед бурильщиками. Уж сколько дней околачивается на реке, а чем помог? У себя бы на монтажной площадке или на ЛЭП, там он знает, что к чему, он бы себя показал, а вот что делать с наледью, воду как заткнуть? Видит око, да зуб неймет. В запарке направляя буровую штангу, Валерий приморозил к раскаленному на холоде металлу палец.
— Пусть бурый медведь ищет эту линзу, — затряс рукой Валерий.
— Погоди, — отстранил его бурильщик, завел штангу. — Было бы мое личное, можно было бы и отложить, — он пихнул Валерию свои «лохмашки», подобрал его вышарканные цигейковые рукавицы. Однако Иван Иванович Валерия не замечает. Все возле взрывников крутится. Заведутся другой раз, хоть уши затыкай, а что поделаешь, где они возьмут сухие скважины. Кляни не кляни Колыму.
В прошлом году на реке работала экспедиция гидрогеологов. Их заключение гласило, что в поперечнике русла встречаются «безводные» линзы. Но бурильщикам они не встретились, хоть и изрешетили те Колыму. Искать эту линзу за створом моста не будешь. Это равносильно тому: зуб болит у тебя, а сверлить соседу. Техотдел разработал проект перемычки отгораживания от воды шпунтом. Это же не гвоздь вбивать: одна шпунтина двенадцать метров высотой. Где взять шпунт? Заказали на материк, но когда это будет, жди у моря погоды.
Напрасно Валерий думал, что Иван Иванович на него ноль внимания. Стоило ему бросить «вязать» тросы, как Шустров тут же решил отослать Валерия к монтажникам. «Ходит пижоном, в ботинках, — неприязненно подумал он, — не помогает станочникам. Лезет в каждую дырку, заменяет их. Соблазнил взрывников рукавицами: набирали в рукавицы взрывчатку, полдня потеряли, взрыва не получилось. Рукавица — тряпка, она и есть тряпка, промокла. Только под ногами мешается этот Валерий. Может, сказать человеку, раз сам не понимает?..»
Иван Иванович подошел к Валерию.
— Мертвому клизму ставишь? — махнул он на работу Валерия.
— Иван Иванович, а я знаю, как с водой справиться, — с вызовом заявил Валерий. — Если скажу, что мне за это будет?
— Ты, Валерий, не чуди, ступай-ка занимайся своим делом. Не мельтеши… не до тебя тут.
— Иван Иванович, можно и с водой взрывать, — не отстает Валерий. — Вода тут совсем ни при чем.
— Знаешь что?! Смотри! — Иван Иванович хватает рейку и сует ее в свежую скважину, оттуда выплескивается вода. — На! — он отдирает от рейки пальцы, кривится, отбрасывает рейку. — Куда ее деть, эту воду, заразу?
— А если скажу, к Таньке отпустишь?
— В Магадан? — Иван Иванович прикрывает от ветра рукавицей нос, соображает, может, какой намек подаст, зацепку. Искру какую высечет.
— Ну, так говори, Валерий, свою науку, — с заковыристой веселостью подначивает Иван Иванович. — Наячился, так выкладывай.
— Вначале скажи ты — отпустишь?
— На сколько ден?
— Повидаюсь и…
— Кхо, поточнее, Валерий, можешь?
— Три дня.
— Ладно, — махнул рукавицей Иван Иванович. — Как на свадьбу, что ли?
Валерка не ответил. Он вплотную придвинулся к Ивану Ивановичу.
— Да купи ты в аптеке что-нибудь вроде резины, набей взрывчаткой на бикфордов шнур, и всю эту гирлянду в скважину… Резина ведь, соображаешь? Вот и не промокнет твоя взрывчатка. Что и требовалось доказать!
Иван Иванович было матюгнулся, но прикинул, даже задержал дыхание.
— Ну и что такого ты тут сморозил, Валерий? — с продыхом сказал Иван Иванович. — Глупость, она и есть глупость.
— Резина ведь, соображаешь? Не промокнет твоя взрывчатка. Что тебе объяснять, — Валерий отвернулся. — Тебе жить.
— Постой, постой. Ну какая тут техническая мысль, — хватает Валерия за рукав Иван Иванович. — И как мне предложение оформлять.
— А я разве сказал — оформлять, — снова повернулся Валерий.
Иван Иванович хитро скосился на Валерия.
— Ну ладно, неси эту самую резину… поглядим.
— Я и неси. Мое дело идею подать. Еще подумают…
— Ты не егози, Валерий, — строжает Иван Иванович. — «Подумают». Мало кто что подумает. Где дак вы шустрые, а где… Ладно, сам схожу.
Валерка провожает глазами Ивана Ивановича до тех пор, пока тот, согнувшись, почти касаясь носом земли, не вылез по крутому, усыпанному булыжником откосу на берег. Тогда Валерий помахал рукавицей бульдозеристу. Бульдозер развернулся, клацая гусеницами, подошел к Валерию, бульдозерист высунулся в приоткрытую дверку.
— Че тебе?
— Ты поступаешь в мое распоряжение, тебе сказал Иван Иванович? — прокричал Валерий.
— Нет, — замотал головой бульдозерист, — не говорил.
— Скажет. А родители у тебя есть? — серьезно спросил, понизив голос, Валерий.
— Матушка есть. В Иркутске живет, — шмыгнул прокопченным носом бульдозерист. — А тебе зачем?
— В дети хочу.
Бульдозерист полупал заиндевелыми ресницами, спрыгнул на землю.
— Давай, брательником будешь, Семкой меня зовут, но вначале сигаре