За ужином он не садился, поскольку все еще не освободился от своих обетов, и Ошуа в качестве знака вежливости ослабил искусственную гравитацию.
— Разве столь глубокая привязанность к кому-то входит в число их добродетелей? — поджал губы Донован.
— Но ведь Эпри лоялист, — заметил Сорока.
— Можешь поверить, в случае с Названными, — произнес Донован, — верность никогда не бывает обоюдной.
— Стало быть, спасение Эпри, — заключил Ошуа, — имело цель и все это еще не конец. Названные вмешались не для того, чтобы спасти Гандзиньшау, но?..
— …чтобы просто вмешаться, — сказал Донован. — Чего они вообще могли этим добиться?
— Меня едва не убили, — отозвался Манлий. — Не поспей Равн вовремя…
Он поднял бокал ананасовой настойки и выпил в честь своей спасительницы.
Но Ошуа возразил:
— Желай они убить тебя, некому было бы сейчас прикоснуться к стоящей перед тобой тарелке. Зачем Имени тратить свои силы на возню со снайпером, когда прирезать тебя самостоятельно было куда проще?
— Преступление разгневало кое-кого из тех, кто прежде был нейтрален, — произнесла Равн, — и подтолкнуло их примкнуть к восстанию. А среди лоялистов наверняка теперь появятся те, кто заявит о своем нейтралитете.
Но Лис только отмахнулся.
— Даже среди тех, кто видел все своими глазами, мало кто верит, что это и вправду дело рук Эпри. Остальные и вовсе сочтут случившееся не более чем пропагандой. Вера всегда сильнее каких-то там фактов.
— Стало быть, — сказал Донован, — если в чем мы и можем быть сейчас уверены, так разве что в последствиях. Ваша война продолжится. Существовала угроза примирения, но вмешательство Имен — причем то, как именно они вмешались, — гарантировало, что этого не произойдет.
— Да, — произнес Манлий, пробуя на вкус это предположение. — Верховный обещал, что, если я одержу победу над Эпри, он присоединится к восстанию вместе со всеми своими людьми. Названные не могли рисковать.
— Тогда почему они просто не обеспечили твое поражение? — спросил Ошуа. — Даушу поклялся положить конец восстанию, если ты проиграешь. — Он так нахмурил брови, что в этот миг скорее напоминал волка, чем лисицу. — А в итоге все просто осталось по-прежнему.
— Они всегда любили плеснуть масла в огонь, — сказал Донован. — Кто знает, может, это ваше двадцатилетнее противостояние их забавляет?
— Нгок! — воскликнул Манлий, когда на стол перед ним поставили супницу. — Что это еще за помои, Ошуа Ди?!
— Ммм? Ах, это таклам расам, — ответил Лис. — Томатный суп, рецептом которого я весьма дорожу. Рядом хаддауги с зорготом. А на этой тарелке карри с цветками банана.
— Как по мне, так терранщина какая-то, — проворчал Манлий. — Кто бы мог подумать, у бананов, оказывается, бывают цветы!
Подозвав своего Сороку, отвечавшего за еду, он заказал тому более привычные блюда: змеиную похлебку, улиток, лягушачьи лапки и утиные язычки в имбирном соусе, а еще небольшую порцию паутинной выпечки с колоказией.
— Пускай терране те еще пройдохи и к ним не стоит поворачиваться спиной, — заметил Ошуа, — но это вовсе не говорит о том, что они не знают толка в еде.
Зачерпнув половник супа и наполнив тарелку он, смущенно нахмурив брови, подвинул ее к Доновану, который наклонился и принюхался.
— Ха! — усмехнулся Манлий. — Вижу, эта снедь и тебя смущает? Не могу винить.
Педант переворошил всю память человека со шрамами.
«Что это, Шелковистая? С сенсорными воспоминаниями у меня не очень, но этот запах мне кажется знакомым».
«Кориандр!» — вскрикнула Шелковистый Голос.
— Растет исключительно на Терре, — пробормотал Фудир.
«Говорил же, что узнаю. Правда, еще он растет на холме Оорах на Эньруне».
«Но, — встрял Ищейка, — Ошуа не мог попасть на Эньрун. Так что если эта специя не растет на каком-нибудь из миров Конфедерации…»
— Приправы в этом супе происходят с самой Терры. — Донован вдохнул аромат полной грудью, пытаясь представить себе поля, где на ветру качаются кусты кориандра… впрочем, он не был уверен, что кориандр растет именно на кустах. Специя вошла в легенды из-за того, что напрочь отсутствовала у терранской диаспоры.
«Ошуа подал эту еду неспроста», — предупредил Внутренний Ребенок.
— Да, — согласился Донован. — Но зачем?
Внутренний диалог сопровождался порой невнятным бормотанием, длившимся какие-то доли секунды, но и этого хватило, чтобы привлечь внимание Манлия.
Раненая Тень с сомнением на лице окинул Донована взглядом и повернулся к Ошуа.
— Значит, вот он каков, великий Гешле Падаборн, что для борьбы дороже сотни носящих шэньмэты. Тот, чье одно только имя должно привести в наши ряды великое множество соратников… или стоит сказать: должно было?
Он вновь скептически посмотрел на Донована, выловил из своего супа «коготь феникса» и обсосал с косточки мясо.
— Знаете, — продолжил Манлий, обращаясь к тарелке, — я ведь даже не участвовал в той последней битве. Мое подразделение получило приказ соединиться с теми силами, которые осадили Падаборна, но сообщение доставили слишком поздно, потом еще возникли сложности во время сборов… Кое-кто поговаривал, будто командир подразделения умышленно тянул время. Возможно, он симпатизировал Падаборну. Но этого мы уже никогда не выясним, поскольку он исчез после восстания. Будь у нас тогда тот Круг, что есть сейчас у Периферии, приказ поступил бы в срок, и… даже не знаю. В те дни я считал Падаборна гнусным предателем и позором Пасти Льва. А сейчас… сложно сказать. Возможно, он просто опередил свое время.
Он вновь повернулся к Доновану:
— Окажись там мы с братьями, тебе ни за что не удалось бы сбежать.
— Я пока что даже не знаю, был ли там вообще, — пожал плечами человек со шрамами.
Манлий опустился в кресло и облизал зубы.
— Вот что я хочу сказать тебе, Ошуа: наличие Падаборна в наших рядах наверняка склонило бы чашу весов в нашу пользу. Но для этого нужен тот самый Падаборн, каким он был тогда. А эта старая развалина… — Он слегка кивнул в сторону «развалины». — Да я прямо-таки слышу, как скрежещут его заржавленные шестеренки. Боюсь, товар, который ты нам привез, испортился по пути. Кстати, Екадрина-то знает, что он вернулся? Не уверен, что этот калека способен ее напугать. Его разум разрушен.
— Что еще за Екадрина? — оскалился Донован.
— Это та, кто разрушила его, — улыбнулся Ошуа.
На несколько мгновений повисло молчание, но их хватило, чтобы в голове человека со шрамами состоялся мысленный диалог.
Внутренний Ребенок дрожал от страха; Силач рычал и взывал к мести; Ищейка же указал на то, что Екадрине могут быть известны имена других таких же, как они.
«И что? — закричал Внутренний Ребенок. — Какое нам дело до того, что существуют и другие?»
Рядом встал юноша в хламиде. Древнее облачение было распахнуто с правого бока, позволяя увидеть, что, кроме этой одежды, на нем ничего нет. У него было лицо Донована, но только такого, каким он был бы в юности. Юноша опустил руку на плечо человека со шрамами и произнес: «Во имя братства».
Разрозненные осколки сознания Донована могли только гадать, почему этот юноша, да еще девушка в хитоне были единственными из них, кто проявлялся в виде зрительных галлюцинаций.
— Давайте не забывать, — пробормотал Фудир, — что мы должны попасть на Полустанок Дангчао. Нас там ждут дела.
— Он все время разговаривает сам с собой? — поинтересовался Манлий у хозяина корабля.
— Гидула возлагает на него надежды, — сказала Равн.
Манлий повернулся к ней.
— И именно Гидула, твой наставник, некогда заявил Даушу, что война продлится всего десять лет, — указал он.
— Что же, так и было, — ответил Ошуа. — Дважды.
Манлий моргнул, запрокинул голову и зашелся грубым хохотом, грохоча левой рукой по столу.
— Отменная шутка, Ошуа. Старику ее не рассказывал?
— У Гидулы своих полно, — заметил Ди Карнатика. — Зачем ему еще и мои?
— О да. С ним приходится держать ухо востро. Он, может, и стар, но кто лучше него разбирается в этой игре?
— Ему только потому и удалось дожить до седин, — сказала Равн, — что он овладел ею в совершенстве.
— Я ничего против него не имею, — проворчал Манлий. — Его подвиги вошли в легенды. Во время учебы мне приходилось их изучать. К тому же общие цели делают нас союзниками.
— Верно сказано, — произнес Ошуа.
Он поднял бокал с вином, и остальные последовали его примеру. И только Донован после некоторого промедления изобразил нечто вроде пародии на их жест.
— И Названные да падут! — провозгласил Ди Карнатика тост, подхваченный его гостями.
Впрочем, Донован не мог не заметить, что не все присутствующие выражают одинаковый энтузиазм. Среди Сорок Манлия мало у кого лежало сердце к восстанию.
«И обрати внимание — ни Ошуа, ни Равн не испытывают теплых чувств к Манлию, — произнес юноша. — Хотя, конечно же, ты заметил это и сам. Их выдают движения, интонации. Вслух они славят друг друга, но лишь нужда заставляет их держаться вместе. А так-то остальные Тени, прямо скажем, без особой теплоты относятся к его роману с Келли».
— Ну, не знаю, — протянул Фудир. — Лично мне мысль о влюбленных Тенях нравится.
Манлий отвлек Донована от этих рассуждений, спросив, как он собирается провести их в Тайный Город.
— Понятия не имею, — отрезал тот. — И я еще не давал согласия к вам присоединиться!
— И что нужно, чтобы ты его дал? — мягким тоном поинтересовался Ошуа.
— Я должен как следует воспылать!
— «Воспылать»?.. — нахмурился Манлий.
— Терранское образное выражение, — ответил Донован.
— Это все не важно, — сказал Ошуа. — Геш просто не уверен, что в текущем своем состоянии сможет принести нам хоть какую-то пользу.
Не совсем та причина, по которой Донован пытался остаться в стороне, но для нынешних его спутников такое объяснение вполне годилось. По мнению человека со шрамами, подвизаться в войну конфедеративных Теней было равносильно тому, чтобы сунуть голову под топор палача.