Она уже вносила поднос на кухню, когда его голос заставил ее застыть на месте:
– Я разговаривал с Джоной. Очень умный мальчик. Сколько ему лет? Восемь? Девять?
Она медленно повернулась и шепотом переспросила:
– Ты разговаривал с ним?
Теперь Колин тоже поднялся и с насмешливой улыбкой на губах подошел к ней. Его светлые волосы блестели на солнце.
– О, разве я не говорил, что представился им, когда они проходили мимо? Джона был очень рад познакомиться со мной.
Мэгги изо всех сил пыталась придать своему лицу спокойное выражение и скрыть панику, охватившую ее.
– Уже поздно, Колин. Тебе надо поторопиться, иначе ты задержишь переговоры и Сойер решит с тобой не связываться. Он очень нетерпеливый человек, когда дело касается его скота.
– А когда дело касается его жены? И его сына? Или я должен говорить – приемного сына? – Колин говорил тихо, но в его голосе звучал триумф. – Я видел родимое пятно, Мэгги. Я знаю, что мальчик – мой!
Мэгги вскрикнула, как будто он пронзил ей сердце ножом. Поднос, который она держала, с грохотом упал на пол, и фарфоровые чашки разлетелись на тысячу ярких осколков.
– Этот мистер Вентворт – делец себе на уме, правда, папа? – Джона отправил в рот целую ложку картофельного пюре, продолжая говорить. – Но скотоводческий синдикат будет выгоден для Тэнглвуда, ведь так?
– Что за вопрос, сын! – Сойер для убедительности взмахнул вилкой. – Я никогда не стал бы связываться с тем, что не пошло бы на пользу Тэнглвуду.
– У него такая красивая жена. Кто-нибудь хоть раз видел такое платье, которое было на ней вчера в городском зале? Я бы променяла все свои дурацкие наряды на одно это прекрасное шелестящее платье из тафты! – вставила Регги.
Даже Абигейл не могла скрыть своего восхищения Вентвортами.
– У нее даже ридикюль расшит драгоценностями! Она сказала мне, что купила его в Париже. Никогда в жизни не видела такой прелести!
Только Мэгги хранила молчание. Из-за бури, царившей в ее душе, она не могла даже есть, поэтому просто ковыряла в тарелке, пока семья с аппетитом поглощала приготовленный ею обед и оживленно обсуждала самых интересных гостей, которые когда-либо приезжали в округ Кориелл.
– В чем дело, мама? Тебе не нравятся Вентворты? – Абигейл первая обратила внимание на ее молчаливость.
– Конечно, нравятся, но они здесь уже почти две недели, и все это время только о них и говорят. – Мэгги выдавила из себя улыбку и дотронулась вилкой до кусочка жареного цыпленка, лежавшего на тарелке. – Когда они уезжают, Сойер?
– В конце недели, – улыбнулся он. – Только не говори, что боишься, будто эта городская дама затмит тебя. Ты все равно останешься самой красивой, самой лучшей и замечательной на свете! Даже несмотря на то, что эти девушки в последнее время неравнодушны к Кларе Вентворт.
– Я проводил кучу времени с мистером Вентвортом – и папа немного не возражал, – добавил Джона.
– Нисколько не возражал, – поправил его Сойер, бросив смеющийся взгляд на Мэгги. – Вот даже мама побледнела, услышав, как безграмотно ты изъясняешься. Теперь она снова будет говорить, что ты мало занимаешься.
– Джона, я заметила, ты проводишь в последнее время много вечеров с мистером Вентвортом, катаешься верхом или охотишься, – Мэгги тщательно подбирала слова. За окном светило тусклое осеннее полуденное солнце, на сером небе собирались дождевые тучи. – О чем можно столько говорить?
– О, о многом! О Нью-Йорке, Европе, – важным тоном сказал Джона. – Он рассказал мне о своем городском доме, о своем дедушке и обо всех развлечениях, которые доступны мальчикам, живущим на востоке. Звучит очень заманчиво, правда. А для городского жителя Колин очень хорошо умеет ездить верхом.
К удивлению Мэгги, Сойер казался довольным и нисколько не волновался, что у Джоны появился герой для обожания. Тут она поняла, что он просто уверен в любви к нему Джоны и нисколько не боится. Впрочем, у него нет пока причин бояться.
– И Колин любит скотоводческий бизнес, – с энтузиазмом продолжал Джона. – Мы говорили о его ранчо в Монтане и Вайоминге и как все начнет изменяться здесь, в Техасе, когда будут построены изгороди из колючей проволоки. Хотя мне совсем не по нраву эти изгороди на наших пастбищах, пришлось согласиться с его программой по селекции скота.
Сойер явно гордился познаниями и проницательностью мальчика.
– Мы должны шагать нога в ногу с рынком, иначе вылетим в трубу. Это факт, простой и ясный.
Сойер продолжал говорить о том, что времена меняются, о железной дороге, продвигающейся все дальше на запад, о необходимости сохранить доступ ко всем водоемам пастбищ, особенно учитывая недавние появления в этих местах овцеводов и назойливых мелких фермеров. Но Мэгги погрузилась в собственные кошмарные переживания и едва слышала конец разговора. Колин Вентворт знает о том, что Джона – его сын! Вот самое страшное несчастье. Как справиться с ним? Да, Колин пообещал ей, что не откроет секрета; клятвенно заверил ее, что хочет лишь поближе познакомиться с мальчиком.
– У тебя нет на это права, – уверяла она его, когда они стояли над осколками разбитых чашек. – Ты отказался от него и от меня… Ты не хотел иметь ничего общего с нами!
– Я сделал ошибку, был не прав. – Колин упрямо сжал губы. – Неужели ты не понимаешь, Мэгги, что этот мальчик мог бы унаследовать одно из крупнейших состояний Америки?
Она побледнела.
– Нет, твой дедушка никогда не признает… ублюдка как своего наследника.
– Признает! Такое уже случалось в роду Вентвортов. Старик оставит свое состояние любому наследнику, в ком течет истинная кровь Вентвортов. Даже незаконнорожденный имеет все преимущества, если он мужского пола. – Он печально рассмеялся. – Эмброз уже потирает свои липкие ладони в ожидании, когда старик умрет, чтобы его тщедушная дочь все унаследовала. Она ведь не сможет пользоваться капиталами, пока не достигнет совершеннолетия, значит, у Эмброза есть не один год, когда он сможет делать все что хочет. Мэгги, по всем правилам наследство должно достаться Джоне.
– Тебе. Разве не это ты хочешь сказать? – Ее охватила слепая ярость. – Ты хочешь разрушить судьбу Джоны, только чтобы наложить лапу на эти деньги.
– Это не только деньги. Акции, земля, железные дороги, фабрики… Ты даже не представляешь. Нет, я не буду разрушать судьбу Джоны. Я не сделаю ничего, что могло бы повредить ему.
На ее лице отразилось сомнение. Она изо всех сил старалась не шевелиться: боялась, что стоит ей позволить себе хоть одно движение, как она ударит его.
– Я хочу только поближе познакомиться с мальчиком, – повторил Колин. – Ведь он мой сын, черт побери! Я имею право провести с ним хоть несколько часов, пока я здесь. Обещаю, что не скажу ему правду.
– Если скажешь, я тебя убью. – Она произнесла это спокойно, но решительное выражение ее лица не оставляло никаких сомнений.
Колин был ошарашен, но быстро взял себя в руки.
– Что ж, у меня нет желания расставаться с жизнью, – весело сказал он. – И никакого желания обижать Джону или тебя. Мэгги, ты превратилась в замечательную женщину, не только красивую, но и сильную. Я восхищаюсь тобой.
– Тебе пора идти.
Он с сожалением покачал головой и бросил на нее последний, почти печальный взгляд. Протянув руку, он коснулся выбившейся из ее прически пряди волос. Мэгги напряглась.
– Я сделал ошибку, еще большую, чем я думал все эти годы, – тихо произнес он, и, к ее величайшему облегчению, ушел, больше ничего не сказав.
Она жила все эти дни и ночи в агонии; сознание своей вины, страх, что ее тайна будет раскрыта, были невыносимы. Ее удивляло, что никто, казалось, не обратил внимания на то, как похожи Джона и Колин – те же светлые волосы, те же голубые глаза, черты лица. Но если кто-нибудь увидит родимое пятно Колина, точно такое же, как у Джоны… Она не находила себе места.
И еще одно беспокоило ее и занимало ее мысли после тайного визита Колина. С тех самых пор, как он упомянул о тете Виллоне и о других родственниках, оставшихся в Канзасе, Мэгги постоянно думала об Эштоне. Ей хотелось написать на ферму, восстановить контакт. Раз тетя Виллона больна, значит, она, Мэгги, обязана предложить ей помощь. Может, ей нужны деньги на лекарства или на лечение? Вряд ли кто-нибудь из Белденов процветает в финансовом отношении, а у Мэгги есть деньги. Несмотря на то что тетя Виллона в свое время вышвырнула ее, именно когда она больше всего нуждалась в поддержке, Мэгги чувствовала, что обязана ей за все эти годы, что прожила на ферме. Наверное, наступило время раз и навсегда расплатиться с долгами. Но если она напишет тете Виллоне, то снова всколыхнет в душе прошлое. Придут старые воспоминания, раскроются старые раны, особенно если ее снова отвергнут. Готова ли она к этому? В конце концов Мэгги пришла к выводу, что не сможет жить спокойно, если не сделает первый шаг.
Через неделю после визита Колина она написала тете письмо на целую страницу, вложила чек на двести долларов и лично съездила в Бакай, чтобы отправить его.
Каким-то чудом ей удалось пережить бесконечные дни и ночи, пока Вентворты находились в округе. Вечером накануне того дня, когда они должны были уехать из Техаса, в гостинице «Кровел» в Бакае состоялся прием в честь образования синдиката «Объединенные скотопромышленники». Вокруг приглашенных гостей бегали детишки, прятались под столами, гонялись друг за другом по лестнице. Мужчины, облаченные в лучшие рубашки и модные галстуки-ленточки, беседовали о молодняке и лошадях, о погоде и рынке. Женщины собрались отдельной стайкой, чтобы попробовать деликатесы, которые приготовил гостиничный повар, и обменяться новостями: кто родился, кто умер – и посплетничать о множестве прочих важных тем. У всех было что сказать об уезжающих Вентвортах. Не всем гостям, собравшимся здесь, нравилось новое предприятие, в которое позволили вовлечь себя Маркус Граймс и Сойер Блейк. Сэм Холкомб сидел грустный и одинокий в отдалении от бара, где царило всеобщее веселье, и от столов, которые ломились от яств. Он курил сигару в дальнем углу обеденного зала, и перед ним стоял нетронутый стакан виски.