— В данный момент нет, — парировала Грейс и нахмурилась.
Откровенно насмешливый взгляд гостя смутил Грейс.
А он не так прост, как кажется, подумала она растерянно. Впрочем, Польсон прав, нечестно так разговаривать с ним, да еще после того, как он принес столько еды. При этой мысли Грейс засмеялась и примирительно ответила:
— Нет, я, правда, не замужем. Замужеству я предпочитаю пишущую машинку. Что делать, я более осторожна, чем Вилла. Она одна крайность, я — другая.
Польсон долго смотрел на нее. Потом мило улыбнулся и сказал:
— Да? Вот никогда бы не подумал! Вы меньше всего напоминаете «синий чулок».
— Боюсь, вы меня неправильно поняли, — быстро возразила Грейс. — Я вовсе не избегаю мужчин. Было бы глупо выдавать себя за то, чем не являешься на самом деле. Я просто хотела сказать, что я не как Вилла.
Грейс почему-то вдруг захотелось пожаловаться ему на свой не слишком удачный опыт с замужеством. Странно, но никогда раньше она не чувствовала ни к кому такого безграничного доверия. Этот человек обладал силой, которая каким-то образом воздействовала на нее. Но разумно ли откровенничать с ним после столь краткого знакомства?
— Вы так честны, что вежливость требует и от меня честности. У меня, конечно, есть жена, в конце концов, мне почти сорок лет. Но мы живем отдельно. У меня есть сын, отличный парень, с которым я вижусь по воскресеньям и которого зимой собираюсь научить кататься на лыжах. Вот такие дела.
Грейс показалось, что его взгляд стал печальным. Интересно, как он относился к Вилле?
— Теперь шнапс. — Он наполнил две рюмки до краев жидкостью цвета меда и поднял свою.
— Будем здоровы.
Грейс повторила его движение, сейчас она чувствовала себя счастливой и расслабленной. Возможно, день был слишком длинный и одинокий. Возможно, ей просто понравился этот немного странный, но очень трогательный в своей откровенности человек, создающий так необходимую ей атмосферу домашнего тепла и безопасности в этом чужом городе.
— По крайней мере, посмотрю Стокгольм, раз уж я здесь.
— Значит, на этот раз вы без своего неудобного спутника?
— Какого спутника?
— Пишущей машинки, заменяющей вам мужа.
Грейс улыбнулась, оценив его шутку, хотя она ее не позабавила. Шутки относительно одинокой дамы, пишущей романы, ее никогда не забавляли, и она вдруг испугалась, что именно Польсон готов шутить на эту тему. Грейс почувствовала, как заливается краской.
Она положила нож и вилку и нарочито сменила тему разговора.
— Скажите мне, что вы знаете о Вилле? Вы встречали ее друзей? Этого Густава видели?
— Какого Густава? — в его голосе слышались сочувственные нотки.
Смущение Грейс им было явно замечено. Но Грейс не сдавалась.
— Так зовут человека, за которого, как предполагается, Вилла выходит замуж.
Польсон удивленно поднял брови.
— Замуж?! — Он, судя по реакции, был совершенно сбит с толку.
— Неужели Вилла никогда о нем не упоминала?
— Почему? Может, и упоминала, но она упоминала о многих мужчинах, среди них был, наверное, Густав. Довольно популярное имя в Швеции. Но про то, что собирается замуж, поверьте, разговора не было.
— А вы говорили, что хорошие друзья с Виллой, — мстительно поддела его Грейс.
— Я так думал. — Польсон нахмурился и стал похож на мрачного сыщика. — Но, в конце концов, мы же не дежурили под дверью друг у друга.
Сказав это, он словно окаменел, и Грейс почувствовала, что перешла границу дозволенного. Теперь от нее требовались разумные обоснования учиненного допроса.
— Понимаете, я только беспокоюсь о Вилле и хочу хоть что-то узнать. Например, все эти дорогие вещи, которые совершенно не сочетаются с понятием меблированной комнаты… Ну как, например, она могла купить персидский ковер?
Польсон, проигнорировав вопрос, нагнулся, чтобы поднять с пола диванную подушку.
— Вы, кажется, искали Виллу под диваном?
— Да не шутите так! Я искала отгадку. У Виллы была привычка прятать вещи в самых странных местах, — продолжала оправдываться Грейс.
— У нее были какие-то доходы, — с отсутствующим видом предположил Польсон. — Она постоянно планировала покупки, например, говорила, что при такой длинной темной зиме ей надо купить что-то яркое.
— И фру Линдстром говорила, что она собиралась купить канарейку, — попробовала восстановить контакт Грейс. — Что же заставило ее столь решительно изменить планы?
Он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Могу только предположить, что любовь приводит ум в совершенно непредсказуемое состояние.
— Вы говорите, как профессор. Скажите, вы встречали хоть кого-то из мужчин, приходивших сюда к Вилле?
— Не думаю, чтобы сюда многие приходили. Обычно Вилла бегала на свидания. Но перед тем, как она… ушла, она устроила вечеринку. Было много народу, но не могу сказать, кто именно. В основном, по-моему, посольские.
— И никого по имени Густав?
— По-моему, нет. Многолюдная была вечеринка. По этому случаю Вилла покрасила волосы в желтый цвет, и мы сказали, что ее можно посадить в клетку вместо канарейки.
— Да, все так похоже на Виллу. Ее волосы перепробовали все цвета радуги, кроме зеленого.
— Было совсем неплохо. Она пообещала, что и зимовать будет в таком цвете, чтобы хоть как-то скрасить пейзаж.
Грейс уставилась на него, борясь с нахлынувшими дурными предчувствиями. Она вдруг представила себе, как Вилла с головой цвета подсолнуха дрожит на снегу в темном лесу.
— У нас был договор, — продолжал между тем Польсон. — Обычно она стучала метлой в потолок. Два удара — хочет поговорить, три удара — она умирает от голода и спрашивает, нет ли чего поесть.
Все так похоже на правду! Секретные строчки в письмах. Манера прятать вещи. Драматическое исчезновение. Одним словом, Вилла в своем амплуа.
— Кстати, вы тоже можете пользоваться этими приемами, пока здесь.
— Вам-то это зачем? Вы что, няня? _ раздраженно ответила Грейс и тут же осеклась, увидев, как Польсон болезненно поморщился.
— Для мужчины я, может, слишком чувствителен, но это совсем не то, что вы думаете, я не был няней, как вы сказали. Вилла давно выросла и не нуждалась в опеке. Я просто наслаждался ее обществом. Она мне нравилась и не отталкивала меня. И это было совсем немало для такого молчуна, как я.
Но слишком мало для такого доброго и надежного мужчины, подумала Грейс не без сожаления.
— Она вам не рассказывала, что беременна?
Это сообщение его потрясло. Он уставился на Грейс сквозь толстые стекла, горло его, казалось, сдавила судорога.
— Вы уверены? — выдавил он наконец после паузы.
— Синклеры думают, что это так.
Он порывисто подался вперед.
— Так это же прекрасный финал для всех ее злоключений! Радуйтесь и ждите, когда она вернется вместе с мужем, неважно, как его зовут — Густав, Якоб, — как бы ни звали.
— А вы, вы тоже будете радоваться? — иронически спросила Грейс.
— И я. Почему бы нет? Какой смысл сожалеть о том, что все равно не могло сбыться?
Польсон наполнил свою рюмку и выпил.
Какая бестактность с моей стороны были все эти дурацкие вопросы! — удрученно подумала она.
Польсон смотрел на нее с полным безразличием, совершенно спокойно. Но этому спокойствию Грейс не верила. Ею вдруг овладело непреодолимое желание подойти к нему и сесть рядом, обнять и прижать его к себе, приникнуть головой к его плечу.
— Она была моим другом, — мрачно заключил Польсон. — Хорошим другом. — Осторожно поставив рюмку на пол, он, согнувшись, уткнулся лицом в колени.
Понимая, что ей не найти нужных слов, чтобы облегчить ему боль, Грейс решила не трогать его больше. Она смотрела и ждала, когда он сам справится с постигшим его разочарованием. Наконец он поднялся и протяжно вздохнул.
— Со мной все в порядке, — сказал он, твердой походкой направляясь к двери. — Увидимся завтра?
— Увидимся, — ответила Грейс неохотно, просто чтобы хоть что-то сказать. Ей не хотелось, чтобы он сейчас уходил.
Когда она осталась одна, Грейс снова принялась за поиски дневника, вспомнив, что именно за этим занятием застал ее два часа назад Польсон.
Наконец она нашла тетрадь в совершенно невероятном, но вполне в духе Виллы месте. В клетке оказалось двойное дно. И там — дневник. Может, для этого Вилла и купила клетку?
Когда Грейс увидела дневник, сердце ее забилось. Сейчас она раскроет эту тайну.
За окном поднялся ветер, он выл, дул и лез в комнату. Грейс включила отопление, опасаясь за цветы в горшках. Она и не предполагала, что может быть так холодно. Порывы ветра надували шторы на окнах.
Грейс оставила только светильник возле кресла, села и погрузилась в чтение.
Через два с половиной часа она закрыла тетрадь и потерла уставшие глаза. В комнате было тепло, ветер стих. Он уже не выл, как волки, как написала в одном месте Вилла. Было много и других выражений: «Все эти темные деревья, этот дождь, стучащий по крыше, сводят меня с ума…»
Так она писала в конце сентября. Редкие всплески веселья попали на страницы, только когда Вилла описывала вечеринку, ради которой покрасила волосы в канареечный цвет. Но что касается действительно серьезных фактов, в дневнике их не было. Может, они закодированы? Предложения начинались так, будто дальше должно идти еще что-то важное, но нет, слова как бы укрывались в тайне.
«Ходили в замок Гипсхолм. Видели портрет Густава IV. Сказала ему, что он похож на него и что всегда буду звать его Густав…»
Ему. Кому это? Грейс чуть не плакала от разочарования. Описание фру Линдстром: «Эта подглядывающая Томасина внизу». И Польсон: «Этот гигант на чердаке с его шнапсом и старым древним томатным напитком…»
Комментарии о работе в посольстве: «Я хотела бы, чтобы Питер не бесился, когда я ошибаюсь. У него совсем нет терпения». И потом: «В этом месте полно волков». Но что за место имелось в виду — неясно.
Были строчки насчет Кейт Синклер и ее детей: «Кейт говорит, что я рассказываю истории, после которых их мучают ночные кошмары. Не могу ли я про что-то другое, а не только про темные леса?..» А потом вот такое место: «Дом с маленьким золотым драконом на дверном молотке. Так не похоже на строгих шведов». И потом неожиданное: «Ненавижу эти унылые кладбища с высокими деревьями».