«22 октября. Сегодня, клянусь, я слышала голос Акселя Моргенсона внизу. Неужели и он все знает? Мне пришлось встать на стул, чтобы выглянуть в окно этого проклятого чердака. Выгнув шею, я увидела Акселя и Свена Бейка. Так вот почему Свену не понравилось, когда я задавала вопросы насчет смерти Билла Джордана? Теперь я рада, что написала все эти имена в записках, которые спрятала для Грейс. Тогда у меня было интуитивное подозрение. А сейчас я знаю, что права. О, Бог мой. Когда я отсюда выберусь и надену, наконец, обручальное кольцо на палец?»
«23 октября. Эбба входит и, улыбаясь, говорит:
— Детка, потерпите. Мы вас защищаем. Потерпите. Если вы выкинете какую-то глупость, это отразится на Питере.
А какую глупость я могу выкинуть? Разве что выпрыгнуть в окно.
И она мне дала нитки, чтобы я начала вязать ребенку какие-то вещи. Хотя, уверена, она готова была бы задушить моего ребенка».
«24 октября. Сегодня случилось такое! Эбба вдруг забыла запереть дверь, я прокралась вниз и позвонила Питеру. Не в офис, а домой. Ответила Георгия. Она не поняла, что со мной происходит, но передаст отцу. Он приедет. Но Эбба меня поймала и была вне себя. Она сказала, что все, это конец, что мне нельзя доверять, и теперь, даже когда они одни, я не буду есть вместе с ними. Это уж не такое для меня великое наказание, должна признаться, разве что только снова я одна и снова схожу с ума. Что думает Питер?»
«26 октября. Ура, ура, ура. Питер едет за мной. Эбба только что сказала мне про это. Сегодня на обратном пути из очередного вояжа был Аксель. Интересно, не его ли это была идея, чтобы Питер забрал меня отсюда? Теперь я вспоминаю, что это он подсказал Питеру про пустую квартиру в доме фру Линдстром. Вскоре после того, как я была у Свена и задавала ему вопросы про Билла Джордана. Бог мой! Какая путаница!»
«27 октября. Итак, мы вернулись на старое место. Питер холоден и неласков. Не хочет говорить о предстоящем браке. Думаю, что он не говорил пока с Кейт. Сейчас он ушел за сучьями для камина. Может, он собирается устроить наш обычный вечер у камина с бутылкой шнапса? А потом уедет обратно в Стокгольм и оставит меня здесь сходить с ума? Если он так думает, то ошибается. Может, он шутил, когда говорил о путешествии на судне Акселя? Ведь Аксель едет в Антарктиду. Где все эти айсберги. Это не самое приятное путешествие. Я собираюсь вежливо отклонить такое предложение. Вежливо! Питер еще не видел меня, когда я не в себе. Сегодня он это видит. И если это не убедит его…».
Здесь был конец. В этот момент Вилла, видимо, услышала, как возвращается Питер, сунула книжечку под часы. Грейс похолодела до костей.
— Итак, Вилла была тем грузом, который ожидал Аксель, — сказала она. — Это ее должны были забрать в тот день, когда Якоб, Свен и Питер, предполагалось, пойдут на охоту. Но они увидели, что Виллы нет. Питер сделал хорошую мину при плохой игре — он точно знал, где она. Но это он всегда умел.
Он не мог ждать, когда молодая леди взбунтуется против него. И поэтому вместо того, чтобы упасть в холодное море с айсбергами, она упала в озеро.
— Но как он сумел уговорить ее пойти к озеру?
— Мы нашли пустую бутылку шнапса. Молодая леди была, по-видимому, совершенно беспомощной. Он потащил ее вниз, погрузил в лодку, отгреб на глубокое место. Дать вам воды, фрекен?
Грейс подняла застывшее лицо.
— Нет, не беспокойтесь. Со мной все в порядке.
Грейс все еще не могла до конца поверить в единство Густава и Питера и вдруг вспомнила, как вчера на минуту его распухший нос и губы и потяжелевшие веки напомнили ей кого-то. И вдруг Вилла перестала целиком занимать ее.
— Польсон! — воскликнула она в отчаянии. — Они же его забрали! Он пошел в дом к Свену. О Боже!
Уверенная рука легла ей на плечо.
— Не беспокойтесь. С ним все будет в порядке. Мы получили по радиотелефону информацию, что судно капитана Моргенсона пришвартовалось в Гетеборге. Возможно, груз, который он не смог забрать в Стокгольме, был доставлен. К несчастью, — сказал офицер, — в таких делах часто бывают невинные жертвы. Но ваш друг Польсон ею не будет. Ну что, поехали, отвезем вас домой?
Темно, лес вдоль дороги был как черный кошмар, и фары высвечивали только кружащиеся листья.
— Смотрите, — сказал сержант, указывая на ветровое стекло с белыми пушинками, прилипшими к нему, — пошел снег.
Фру Линдстром не стояла на своем посту. Ужасно уставшая Грейс стала подниматься по лестнице. Она не захотела, чтобы сержант проводил ее.
— Чего мне теперь бояться? — сказала она. И все-таки, увидев, что дверь ее квартиры открыта и там горит свет, она сжалась. Кто мог быть там? Питер Синклер с безумным взглядом голубых глаз, жаждущий реванша?
«Не дури, если кто-то хотел бы причинить неприятности, он бы не зажигал свет», — сказала она себе и уверенно распахнула дверь.
— Наконец-то, — выдохнул Польсон.
Она кинулась в его объятия. Его толстый свитер хранил запах моря. Руки сжали ее так крепко, что у нее хрустнули кости. Она подняла глаза и увидела, что он без очков, его мягкие голубые глаза полны слез, на щеке — синяк, а на лбу — аккуратно приклеен пластырь.
— Польсон, тебе досталось?
— Не так уж страшно. Чепуха. А почему мы плачем?
— Это ты плачешь. Где твои очки?
— Они сломались. Теперь я вижу, ты замерзла и устала, мое лицо в синяках, я слепой, но, тем не менее, мы поедем ужинать в какое-нибудь хорошее место.
— А мы что-то празднуем? — спросила Грейс.
— Да. Хотя бы то, что мы выжили. Я благодаря собственной глупости почти все потерял. Можешь представить себе, что меня купили телефонным звонком? Да еще от той девушки, о которой мы думали, что она такая простушка.
— Какой девушки?
— Да медсестры доктора Бейка. Она сказала, что у нее важное сообщение. Ей, конечно, приказали это сделать. Но когда я оказался там, ее хозяин, ее любовник, я не знаю, кто он ей был там. А потом появились Эбба и Яков. Я, конечно, сильный, но справиться с тремя, которые задались целью всадить мне в руку иглу…
— А потом?
— Прежде чем я потерял сознание, меня засунули в машину, как больного, которого везут в госпиталь, а после этого я ничего не помню до тех пор, пока полиция не остановила машину в Гетеборге. Это было на другой день, как мне сказали.
— На причале?
— А ты откуда знаешь?
— О Польсон! Ты же рисковал жизнью!
— Рисковал, не рисковал, а теперь давай в ванную и поедем — я очень хочу есть.
Странно, но спальня теперь не казалась такой холодной, она стала теплой и живой.
Грейс подумала, что наденет красное платье, но потом решила — бессердечно.
— Это прекрасный цвет, Грейс, — услышала она голос Виллы. — Надевай.
— Польсон, — позвала она, — а что с Питером Синклером?
— Его жена и дети летят в Лондон в самолете. Они просто счастливы. А Синклер в посольстве. Я думаю, посол захочет увидеть тебя завтра. А сейчас поспешим, Грейс. Ты одета? Могу ли я прийти к тебе на помощь?
— Без очков? — пошутила Грейс.
— Да. Ты будешь моими глазами.
Ресторан на Титергриллен был теплый, уютный, с красными стенами и прыгающими куклами в театральных костюмах. На Грейс это подействовало успокаивающе. Да, иногда жизнь может быть театрально прекрасна, и не обязательна бесконечная мелодрама, как у Виллы с ее беспокойной натурой.
Взгляд Польсона казался мягче без очков.
— Шампанское. Мы должны выпить за начало, а не за конец.
Сердце Грейс подпрыгнуло, но уже не от тревоги и не от страха.
— Ты не говорил про это раньше, Польсон.
— Сейчас другое дело, Грейс.
— А как ты думаешь, Польсон, Эбба была любовницей Питера?
— Эта женщина? Возможно, он и был с ней… Я думаю вначале ему это льстило. В конце концов, обычный, рядовой работник посольства и она — с ее элегантностью и положением. Кейт-то ведь, положа руку на сердце, не красавица. А вообще не трать на него время, Грейс. Он был глуп и легковерен. Предавал коллег и был совершенно черств к жене и детям. Он не заслуживал страсти со стороны Виллы. А может, и заслуживал — именно она и привела его к такому концу. Так что давай поговорим лучше о другом.
— Давай поговорим о другом. О Магнусе.
— О, с ним все в порядке! — радостно воскликнул Польсон. — Он крепкий парень. Можно мне привести и познакомить его с тобой в воскресенье?
— Польсон, ты впервые мне это предлагаешь, — с удовольствием сказала Грейс. — А я думала, ты хочешь его держать подальше от меня.
— Естественно, мальчики любят ясность, и ему надо знать, окончательно ли мы принадлежим друг другу.
— А мы принадлежим друг другу?
— Без всякого сомнения.
— Тогда, Польсон, мне надо сначала вернуться в Англию, поговорить с отцом, с издателями и вообще разобраться в себе.
— Конечно, я понимаю. А когда ты вернешься сюда?
Не если, а когда. О Польсон! Он, как и его сын, любит ясность.
— Может, к Рождеству, — сказала она неуверенно.
Он улыбнулся робкой и сияющей улыбкой.
— Прекрасно. Ты как раз будешь вовремя, все будет в снегу.
Но она была вовремя и сейчас. Когда они вышли из ресторана, все улицы были покрыты белым хрустящим покрывалом, ветер сдувал последние потемневшие листья с деревьев, а воздух, в котором эти листья кружились вместе со снежинками, был чистый и бодрящий. Грейс подумала, как преобразились леса, побелев, и замерзшие озера, и чистые поля. Она радостно засмеялась и тесно прижалась к широкой груди Польсона.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.