В домашних условиях вовсю проявилось то, что ни болеть инфарктом в те годы, ни лечить его еще не научились.
Человека держали не меньше месяца в состоянии неподвижности (вообразите, что вам надо пролежать, не поворачиваясь, хотя бы сутки!), и при этом считалось, что больного пугать страшным словом «инфаркт» ни в коем случае нельзя - и вот попробуйте удерживайте его в таком невыносимом положении столько времени, когда он даже не осознает тяжести заболевания. Но моя больная не осознавать не могла: все было написано на лице сына, любая ее паника, страх, мучения сполна отражались на мне и во мне. Если кто-то со стороны видел двух сынов у постели больной во время приступа болезни: панику на лице одного и туповато-спокойное пережидание на лице другого, мог бы решить, что вот этот любит-переживает, а этот «как чурбан».
Я злился на брата, но он-то со своим лицом, профессионально «докторским», действовал успокаивающе на больную, что только и нужно было, я же, собирая и отражая на своем страдания и тревогу больной, только вредил ей. И пролежали мы (именно «мы»), мучась от приступов, аж два месяца. Мама выходила из болезни, а я погружался в безнадежную (сколько лет потом не мог избавиться) бессонницу, совершенно разладившую мою и ночную, и дневную жизнь.
Но ничуть не лучше и не умнее вели себя мы, когда настигла нас беда неизживаемая - у мамы обнаружился рак легких. Она пролежала больше месяца дома, потом, на этот раз уже поняв, что «для этого и существуют больницы» (слова брата), я согласился, и ее забрали в больницу «сануправления».
22 мая 1979 года ранним прохладно-солнечным утром я возвращался из больницы домой по просыпающимся улицам Минска, а в морге осталась моя мама. Белая-белая простыня, а под нею то, что случилось - с нею, с нами. Странно, что под той простыней как бы никого не было - так плоско она лежала.
А уж похороны, поминки - это было подтверждение ее жизни. Несли ее племянники (всех почти она так или иначе направляла в жизнь), партизаны наши. А возле «подпольной» аптеки вдруг сбежались все партизаны (их было человек 15) к гробу и подняли гроб ее на вытянутых руках. А кто им сказал, подсказал, потом не могли вспомнить.
«Огненные деревни»
Предисловие
Белорусских деревень, где каратели убивали людей, - 4885. По далеко не полным подсчетам более 300 000 тысяч мирных жителей было сожжено живьем, убито, замучено в тех деревнях. Полностью, со всеми жителями, уничтожено 627 деревень. Осуществлялся «Генеральный план “Ост”». «Если у меня спросят, - вещал фюрер, - что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».
Сотни тысяч партизан и подпольщиков (в Белоруссии - более 440 тысяч) и миллионы тех, кто был для них резервом и тылом, - это помешало немцам осуществить во весь размах «Генеральный план “Ост”», согласно которому десятки и десятки миллионов одних только славян были осуждены на уничтожение.
Однако «план» действовал, жестокость расистов всей своей, неслыханной в истории человечества, тяжестью обрушилась прежде всего на детей, на женщин, на немощную старость.
Немецкие отчеты
«Рота получила задание уничтожить расположенную к северо-востоку от Мокран дер. Заболотье и расстрелять население. Роте были прикомандированы: взвод Фрона из 9-й роты и 10 чел. бронеавтомобильного подразделения 10-го полка. 22 сентября 1942 г. около 18 час. 00 мин. 1, 2 и 3-й взводы достигли на своих машинах западного выезда из Мокран и соединились там с подразделениями, присланными для подкрепления. После краткого разъяснения обстановки и распределения сил в 23 час. 00 мин. рота выступила в направлении Заболотья.
23 сентября 1942 г. около 02 час. 00 мин. рота подошла к первым отдельно стоящим дворам Заболотья. В то время как главные силы двинулись дальше вглубь деревни, к территории оцепления, отдельные дворы были окружены выделенной для этого командой и жители выведены из домов. Таким образом еще до вступления в деревню было задержано около 25 мужчин и женщин. Живущему на хуторе старосте приказано было явиться в 05 час. 30 мин. к командиру роты, находившемуся у въезда в деревню. К этому времени все внешнее оцепление было расставлено без особых происшествий.
Все население во главе со старостой было согнано в школу, а одна команда тотчас же отправилась в выселки, расположенные в 7 км от деревни, с тем чтобы забрать жителей. Все остальные были разделены на 3 группы и расстреляны на месте казни.
Результаты операции следующие: расстреляно 289 чел., сожжен 151 двор, угнано 700 голов рогатого скота, 400 свиней, 400 овец и 70 лошадей.»
Это пишет «наверх» командир 11-й роты 15-го полицейского охранного полка капитан Пельс. Совсем в стиле традиционного военного донесения
- радостного, победного - с поля боя. Однако и с «психологией», как видите - этого от них, практиков, очевидно, ждут там, «наверху».
С «психологией» и с подчеркиванием, что целесообразно, а что нежелательно при таких операциях и какие неожиданности («особые случаи») встречаются, какие замечены слабые звенья в организации.
В отчете капитана Каспера - командира 9-й роты того же 15-го полицейского полка, которая уничтожила деревню Борисовка, - та же радость и гордость исполнителя, который знает, чего от него ждут высшие инстанции:
«С рассветом староста в Борисовке собрал все население. После проверки населения, при содействии полиции безопасности из Дивина, 5 семей были переселены в Дивин. Остальные были расстреляны особо выделенной командой и похоронены в 500 м северо-восточнее Борисовки. Всего было расстреляно 169 чел., из них: 49 мужчин, 97 женщин и 23 ребенка. В общем было уничтожено: в самом населенном пункте - 12 деревенских дворов и 8 сараев, вне деревни - 67 хуторов. Приговоры о расстреле были приведены в исполнение только в полдень, к 1 часу дня вследствие приготовлений (рытье могил)».
Капитан Каспер услужливо засвидетельствовал, что решение высшего начальства о расправе оказалось вполне предусмотрительным, потому что при сожжении деревни «было точно установлено, что в некоторых зданиях происходили взрывы боевых припасов». Вообще, мысли капитана Каспера занимал больше всего хозяйственный результат карательной экспедиции. Он внес даже предложение, как усовершенствовать подобные мероприятия, и проявил хозяйскую заботу об имуществе:
«Следует в будущем обязательно требовать, - советует капитан Каспер, - чтобы при подобных акциях присутствовал на месте районный уполномоченный по сельскому хозяйству, так как встречается много вопросов, которые могут быть выяснены только лично».
Капитан Пельс более своих коллег уделил внимания вопросу о «вине» расстрелянных его 11-й ротой жителей деревни Заболотье. Искал же он доказательств виновности не перед расстрелом, а в ходе расстрела, и даже «нашел» их, о чем и уведомил начальство в отчете. Согласно его представлениям, невинный человек, оказавшийся перед дулом автомата, должен утерять власть над собой, если ж он сохраняет человеческое достоинство - значит, виновен.
«Казнь, - докладывает Пельс, - была произведена планомерно и без особых происшествий, если не считать одной попытки к бегству. Большинство жителей деревни сохраняло самообладание и шло навстречу вполне заслуженной судьбе, которая вследствие их нечистой совести не явилась для них неожиданностью».
Выполняя обязанности командира десятой роты, обер-лейтенант Мюллер пишет в отчете:
«.Операция проходила планомерно, исключая сдвиги некоторых ее этапов во времени. Основная причина их была следующая. На карте населенный пункт Борки показан как компактно расположенное село. В действительности оказалось, что этот поселок простирается на 6-7 км в длину и ширину.
Когда с рассветом это было мною установлено, я расширил оцепление с восточной стороны и организовал охват села в форме клещей при одновременном увеличении дистанции между постами. В результате мне удалось захватить и доставить к месту сбора всех жителей села без исключения. Благоприятным оказалось, что цель, для которой сгонялось население, до последнего момента была ему неизвестна. На месте сбора царило спокойствие, количество постов было сведено к минимуму, и высвободившиеся силы могли быть использованы в дальнейшем ходе операции. Команда могильщиков получила лопаты лишь на месте расстрела, благодаря чему население оставалось в неведении о предстоящем. Незаметно установленные легкие пулеметы подавили с самого начала начавшуюся было панику, когда прозвучали первые выстрелы с места расстрела, расположенного в 700 м от села. Двое мужчин пытались бежать, но через несколько шагов упали, пораженные пулеметным огнем. Расстрел начался в 9 час. 00 мин. и закончился в 18 час. 00. Он проходил без всяких осложнений, подготовленные мероприятия оказались весьма целесообразными».
А с высшего этажа - от нацистского партийного аппарата и армейского командования идут рекомендации уже для общего пользования. Вот как звучат они, эти рекомендации, в приказе по 293-й дивизии (512-й полк):
«Подготовка разрушения населенных пунктов должна проводиться так, чтобы: а) до объявления об этом у гражданского населения не возникло никаких подозрений; б) разрушение должно начаться сразу, одним ударом, в назначенное время, в соответствующий день; в) в населенных пунктах строго следить за тем, чтобы никто из гражданских лиц не покинул этого пункта, особенно с момента объявления о разрушении».
* * *
Карательные экспедиции в целом назывались у них издевательски «поэтично»: «Фрюлингсфест» - Весенний праздник; «Зумпффибер» -Болотная лихорадка; «Зумлфблюте» - Болотный цветок; «Нордполь» -Северный полюс; «Эрнтефест» - Праздник урожая; «Щтерненлауф» -Звездный путь, «Шнеехазе» - Заяц-беляк; «Фен» - Альпийский ветер; «Винтерцаубер» - Зимние чары; «Вальдвинтер» - Лесная зима, «Кугельблитц» - Шаровая молния; «Цауберфлете» - Волшебная флейта; «Майгевиттер» - Майская гроза; «Цыгойнербарон» - Цыганский барон; «Фрайшутц» - Вольный стрелок и т. д.