– Хам!
– Разве я не прав, Лило-джан?
– Слушай, а если б не было зимы?
– Зима для того, чтоб потом была весна.
– Я не люблю зиму.
– Это в нас 90-е сидят. Страх перед зимой – из 90-х.
– Я даже люблю осень. Потому что потом бывает весна. Но зиму не люблю.
– Ты хотела сказать, после осени бывает зима?
– Нет. Я хотела сказать то, что хотела.
– Ладно. Иди сюда. Ты не устала стоять у окна?
– А все же снег очень красиво.
– Да, но ты не можешь уехать.
– Ненавижу снег!
– Ты это уже говорила.
– Он очень красивый, особенно ночью, и я его ненавижу. Смешно, правда? Смешно, что можно ненавидеть то, что считаешь красивым.
– Ты сходишь с ума. И ты замерзнешь.
– А почему ты не сходишь с ума? Тебе что, нравится этот бесконечный снег? Да? В таком случае знай, что ты – предатель. Ты предал меня. И всех жителей Дзоркского района! – И она расхохоталась.
– Ты много выпила вина. И еще: ты знала, что многие предательства совершаются из-за любви? Да, я не хочу, чтоб снег перестал, потому что ты уедешь тогда.
– Все любящие – эгоисты! И ты тоже. Ты ничего не делаешь, чтоб наступила весна. Сидишь сложа руки и стучишь по этой дурацкой клавиатуре. Зачем тебе ICQ, если рядом с тобой я? Это ведь не честно! Ведь надо что-то делать… Послушай! Сейчас же встань и иди сюда. Вот так. Сдался он, видите ли! А теперь обними меня. И скажи честно, когда перестанет идти снег?
– Завтра.
– Я тоже тебя люблю. А знаешь, снег это очень красиво.
– Пошли спать. Вот так, молодец. Бари гишер[29], Лило-джан, серс[30]. Я еще немного посижу у компа и тоже лягу.
– Бари гишер, Липо-джан.
Он вышел на балкон покурить. Воздух был пронзительно чист, пах снегом и почему-то мандаринами. Днем этого запаха не было. Снег шел всю ночь не переставая. Он шел и все утро, и Липарит Овсепян не знал, будить Лилит или не стоит.
Настроение у всех в городе было какое-то непонятное. Никто не паниковал, хотя никто еще не знал, чего ожидать. Люди даже и не хотели знать, что их может ожидать. Снегопад, циклон мало что изменили в сознании граждан маленького городка Дзорк. Все явно расценивали Циклон как некую неприятность, странный, ненужный сон, о котором они быстренько забудут, как только проснутся. Вот так. Циклон этот должен был многое изменить, наверное, разбудить, всколыхнуть, потрясти. Это как чаинки на дне стакана: взболтаешь – и они всплывут на поверхность. Но в Дзорке ничего не «колыхалось». Просто шел снег, и Липарит Овсепян надеялся, что не останется без сигарет, пива и электричества. Последнее было особенно важно, ведь его компьютер без электричества не мог существовать. Без электричества очень многое не могло существовать в древнем городке Дзорк.
Первое, что спросила Лилит, когда проснулась утром следующего дня (вернее, был уже полдень; уже три дня она жила у Липарита):
– Зачем тебе ICQ, если я рядом с тобой?
Липарит не знал, что ответить. Действительно: зачем? Ведь Лилит была рядом. Голая лежала в постели и ждала его. И так заснула, не дождавшись.
– Не знаешь? Зато я знаю. Ты болен.
– Я догадывался об этом.
– И что? Всю ночь клеил девочек в Сети? Как меня три дня назад?
И он опять с удивлением посмотрел на нее: и правда – только три дня прошло, а кажется, они всю жизнь были вместе. Лилит продолжала:
– Хочешь сказать, я тебе надоела?
– О нет. Ты не можешь надоесть.
– Это почему же?
– Подойди к зеркалу, поймешь.
Голая Лилит встала с кровати и подошла к большому зеркалу трюмо и расхохоталась:
– Ну, тут, пожалуй, я с тобой соглашусь. Такое не скоро надоест.
Липарит смотрел на Лилит, на ее отражение в зеркале и думал о том, что снег все равно когда-нибудь перестанет, и Лилит уедет в Ереван, а он пойдет служить в армию. Тогда почему они встретились? Зачем она вообще появилась? Ведь на самом деле он ее из детства плохо помнил. А она вот помнит, как оказалось. Наверное, так бывает в жизни: мы не помним тех, кто нас помнит, и наоборот.
– Ты бы оделась. Холодно. С утра уже два раза вырубали свет. Комната не прогрелась.
– О-о! Аствац им! Началось-таки? Возвращаются 90-е?
Липарит подумал, что ни он, ни Лилит не могут знать, каково в действительности было в 90-е годы – им тогда было одиннадцать лет. У них было просто детство, и они, конечно же, не осознавали до конца ужаса происходящего. В ЭСЗ (Эпоха Страшных Зим – термин, придуманный писателем Ара Манояном) больше досталось их родителям, которым приходилось заботиться о детях, думать о том, как накормить, достать то да се… Его совсем недавно осенило, что наверняка мама с папой не ели свои талонные 250 граммов хлеба, чтоб досталось ему (помнишь? Желтоватый маргарин, намазанный на хлеб, посыпанный солью), но он тогда этого не знал и не догадывался об этом. Он только помнил покрасневшие от холодной воды руки мамы и черный силуэт отца, сидящего у погасшей, опустошенной железной печки в пальто ночи напролет. Отец сутками не мог заснуть и только курил свои сигареты без фильтра «Астра». Липарит помнил еще отвратительный, тошнотворный запах керосина и сухого спирта. Он теперь вдруг с особой пронзительностью осознал, что родителям, например, когда наступил 1991 год было всего 38 лет! Странное ощущение. Ведь они ему казались очень «большими», взрослыми, даже старыми – из-за седеющих волос папы, например. А на самом деле – вот ведь: всего 38. Молодые ж были совсем! И вот теперь понимаешь, что жизнь родителей разделилась на до и после, что они никак не могли приспособиться к новой жизни, будучи уже взрослыми-молодыми: ведь рухнула целая империя с ее размеренной, предсказуемой жизнью, рухнуло целое мироощущение, и границы Вселенной сузились до одной комнаты, единственно отапливаемой в квартире. А у детей – наоборот: пределы мира со временем все больше стали расширяться (вон – Интернет появился).
– А знаешь, – сказала Лилит, – странно, что свет вырубали. Ведь снегом-то занесло не провода электропередачи, а дороги, собственно. И ГЭС на реке Ган как работала, так и работает. Даже в этот снег. Так в чем же дело? Почему вырубают свет?
– Думаю, на этот вопрос не могли ответить и в 90-е. Ведь мы республика, на территории которой находится атомная электростанция…
– Вот-вот… Слушай, так мне одеться? – Лилит все еще разглядывала себя в зеркале трюмо.
– Нет.
– Почему?
– Ну, чтоб мне сейчас не пришлось снова тебя раздевать.
– Хам! Покажи лучше, с кем ты познакомился в ICQ за минувшую ночь.
– Зачем?
– Интересно просто. Или ты думаешь, что меня это не должно интересовать?
– Да ради бога! Мне не жалко! – Липарит открыл фотографии. Лилит посмотрела, потом расхохоталась. – Чего ты?
– Ес кез сирум ем![31]
– Что не так?!
– Посмотри, – ответила Лилит, все еще смеясь. – Видишь? Они все похожи друг на друга и одновременно похожи на тебя самого! Ты на самом деле себя хочешь! Ха-ха! Фрейд назвал бы это нарциссизмом. Ведь правда! У меня же тоже в общем-то такая же форма глаз, такой же рот, тот же типаж!
– Тоже мне Фрейд в юбке!
Лилит еще смеялась, когда зазвонил телефон и Липарит в тапочках и без трусов пошел в прихожую ответить. Говорил долго, минут шесть-семь, потом вернулся в спальню и нырнул в постель. Лилит курила, лежа на животе, и листала болгарские журналы «Наш дом», которыми так вдохновлялось старшее поколение в 70–80-х годах прошлого столетия и которые в большом количестве Лилит нашла на антресолях в прихожей квартиры, где когда-то жили бабушка и дедушка Липарита.
– Звонил дядя Ваге, – сказал Липарит. – Из Еревана. С поручением… Ты знаешь писателя Ваге Саакяна? Так вот, он мой дядя, брат мамы. Дал поручение. В такой снег! Здесь есть деревня Паг, знаешь ли…
– Конечно! Я провела там все детство.
– Тогда ты, вероятно, знаешь крепость Пагаберд? Мне велено «сходить» в Пагаберд, где уже третий месяц живет старый Ара Маноян, проведать его, узнать, все ли в порядке, не нужно ли ему чего-нибудь. Дядя узнал, что Дзорский район скоро исчезнет под снегом. Вот он и беспокоится о старом писателе. Хоть бы поинтересовался при этом, как поживает любимый племянник!
– Интересно, я думала, Ара Маноян давно умер. А он вот в Пагаберде… Ну? Что ты хнычешь? – сказала Лилит. – Давай одеваться. Совершим поход в Пагаберд! Встали раз, встали два, встали три!
– И откуда у тебя столько энергии?! – сказал он, вставая с постели и опять думая о том, как же это все же случилось, что он и Лилит оказались вместе.
Когда наконец они вышли из дома, снег опять усилился. Лилит и Липарит перешли по мосту реку Чаги и, пройдя мимо церкви сурб Мариам, подошли к «трамвайчику», чтоб понакупить разных продуктов для Ара Манояна. Карликовый Закар подметал тротуар перед своим «трамвайчиком», но снега было столько, что пользы от Закарова веника не было никакой.
– Бари ор[32], Зако-джан, ты хочешь убрать весь снег в нашем городе?
– Нет, только перед моим обэктом, для покупателей, – мрачно ответил Закар, с каким-то удивлением посмотрев на Липарита и Лилит.
– Может, тебе все же взять лопату, а не веник?.. Познакомься, это Лилит, – сказал Липарит.
– Очень приятно.
– Что ты невеселый какой-то? Люди не покупают больше свечек и туалетной бумаги?
– Покупают! Еще как! Все и впрямь с ума посходили. Хотя нет. Вру. Никто не сошел с ума. Жители нашего городка никогда не сходят с ума. А туалетную бумагу или сухой спирт покупают автоматически, что ли. Липо-джан, ты хотел что-то купить? – Закар опять внимательно посмотрел на Лилит.
– Мы идем к Ара Манояну, – весело сказала та. – Надо хоть что-то ему отнести. Не с пустыми же руками идти к писателю!
Закар отряхнул снег с брюк, с пальто, с ботинок и вошел в свой «трамвайчик».