Просто так получилось, что в Меннау год назад была конференция по киберзащите, и кафедра Дуйсбургского университета делегировала Тиграна Гаспаряна на эту самую конференцию.
На второй день конференции, после удачного доклада, весьма довольный собой, он сидел в кафе на площади перед отелем, пил кофе и читал газеты. Уже на второй день он ощущал острую тоску по жене, и поэтому интервалы между эсэмэсками с ней сокращались, все больше приобретая характер порнографического рассказа. Технарь и прагматик, Тигран Гаспарян, к своему величайшему удивлению, открыл для себя, что слова могут возбудить, взбудоражить, завести ничуть не меньше самого откровенного фильма, которые он в огромном количестве скачивал из Сети («Здесь, в Германии сверхскоростной Интернет, не то что в Армении!») и смотрел вместе с женой почти каждый вечер.
Вот в этот второй день конференции, когда он пил кофе на площади перед отелем, к нему и подошла женщина, которая почему-то с первого взгляда не понравилась ему. Она была в джинсах, кожаной куртке, на вид ей было тридцать – тридцать пять, и у нее были пепельные волосы. Женщина оказалась участницей той же конференции, что и Тигран. Разговорились. Вместе выпили кофе, потом съели мороженое, прогулялись по Меннау, он проводил ее до дверей номера в отеле и остался у нее на ночь.
Вот таким образом в его жизни появился город Меннау.
Вот таким образом в его жизни появилась Дайан Элинек.
С женой, Аэлитой, у него были прекрасные взаимоотношения. Они любили друг друга, их, хоть они и были женаты уже двадцать лет, до сих пор тянуло друг к другу, и у них часто бывал секс. Когда ты женат уже двадцать лет, был уверен Тигран, то взаимоотношения перерастают в совсем другую область, так сказать, в некий запредельный высший пилотаж. Это и любовь в узком смысле (придумал тоже: «любовь в узком смысле»!), и дружба, какое-то партнерство, коллегиальность, абсолютное понимание, порой без слов, и полное духовное слияние. За такое время супруги даже начинают быть похожими внешне, и эти двадцать лет брака позволяют сказать, что они «росли» вместе, и под этим подразумеваются все победы, достижения, иногда и поражения, которые они пережили вместе. Самыми большими своими достижениями Тигран и Аэлита считали, конечно же, сыновей, которыми, понятно, очень гордились.
Тигран думал снова и снова: «У меня с женой все хорошо и всегда было хорошо… Мы даже не ссорились по-настоящему никогда…» Но вот так получилось, что у него в жизни появился город Меннау… Маленький такой провинциальный городок в Северной Рейн-Вестфалии, куда он однажды поехал на конференцию. Наверное, у всякого в жизни есть свой Меннау, нет?
Чаще всего Тигран видел Дайан Элинек в джинсах, полусапожках, свитере – зимой, весной и осенью; летом же она была в одном и том же платье выше колен, с большими деревянными пуговицами, которые ему нравилось трогать. Она была небольшого роста, сероокая… Однажды она ему сказала, что когда плачет, ее глаза становятся зелеными, но Тигран никогда не видел ее плачущей. Он также никогда не видел ее смеющейся. Она была как-то постоянно спокойна, несколько иронична, но всегда нежна и приветлива. Только чувствовалось, что, когда они расставались, ей становилось немного грустно. И так каждый раз: они выходили из отеля, пешком направлялись к автобусной остановке, и он видел, что Дайан грустно. Оттуда она уезжала в Дюссельдорф, Тигран же на своем BMW возвращался «домой» в Дуйсбург.
У обоих были свои города, своя работа, свои семьи – одним словом, своя жизнь, и они в своих других жизнях никогда не пересекались, да и не могли пересечься. Сюда же в Меннау приезжали раз в две недели, чтоб заняться любовью, снимали номер в отеле на ночь, потом на следующее утро разъезжались. Они сами затруднились бы ответить на вопрос, что это у них. То ли это любовь, то ли что-то совсем другое. Одно понимали точно: они с нетерпением ждали этих встреч, мечтали об этих встречах, радовались им, все больше и больше нуждаясь в них и друг в друге.
Тигран ничего не знал о ней, как и Дайан – о нем, и, казалось, это устраивало обоих. Они никогда не спрашивали друг о друге не потому, что так договорились, а просто им это не нужно было: ведь это были их параллельные миры, а параллельные миры, как и прямые, никогда не пересекаются. У них не было даже номеров телефона друг друга, и о встречах они никогда не договаривались. Так повелось после второй их встречи, когда они, каждый сам по себе, поехали в Меннау и столкнулись в кафе перед тем же отелем, где впервые Дайан села за его столик. Они просто встречались две недели раз, и большего, как однажды сказала Дайан, им и не надо было. И еще: ни Тигран Гаспарян, ни Дайан Элинек никогда не говорили друг другу: «Я люблю тебя».
– Давай решим, – сказала она, – что это для нас только секс и ничего больше. Разрядка, так сказать. Отдохновение от обыденной жизни. Так, по крайней мере, потом не будет больно.
Тигран согласился. Дайан была права. Хотя оба, может быть, понимали, что это самообман. В том, насколько это самообман, Тигран убедился уже через год, в тот холодный ноябрьский день.
– Уже полпервого. Нужно вставать.
– Действительно, – согласился он, посмотрев на часы.
– Нам нужно собираться, – вздохнула Дайан, но продолжала лежать, поглаживая его руку, которой он обнял ее – они так и заснули обнявшись. – Кто из нас закажет кофе?
– Ты. – Тигран улыбнулся.
– Болтун! Ничего с тобой не случится, если на этот раз кофе закажешь ты!
– Тебе же легче! Ведь у меня армянский акцент, помнишь?
– У нас в Германии, если ты этого еще не знаешь, никто уже не обращает внимания на акценты.
– Закажи ты, Дайан. В последний раз.
– Болтун!
Она встала и голая на цыпочках (прав был Леонардо да Винчи: все же женщины генетически предрасположены носить каблуки!) пошла к телефону. Тигран смотрел на нее. Как всегда после секса, у него было странное чувство, что они знакомы всю жизнь и что они всегда были вместе.
– Кстати, о последнем разе, – сказала Дайан Элинек, поговорив с портье и возвращаясь в постель. – Мы больше не сможем встречаться. Я получила работу в IBM. Мы с семьей переезжаем в Прагу.
– Ну и что? – Тигран почувствовал, как у него немеют губы. Так бывает, когда мы чего-то очень испугались. – Всего лишь больше придется ехать. Это же Европа. Здесь, как и в Армении, все очень близко.
– Ты не понял, Дихран (она его называла Dihran почему-то). То, что я переезжаю в Прагу, означает, что мы действительно больше не будем встречаться. Видишь ли. Я когда-то жила месяц в Праге. Меня пригласили в качестве специалиста по защите сетей. У меня был там любовник. Кстати, немец. Я написала ему. Мы будем вместе. Он не женат.
– Но ты замужем!
– Почему-то тебя это обстоятельство не беспокоило до сих пор, милый…
Когда Тигран проводил Дайан до автобусной остановки, то не пошел обратно к гостинице за своим BMW, а купил железнодорожный билет до Амстердама. Зачем? Он бы и сам не мог ответить на этот вопрос. Одно он знал точно: ему никак не хотелось возвращаться в Дуйсбург, и он выключил телефон, чтоб не получать эсэмэски от Аэлиты. Новость о том, что он больше не будет встречаться с Дайан Элинек, его почему-то выбила из колеи. «Кто бы мог подумать!» – удивлялся Тигран Гаспарян, глядя из окна поезда, увозящего его из Меннау в Амстердам, на серое небо, заснеженные поля, на ворон, сидящих на электрических проводах, время от времени лениво перелетающих с места на место, в тот холодный последний осенний день 2007 года.
Տէր, ողորմեա՛.
25
В тот последний осенний день 2007 года, когда встретились Ваге Саакян и Лилит, чтоб похоронить свою любовь, дождь перестал, неожиданно выглянуло солнце, и листья на деревьях вспыхнули красно-желтым пожаром. Но огонь этот не обжег душу и не растопил сердце, и было чувство, что тело остывает. Опять.
Они зашли в «Gusto» на улице Абовяна в Ереване. Подошедшему улыбающемуся официанту в черном фирменном фартуке заказали два кофе и пирожное.
– А я вас помню, – сказал официант, забирая меню. – В последний раз вы заказывали свиной эскалоп под лимонным соусом с картошкой фри в качестве гарнира.
– Это было давно! Полгода назад! – рассмеялась Лилит.
– И давно не правда, – добавил без улыбки уже давно не молодой мужчина – похожий на старика.
Официант ушел. И тогда мужчина заметил, что глаза женщины стали совсем другими, чем были полгода назад. Они были равнодушными. В них не было больше любви.
– Ты мне нужна, – вдруг сказал Ваге Саакян.
– Вам и так хорошо. Вам ничего не нужно, – рассмеялась Лилит, покачав головой.
– Неправда! Мне нужна ты!..
– Не нужна. У вас и так все есть. Семья. Сын. Это у меня ничего нет. У меня нет даже подруг и друзей. Я их потеряла с тех пор, как стала вашей любовницей. Пять лет тому назад. Мои сверстники отвернулись от меня.
И после этих слов он почувствовал себя очень старым. Постаревшим.
Ваге Саакян всегда думал, что Лилит его мучает, выворачивает наизнанку, выжимает до последней капли. Она много раз просила оставить ее в покое, но он не мог, чувствуя ее взаимность. И еще боялся, что она с собой что-то сделает. Он много раз слышал от нее о самоубийстве и холодел от мысли, что Лилит все же сделает это. Это мучило, убивало его.
Встречались они по понятным причинам редко. «Делали секс», и он думал, что все не так уж и плохо, но потом получал смс, в котором она писала, что им надо расстаться. Связь Ваге Саакяна и Лилит длилась пять лет, и за это время она ни разу не сказала, что любит его. Каждый раз после того, как они «делали секс», она замыкалась в себе и переставала с ним общаться. Со временем все восстанавливалось, и по мере того, как Лилит начинала тосковать по нему, становилась добрее и ласковее. Так до очередной встречи, после которой опять все разрушалось. Он чувствовал себя неутомимым Сизифом, снова и снова поднимающим камень на гору.
В последний раз от нее о самоубийстве он услышал за полгода до последней встречи – летом. Он пришел в гости к своему другу Тиграну Гаспаряну, и они решили напиться. Без повода. Тигран – худой, длинный, постаревший, с огромным носом – с каким-то особым упрямством разливал теплую тутовку по рюмкам, и они с таким же ослиным упрямством выпивали. И тогда он получил от Лилит смс: «Только что спустилась с крыши… Опять ничего не получилось. Ненавижу себя за трусость… Как ты?»