Несмотря на опостылевший Ереван, Гарик так и не решился переехать жить в свой родной городок Дзорк, откуда он был родом.
10
Мой король! Ты видел, как подул легкий ветерок, прохладный, нежный, и несколько листьев с дерева опали на крышу беседки. Беседка – самая обыкновенная – стояла одинокая и маленькая посреди садика с высокими деревьями, перед домом.
В садике была осень. Высокие деревья доживали последние дни в одежде золотой осени и плакали желтыми листьями. Слезы капали на крышу беседки и, образовав мягкое покрывало, оставались там до первого снега, когда они превратятся в ничто…
Дом наш был пятиэтажный, и садик вплотную подходил к нему. Некоторые деревья даже касались его стен. Летом своими зелеными листьями ласкали стены, а осенью и зимой только царапали и даже грозились разбить стекла на окнах, но никогда не делали этого. Знали, что в доме должно быть тепло: ведь в одной из квартир лежал ты, мой король, и ты был болен, подобно осени, и с каждым новым днем все больше терял силы. Только иногда ты садился на свой трон на колесах и смотрел на осень. В осень же тебе было нельзя… Хоть ты и дал каждому дереву имя…
А потом пошли бесконечные дожди. Деревья и крыши домов стали мокрые. Дождь все не переставал, и глаз уже привык видеть мокрым все вокруг. Пахло дождем и осенью – мокрыми листьями. Листья лежали на холодной земле, которая ночами уже замерзала и твердела, и от нее веяло холодом, и казалось, будто Планета замерзла…
И осень умерла. Совсем недавно два дня назад. Осень в тот день была особенно хмурой и казалось, что вот-вот заплачет. Мы жили в этот день, и Она тоже жила, но она чувствовала, что этой ночью умрет. Она не знала точно, но Она чувствовала. Мы тоже чувствовали, но ничем не смогли Ей помочь, мы не поверили этому предчувствию. Ведь мы часто не верим чувствам, своим и тем более чужим; не верим, не хотим понять… И вот она умерла ночью, вернее, ее убил ветер, неожиданно налетевший вечером, ветер, который, подобно людям, был беспощаден в своей любви. Он был влюблен в Осень, в желтые листья, которые совсем еще недавно были зелеными и крепкими и могли сопротивляться порывам ветра. Теперь они умирали от малейшего к ним прикосновения. Ветер же все сильнее целовал и ласкал листья, и они, наконец, все до единой опали от страстных поцелуев ветра. И ветер тогда остался один и завыл еще протяжней…
Потом пришла зима…
Деревья стояли голые, черные и мокрые от дождя.
Осень кончалась…
Ты хотел выйти погулять, но ты не мог. Ты хотел погулять, чтоб встретить кого-то. Но вот что я тебе скажу: я почти никогда из тех, кого я хотел бы встретить, не встречал…
Было холодно и туманно. Город был похож на остаток кофе, разбавленный молоком, – на самом дне стакана, и все в городе нашем было призрачно. Лучи солнца еле просачиваются сквозь молочную пелену и совсем не согревали Ереван. Город замерзал тогда, а матовое солнце рассказывало о безнадежности и бесполезности: оно было, но оно не грело…
Ты видел из окна: листья были очень разные: те, что еще не опали, были желто-радостные; те, что уже опали и, чуть потемнев, плавали в лужах, – желто-печальные. Не опавшие листья еще не знали, что их ждет, а опавшие не могли им ничего рассказать, как бывает после смерти…
Из-за негустого тумана все время хотелось протирать глаза, будто только что проснулся и четко еще не различаешь предметы. Все было зыбко и неопределенно. Ничто не твердо…
ПОПРОБУЙ ПОГОВОРИТЬ С ЛИСТЬЯМИ О БЕССМЕРТИИ И ВЕЧНОСТИ…
По вечерам, когда темнело, туман сгущался, и над желтыми уличными фонарями появлялись матовые нимбы. Фонари казались мудрейшими существами на свете: они несли с собой свет в буквальном смысле! Они освещали, но, к сожалению, не грели.
По ночам тебе часто бывало страшно. Страшно от мысли, что все, что ты делаешь для того, чтоб согреться, напрасно. Иногда ты думал, что все напрасно. Но, к счастью, наступало утро. Все преображалось тогда, хотя и не становится тепло.
Если ночью шел дождь, утром листья удивительно пахли запахом «опавшей листвы» и опавшей мечты. Мечты опадают, и мы каждый раз боялись, что новой весны могло уже не быть.
Ведь можно было не успеть, не так ли?
Постепенно темнело, и в домах постепенно зажигался свет, и уже через полчаса окна всех домов нашего города были освещены электричеством. На улице пошел первый бесконечный снег.
В одном из домов этого города жил ты, мой король. Твое окно было освещено неярко. Ты был болен (всегда болен!), и тебе нельзя было выходить на улицу, хотя и очень хотелось постоять под снегом и чтоб снежинки ударяли по лицу и таяли на ресницах.
Сидя на своем троне на колесах, ты подъехал к окну и посмотрел во двор. Ты увидел, что на хоккейном поле перед домом танцует девушка. Когда она поворачивалась вот так, у нее блестели коньки. Она была вся в белом, и ее длинный прозрачный шлейф казался невесомым и развевался на ветру. Девушка была бесконечно одинока, и ты тоже был бесконечно одиноким, но ты был болен, и тебе нельзя было выходить из дому.
Когда девушка перестала танцевать и, сняв коньки, пошла домой, ты поехал в соседнюю комнату и стал смотреть телевизор.
Часть вторая
11
Дзорк – очень древний город, и упоминается он аж с V века. В 2001 году население его составляло 45 711 человек, что на 25 711 человек больше, чем в XI веке, например, когда Дзорк являлся столицей удельного царства в составе государства Багратидов. Несмотря на такой демографический «взрыв» (по сравнению с XI веком), в Дзорке в основном все друг друга знали в лицо, и, если покопаться поглубже да хорошенько, окажется, что все являлись друг другу родственниками, в той или иной степени.
Всегда, во все времена Дзорк представлял собой некий замкнутый мир, размеренная жизнь которого была обычно оторвана от жизни столичной, и поэтому мало что могло поколебать стабильную вязкость бытия его жителей. Дзоркцы испокон веков были ленивы, медлительны, в начале же нулевых – почти все безработны. Мужчины были не прочь выпить, женщины – не прочь налить… И ничто никогда не менялось здесь, по большому счету. Скажем, если вы обнаружили, что старик Сероб не сидит целый день под большим платаном на скамейке автобусной остановки у моста, то это ни в коем случае не могло означать, что он нашел дело поважнее да поинтереснее, а скорее всего что дед Сероб просто-напросто умер. А значит, при встрече с бабушкой Розой, его женой (вдовой!), обязательно нужно поинтересоваться, когда панихида (чтоб всем сообщить), а еще важнее – когда поминки. Любой житель Дзорка жил по принципу: «На похоронах ты можешь и не быть, но на поминках быть обязан».
В советское время Дзорк был промышленным городком – тут работали всякие заводы и фабрики, которые просто перестали быть после обретения Арменией независимости: они были разобраны до последнего винтика. Ну, а потом была война, и Дзорк подвергался обстрелам из «Града» со стороны государства, в шутку, но метко названного достопочтенной Армине Адибекян «Соседистаном». Тогда очень многие уехали в Ереван к своим родственникам, однако, как только обстрелы прекратились, переехали обратно. Как показывает «статистика», дзоркцы трудно приживаются в других местах (особенно в Ереване). А если все же переезжают в столицу, то не упускают случая к месту или не к месту вставлять:
– Как же я не люблю Ереван!
В Дзорке, как и везде в Армении, не любят ереванцев, считая их заносчивыми…
В городе Дзорк было много всяких достопримечательностей. Помимо здания почты, Дома радио, Драматического театра, памятника герою национально-освободительного движения XVIII века и террасоподобных высоток, лесенкой приклеенных к окружающим город холмам, в городе достопримечательностью считались и многочисленные мосты через реки Ган и Чаги, платановые аллеи и, конечно же, церковь сурб[21] Мариам. Она была основана в VII веке, затем перезаложена в 1450 году, однако знаменитое землетрясение 1679 года разрушило церковь, и ее пришлось строить заново. По преданию, в фундаменте церкви, сохранившемся с VII века, под плитой покоятся мощи святого апостола Варфоломея, в ограде же церкви находятся надгробия одного из настоятелей церкви и князя-благотворителя. Церковь Св. Мариам почти не пострадала от обстрелов 90-х (правда, до сих пор на ее восточной стене можно увидеть следы от осколков взорвавшихся неподалеку снарядов), и в 2001 году на деньги миллиардера из Филадельфии, предки которого были уроженцами Дзорка, заменили всю черепичную крышу порталов и купола на лазурного цвета керамику и медные листы, привезенные из Лондона. Так что, можно сказать, прогресс, начиная с нулевых, проделав долгий, изнурительный путь, дошел-таки до Дзорка. Кое у кого появились персональные компьютеры, пластиковые карточки, даже мобильники. А еще в Дзорке рядом с церковью Св. Мариам, в подвале одного из жилых домов, в самом конце 2002 года появился интернет-клуб «Марио». «Марио» был единственным местом в Дзорке, где «давали» Интернет (не считая филиалов некоторых ереванских банков, почты и Дома радио), и сюда заходили исключительно мужчины, все больше по вечерам – сыграть в «косынку», выпить кружку-другую пива, короче говоря, расслабиться после тотального дневного ничегонеделания, что, как известно, сильно утомляет. Вот в этом интернет-клубе и работал Липарит Овсепян админом.
Была давно ночь. По своему обыкновению Липарит Овсепян сидел за своим компьютером дома, потом неожиданно вырубил его, натянул штаны, накинул на себя куртку, надел ботинки и вышел из дома – за пивом. Людей на улице совсем не было – два часа ночи! – только проезжали редкие автомашины, тревожно слепя фарами. Порывами налетал ветер, оголтело валил снег, и было ощущение бесконечности времени и бесконечности одиночества.