Ожидание было мучительно. Солдаты томились. Впечатление притуплялось. Германцы и англичане притихли, боязливо поглядывая в сторону крепости. Только сибирские стрелки были по-прежнему спокойны, да ещё японцы застыли в своём безразличии ко всему, что будет с ними.
Рассвело. Ясно стало, что огонь с судов был бесполезен.
Капитан Поль созвал всех начальников союзных отрядов, кроме русского, на совещание. Они долго говорили, и только когда приняли решение, надменный немец пригласил к себе командира стрелков, поручика Станкевича.
— Вы видите, артиллерия не нанесла никакого вреда форту, — начал он, указывая на Таку.
— Вижу, и что же? — вскинул брови Станкевич.
— Штурм в этом случае невозможен... Мы совещались и решили отступить на прежние позиции.
Краска негодования залила лицо русского офицера.
— Как отступить? Да разве это возможно? — вскричал он.
— Я повторяю, что четырёхчасовой огонь не причинил фортам ни малейшего вреда! — сухо ответил Поль.
— Но подождите хоть час ещё... Может быть, морякам удастся пробить бреши...
— Нет... Медлить не приходится! Нас могут заметить и открыть по нам огонь. Мы уходим...
— Тогда уходите же! — вскричал Станкевич. — Я не отступлю...
— Что же вы намерены делать здесь? — с покровительственной насмешкой спросил Поль.
Как что? Конечно, штурмовать вот этот форт!
И Станкевич указал на самый сильный из фортов Таку — южный.
Поль посмотрел на него не то с недоумением, не то с состраданием.
— Но это безумие! — улыбнулся он. — Вас перестреляют прежде, чем вы успеете подойти к укреплениям.
— Пусть так! Но мы, русские, не отступаем...
— Как вам угодно! — пожал плечами немец. — Я начальствую в бою, но вне его вы не подчинены мне.
Он слегка поклонился поручику и пошёл к своим. Но и десятка шагов не сделал рассудительный тевтон, как услышал за собой русскую команду:
— Рота, стройся! Шагом марш!
Поль обернулся. Стрелки стояли в боевом порядке. Некоторые из них сняли шапки и благоговейно осеняли себя крестным знамением.
— Безумец! — пробормотал капитан. — Он ведёт этих несчастных на верную гибель. Пусть же погибнет...
Станкевич тоже на ходу обернулся. Немцы и японцы свёртывались в походные колонны и уходили. Англичане медлили. Им было уже известно, что предпринимает русский офицер, и эти пичужки боялись упустить случай воспользоваться подвигом русских орлов...
Стрелки подошли и стали за валом сильнейшего форта, выжидая момента для штурма. Китайцы не замечали их. Англичане, видя, что намерение русских вполне серьёзно, сейчас же рассыпали цепь несколько правее стрелков. В свою очередь, поражённые беззаветным героизмом русских, остановились японцы, и, наконец, даже и немцам стало стыдно за выказанную ими поспешность ретироваться: они сами Стали шагах в 200 от прежнего месторасположения.
Теперь китайцы заметили русских и открыли по ним ружейный и артиллерийский огонь, но слабый и не причинивший нашим героям вреда. Солдатики освоились со своим положением. Всякое боязливое чувство оставило их.
— Нас, братцы, этим не доймёшь! — перекрикивались они, перебегая с места на место всё ближе и ближе к форту.
Англичане не отставали.
Вдруг в русских рядах раздаётся отчаянный вопль:
— Ай-вай! Гевалт! Ратуйте!
Это китайская шальная пуля обожгла стрелка пятой роты Герша Шумирая.
— Дьявол, молчи! — останавливает его стрелок четвёртой роты Крафт. — Чего визжишь... в руку, что ли? Невидаль какая! Смотри!..
И он показывает Шумираю свою раненую ногу.
— С такими пустяками да виз поднимать! — презрительно говорит он, подталкивая товарища впереди себя.
Герш удерживает крики и храбро бежит вперёд.
К пяти часам утра цепь стрелков была уже у глассиса и залегла. Китайцы так и поливали наших удальцов свинцовым дождём, палили по ним и из полевых орудий. Но стрелки знали своё дело. Они пули не выпустили без пользы.
— В орудийную прислугу целься! — отдавались им приказания.
И китайские артиллеристы один за другим падали около своих орудий, так были метки выстрелы залёгших в цепи стрелков.
Но всё это было далеко не то, что нужно. Как ни метки были выстрелы, а перестрелять всех китайцев было, конечно, невозможно.
— Ребята! — крикнул Станкевич. — Видите вы этот форт? Он самый сильный из всех. Мы его должны взять...
— Возьмём! Отчего не взять! — пронеслось по рядам.
— Тогда с Богом... Через ров нам не перебраться, пойдём в ворота... Вперёд! Ура!..
— У-р-р-а! — понёсся перекатами русский победный клич, и стрелки кинулись за своим командиром.
Дорога к форту была прикрыта воротами. Стрелки вмиг снесли их и очутились у стены. Там были другие ворота, ведшие в сам форт. Тут удальцы стали. Пришла критическая минута. Солдатики не знали, что им делать, и в нерешительности топтались у ворот. Станкевич понял, что ещё мгновение — и момент будет потерян.
— Янчис! Унтер-офицеры! — крикнул он. — За мной!
И буквально растолкав смутившихся солдат, оба офицера со стрелками Алимовым, Бужновым, Тепловым[42], Лыковым и Доббиным очутились у ворот форта и принялись прикладами сшибать двери...
Смущение прошло. Стрелки последовали за храбрецами. Несколько мгновений — и двери были сшиблены. С громоподобным «ура!» русские ворвались в форт...
В то же время другая часть стрелков перебралась по горло в воде через ров и вскочила на бруствер.
С двух сторон вспыхнуло могучее русское «ура».
Англичане по следам русских храбрецов уже вошли в форт. Их офицер развернул английское знамя, намереваясь вознести его над взятой русскими твердыней...
— Флаг! — хрипло крикнул Станкевич, заметивший это.
Флага не оказалось.
Станкевич, не долго думая, сорвал погон с плеча унтер-офицера и поднял его на штыке над фортом.
А что же китайцы? Они бежали, увидев русских у ворот с одной стороны и на бруствере с другой. Могучее русское «ура!» привело их в панический ужас. Одним из первых бежал комендант Таку, вскоре после этого покончивший с собой.
Станкевич сдержал своё слово: русские взяли твердыню, от которой, как от неприступной, отошли их союзники.
И этот подвиг стоил всего только трёх раненых: Шумирай — в кисть руки, Крафт — в ногу да ещё стрелок Ткач — в горло.
Только и всего.
Из всех союзников лишь японцы отличились в этом беспримерном деле. Едва их командир увидал, что русские стрелки штурмуют сильнейший из фортов, он новел своих солдат на другой, также сильно укреплённый, форт. С ловкостью обезьян карабкались воины Микадо на стены; первому из очутившихся на стене китайцы срубили голову, но остальные взобрались и быстро очистили форт от противника.
Англичане и немцы, уже когда главное дело было совершено, тоже взяли штурмом один из второстепенных фортов. Впрочем, и они кое-что сделали. Китайские орудия были обращены ими против китайцев же, и одним удачным выстрелом удалось взорвать пороховой погреб... После этого взрыва защитники фортов разбежались.
Таку был взят.
Капитан Поль первым же делом позаботился о том, чтобы занять квартиру коменданта взятой русскими крепости под свой штаб. Какое чувство умиления должно было овладеть им, когда в зале изгнанного из Таку китайского мандарина он увидел портрет своего императора[43]...
Когда пыль и воодушевление бойцов несколько улеглись, осмотрелись и только тогда поняли, какой подвиг был совершён русскими стрелками...
Крупп, германский производитель пушек, снабдил китайцев такими усовершенствованными орудиями, какие сама Германия только ещё собиралась вводить у себя... Но и Крупп не помог... Неприступная крепость, которую защищали три тысячи отборных китайских солдат, не смогла устоять перед ротой русских чудо-богатырей... Да! Взятие Таку, как, немного спустя, и Тянь-Цзиня, сражение под Хе-Си-у, взятие Пекина, Мергень, Ажехе, Эхо, Цицикар, Нингута — это дела, описание которых составит славнейшие страницы в истории русской армии.
Это немеркнущие солнца русской славы, но...
Но равный Конфуцию по глубине мысли, по широте её полёта китайский философ Лао-Цзы сказал: «Блистательнейшая из побед не что иное, как зарево пожара. Победителям воздавайте погребальные почести, встречайте их слезами и воплями скорби, и пусть памятники их побед будут окружены могилами»...
Великая мудрость в этих словах!
Таку был взят в ночь с 3-го на 4-е июня.
4-го июня китайские правительственные войска впервые начали военные действия против отряда полковника Анисимова в Тянь-Цзине. 5-го июня китайские правительственные войска впервые начали военные действия против отряда Сеймура, который до того они совершенно спокойно пропускали мимо себя. 7-го июня был убит в Пекине германский посланник фон Кеттелер, и собственно с этого времени началось то, что так громко называют «осадой посольств». До этого времени правительственные войска не только не выступали против европейцев, но даже не раз разгоняли силой оружия скопища волнующейся черни...
Sapienti sat[44].
— C’esL presque miraculeux[45]! — воскликнул французский адмирал Куржоль, когда на другой день после штурма осматривал взятую крепость.
Да, адмирал был прав.
А вот на ютах «Гиляка» и «Корейца» под русским военным флагом в безмолвном спокойствии смерти лежали те, кто ценою своей жизни[46] вызвал это восклицание впечатлительного француза. Для них всё было кончено, и никакая сила в мире не могла возвратить им жизнь, отнятую чудесами только что закончившегося боя...
А они, эти жертвы чудес, были дети великой России. Их кровь вопиет к небу об отмщении тем, кто был виновником этих чудес...