— Ну, мам, она хорошенькая.
— Ладно, не морочь голову. Она может услышать. Так, это значит, что она тебе нравится.
— С ней все в порядке.
— А тебе нравится кто-нибудь из черных девушек, Тарик?
— Некоторые — да.
— Но белые, по-твоему, лучше?
— Мне нравится эта.
— Почему?
— Мам, это что, отягчающие обстоятельства? Она мне нравится, и все. Что в этом плохого?
— Плохого ничего, Тарик. Сколько ей лет?
— Ее зовут Мишель.
— Все равно. Сколько ей лет?
— Восемнадцать.
— Восемнадцать? А тебе только шестнадцать.
— Шестнадцать с половиной, ну и что, мам?
— Она в твоей школе учится?
— Угу.
— В старшем классе, надеюсь?
— Ну. Только какая разница, сколько ей лет?
— Никакой, Тарик. Но я готова поспорить, что ее родители и не догадываются, что ты тайком проводишь у нее ночь, а?
— Не, они знают.
— Я что же, полная дура? Нет, подожди. Я скажу, а ты послушаешь. Если только я узнаю от ее родителей, что они застукали тебя в постели с их дочкой, я с этим покончу, ясно?
— Ага, мам.
— Я хочу, чтобы ты понял, Тарик: можно поступать правильно, можно — неправильно. К твоему сведению, это называется благоразумием.
— Я всегда осторожен, мам. Я не хочу, чтобы меня подловили.
— Тебя уже подловили.
— Ну, я не это имел в виду.
— Смотри, и будь осторожен.
— Я так и делаю.
— Тарик…
— Что, мам? — Он взглянул на часы. Уже давно минуло три.
— Надеюсь, что ты уже достаточно распробовал, что это такое, и я больше не увижу ни троек, ни, упаси Боже, двоек. Обещаешь не думать о двух разных вещах одновременно?
— Да, мам.
— И поверь: если кто-нибудь придет ко мне и заявит, что их дочка забеременела от моего сына, это не только убьет меня. Это сломает всю твою жизнь, разрушит все, о чем я для тебя мечтала. Понимаешь, Тарик?
— Ага, мам.
— Ты меня слышишь?
— Да, мам. Обещаю. Я буду сверхосторожным и в учебе тоже подтянусь. Честное слово.
— Спасибо. — Глория встала. — Спасибо. А теперь давай есть.
Печенка, рис, овощи и бисквиты удались на славу. После еды, выбросив мусор, Тарик отправился к себе наверх, и оттуда послышались звуки его саксофона. Он никогда не закрывал дверь, зная, что мать любит его слушать. Глория убрала остатки еды в холодильник, соскребла с тарелок подливку, почистила сковородки и кастрюли и засунула все это в посудомоечную машину. Засыпая внутрь мыльный порошок, она думала о признании Тарика. Господи, ну какой из него любовник в таком возрасте! Она нажала кнопку и услышала шум воды внутри мойки. Глория облокотилась о стол. У дома напротив висело неизменное объявление „продается". Уткнув подбородок в ладонь, она пыталась представить себе сына без одежды, с девушкой в постели. Черт возьми, Глория завидовала ему. Десять минут она неотрывно смотрела в окно, но теперь ее мысли были о себе. Будет ли еще когда-нибудь мужчина в ее жизни? Сможет ли она сказать: „Я люблю тебя" или услышать от другого эти слова? А о своем женском естестве она не хотела и думать.
ЛЮБОВНЫЕ СТРАСТИ В ПУТИ
Я уже твердо решила к телефону не подходить. Осталось всего два дня, и мне надо было выезжать, а та приятельница, что обещала вести машину со мной на пару, здорово подвела меня. Ее парень дождался сегодняшнего утра, чтобы сказать ей, что эту затею он не одобряет. В довершение ко всему продажа квартиры накрылась, так что на ближайшее время я застряла с этим чертовым делом.
— Да, — рявкнула я в трубку.
— Алло, Саванна?
— Да, кто это? — почти завопила я.
— Это Лайонел. Если я не вовремя, то перезвоню.
— Лайонел?
— Ты меня уже не помнишь?
— Помню. Извини, что накричала. У меня сумасшедший день.
— А я все хотел тебя застать, пока ты не уехала. Думал пригласить поужинать, ты ведь тогда в сочельник просто сбежала от меня.
— Меня тогда еще в одном месте ждали. Хотела успеть до двенадцати.
— Могу я пригласить тебя хотя бы на прощальный ужин?
— Я завтра уезжаю, а сейчас как раз хотела съездить в город что-нибудь перекусить.
— Можно где-нибудь к тебе присоединиться?
А почему нет, подумала я.
— Знаешь, где ресторан „Йамашита"?
— Ага.
— Мне добираться туда минут десять.
— Значит, увидимся через четверть часа.
Я сидела за столиком у окна, когда он прошел мимо. Я помахала ему рукой и улыбнулась. Из чайника на столе вился пар, но я решила не наливать себе, пока Лайонел не сядет.
— Ну, здравствуй и прощай. — Он снял перчатки и пальто и крепко потер руки.
— Привет, Лайонел.
— Я бы тоже от чая не отказался. Замерз.
Я хотела сказать, что могла бы согреть его скорее, чем этот японский чай, но вместо этого выдала глубокомысленно:
— Ну и холодина там!
— Что, собралась в путь-дорогу?
— Почти. Подружка предложила вести машину на пару, а теперь вот не может.
— Значит, ты одна поведешь?
— Похоже на то. То есть я, конечно, могу. Просто не настраивалась ехать тысячу миль одна.
— Я тебе помогу.
Я чуть не захлебнулась чаем.
— Что-что?
— Помогу. Дорога займет часов шестнадцать-семнадцать, не больше.
— Да ведь мы с тобой едва знакомы, Лайонел.
— Ну, судя по тому, что Пол рассказывал мне и что я сам увидел, ты очень милая особа. Клянусь, я тоже не насильник и не маньяк-убийца. — Он поднял руку для клятвы, как бойскаут.
— Послушай, я очень тебе благодарна за предложение, но ты сам-то понял, что сказал?
— Понял.
— А как же работа?
— Я работаю на себя.
Я глотнула чаю и стала перебирать палочки для еды. Вот ведь как. А может, это и здорово. Вести машину по очереди с настоящим мужчиной. Он ведь не совсем чужой. Я хочу сказать, все-таки знакомый моего, шурина.
— Ты уверен?
— Абсолютно. — Он залпом допил свой чай.
— А разве ты не пожарные машины продаешь?
— Нет, нет и нет. Уже пять лет как с этим покончено. Теперь всякую хурду-мурду из Кореи и Японии ввожу. Ну, и еще кое-что.
— Тогда давай так: я могу отправить тебя самолетом обратно в Денвер сразу, как доберемся, если захочешь.
— Это не понадобится. Мне всегда хотелось побывать в Финиксе. Я в Аризоне никогда не был. Можно на несколько деньков закатиться и посмотреть, как там. Говорят, там есть замечательное место, Седона называется. И вообще, — он наклонился ко мне, — ничего не надо загадывать заранее.
Вид у него был такой, как будто все решено. Он заглянул в меню:
— Так, чего тебе хочется?
Я чуть не сказала, что этого в меню нет, но заказала говядину в имбирном соусе. Лайонел, оказалось, не ест мяса и потому заказал вегетарианскую смесь. Пока не принесли еду, мы говорили о том, как здорово, что Нельсона Манделу выпустили из тюрьмы после двадцати семи лет заключения. Целый час мы обсуждали апартеид в целом, а потом перешли на более легкие темы и говорили о том, как в Денвере скучно. К этому времени я уже твердо решила, что с этим человеком мы проведем семнадцать часов дороги в моей „Селике".
Он настоял на том, чтобы проводить меня от машины до подъезда. В подъезде я поблагодарила его за ужин и пожелала спокойной ночи. Он поцеловал меня в щеку. Меня, кажется, немного повело. В лифте мне представилась такая картина: не в силах сдержаться, мы съезжаем на пустынную дорогу и занимаемся любовью на заднем сиденье. Черт, там на сиденье этот горб в середине. Я и забыла. Вот бы мне машину побольше! „Бьюик", например.
Дома я включила автоответчик. Звонила Бернадин. У нее что-то важное, просила позвонить.
— Привет, малыш!
— Привет. Я сама собиралась тебе звонить. — Голос у нее был усталый.
— Что случилось, Берни?
— Джон ушел.
— Не может быть.
— Две недели назад.
— И ты только сейчас говоришь мне об этом?
— Я была в нокауте.
— Что ж ты не звонила? Я бы с первым самолетом вылетела, ты же знаешь. А, Берни?
— Все уже нормально. Правда.
— Погоди. Давай по порядку. Куда ушел? Почему вдруг ушел? Погоди. Дай я сама скажу. К другой женщине?
— К белой.
— Ну и пусть катится ко всем чертям!
— Сейчас все немножко улеглось, и даже хорошо, что этот подонок ушел. Просто хотела тебя заранее предупредить, пока ты не выехала.
— С тобой правда все нормально? У тебя голос не ахти.
— Расслабилась. А вообще, все уже нормально. Просто устала. Приезжай. Буду рада поглядеть на твою черную мордашку.
— Я тоже. А ребятня как?
— Они еще не знают. Думают, Джон опять в деловой поездке. Только придумаю, как лучше это сделать, и скажу. Ой, мне столько надо тебе рассказать, подружка.
— Нет, я все еще не верю…
— Это правда, детка.
— А знаешь что?
— Что?
— Так называемая подруга меня надула, а этот Лайонел взялся помочь мне доехать.
— Это тот, с которым ты на Новый год познакомилась?
— Ага. Нам, может быть, придется заночевать в мотеле по дороге, но в пятницу мы уже доберемся. Как только попадем в город, я сразу же к тебе.
— Тогда ключи будут под ковриком. В пятницу возьму отгул. Надо съездить к адвокату, поговорить про наши с Джоном декларации доходов. Адвокат говорит, что нашла какие-то несоответствия. Не знаю, о чем речь. Наверное, и там он мне свинью подложил. С адвокатом, надеюсь, улажу все быстро, еще по делам надо съездить, потом забрать детей и заехать к маме.
— Берни, мне все равно не верится.
— Ох, детка, мне и самой не верится.
— А Джиниве ты сказала?
— Нет еще. Она-то обрадуется, когда узнает.
— Слушай, ты что, так и торчишь там одна в доме и сходишь с ума?
— Уже нет. Помнишь, я хотела тебя познакомить с Глорией и Робин?
— Да.
— Клянусь, такое впечатление, что я умирала, а они меня спасали. Робин взяла детей на прошлые выходные, а Глория потащила меня в кино на „Войну Алой и Белой розы". Все говорили, ужас как смешно. Но я еле досидела до середины, и мы пошли на другой фильм, в соседний зал, смотрели „Стальные магнолии". Вот это было классно. В общем, они меня одну почти не оставляют. Ну, мне надо идти читать Онике „Месси-Бесси" в трехтысячный раз, а Джону-младшему надо помочь с каким-то научным опытом, что-то там с уксусом и питьевой содой. Ладно, до встречи. И за меня не беспокойся. Вес