зыке на расстроенном инструменте – есть риск испортить слух.
Сегодня мы, инда горло пересохло, кричим о русофобии, но уже не замечаем, что «Солнечный удар» наполнен штампами, а в «Левиафане» плохо всё – начиная сценарием и заканчивая операторской работой. Привыкая к посредственности, мы отвыкаем воспринимать прекрасное и понимать великое. Культура и сознание – вещи взаимозависимые. Сформировавшийся в определённых культурно-исторических условиях индивид отображает себя и свою эпоху в произведениях культуры. После чего сами произведения, становясь средством воздействия на индивидов, начинают влиять на формирование мировоззрения, системы ценностей, психических процессов. И если в культуре, по чьей-то злой воле или потому, что так уж вышло, царит посредственность, то рано или поздно она также окажет своё действие. А уж какое она сформирует мировоззрение и какую систему ценностей – можно только гадать.
И всё-таки история с «Доктором Живаго» – это очень грустная история. Потому что глубокий и талантливый человек, не то по неведению, не то, поддавшись соблазну, стал разменной монетой в не слишком чистоплотных руках. Неудачное произведение Бориса Пастернака принесло ему славу, породило целую армию исследователей, которые, как кажется, сами не до конца понимают, чем занимаются. Но в то же самое время замешало имя писателя в какую-то смутную историю, расколов соотечественников на непримиримых неприятелей романа и его активных фанатов, боящихся прослыть глупцами. Что это было? Как такое могло случиться? Вот о чём было бы интересно послушать мнение исследователей.
«У него есть только одна страсть…»Образ Иуды Искариота в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»М.А. Булгаков (1891–1940)
Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» неоднозначно воспринимается православным читателем. Булга-ков действительно предложил свою трактовку евангельских событий, которая восходит, однако, к нескольким более ранним источникам. Это, прежде всего, работа Ж.Э. Ренана «Жизнь Иисуса» (1860 г.), книга Ф.В. Фаррара «Жизнь Иисуса Христа» (1874 г.), рассказ А. Франса «Прокуратор Иудеи» (1891 г.), эссе А.М. Фёдорова «Гефсимания» (1911 г.), пьеса С.М. Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины» (1922 г.) и др. Говоря вообще о романе Булгакова, А. Зеркалов утверждает даже, что «в “Мастере и Маргарите” все без исключения основные герои – либо персонажи других книг, либо литераторы, либо и то, и другое вместе. Даже Стёпа Лиходеев явился из “Фауста” (директор театра, выпустивший на сцену сатану…)».
Значительно и совершенно очевидно влияние на Булгакова Фаррара. Сравним описания из «Жизни Иисуса Христа» и «Мастера и Маргариты»:
Даже неоднократно повторяемые Булгаковым слова «ненавидимый прокуратором город» восходят к Фаррару, который пишет, что «неразлучные с большим годовым праздником торжества и опасности вызвали Пилата из его обычной резиденции в Кесарии Филипповой в столицу ненавистного ему народа и в главный очаг презираемого им фанатизма». За что же Пилат так ненавидел евреев? Фаррар отмечает, что покровитель Пилата Сеян выказывал к еврейскому народу «крайнее отвращение», и Пилат, возможно, вторил ему. Но были у Пилата и собственные основания ненавидеть евреев и присущий им фанатизм. Тот же Фаррар описывает три случая, повлиявшие на отношение Пилата к вверенному его попечениям народу. Воины только что утверждённого прокуратором Иудеи Пилата перенесли, с его дозволения, серебряных орлов и другие значки легионов из Кесарии Филипповой в Иерусалим. Евреи сочли это осквернением священного города и в течение недели осаждали резиденцию Пилата в Кесарии, требуя у прокуратора удалить языческие изображения из Иерусалима. Пилат принуждён был уступить. В другой раз Пилат решил устроить в необеспеченном водой Иерусалиме водопровод, для чего взял деньги из церковной сокровищницы, называвшейся «карван». Но едва только иудеи прослышали, что «священные» деньги идут на гражданское дело, как снова принялись бунтовать и возмущаться. Наконец, третье столкновение Пилата с иудеями произошло, когда прокуратор вывесил в Иродовом дворце несколько позолоченных щитов, посвящённых императору Тиверию. Открытое возмущение народные вожди сопроводили ещё и жалобой на имя Тиверия, в результате чего Пилат удостоился выговора от императора.
Что бы ни предпринимал Пилат в Иерусалиме, всюду наталкивался он на оскорблённые предрассудки и яростные бунты. Результатом этого стали ненависть и презрение прокуратора к подвластному народу, ненавидевшему и презиравшему чужое, видевшему кругом угрозу своему преданию.
В пьесе Чевкина имена и географические названия даны в еврейской транскрипции. Чевкин утверждал, что восстановил реальные имена. Именно поэтому Иисус в его пьесе сделался Иешуа, Никодим – Накдимоном, а Савл-Павел – Шаулем. В романе «Мастер и Маргарита» оставленный Чевкиным без изменений «Иерусалим» стал «Ершалаимом». Также и ряд латинских слов обрели своё первоначальное произношение, характерное для I в. н. э. Таковы, например, «кесарь» и «кентурион» вместо «цезарь» и «центурион». Некоторые из персонажей «ершалаимских глав» романа «Мастер и Маргарита» – как, например, начальник тайной стражи Афраний или кентурион Марк Крысобой – отсылают к пьесе Чевкина, герои которой – трибун Корнелий Сабин и сотник Петроний – отдельными своими чертами отразились в булгаковских персонажах.
В то же время Булгаков словно полемизирует с Чевкиным относительно главного действующего лица –
Иешуа Га-Ноцри, которого Чевкин попытался изобразить проходимцем и честолюбцем, борющимся с саддукеями за власть. Иешуа Булгакова – это философ и мечтатель, призывающий ко всеобщей любви и почитающий всех людей добрыми. «Добрый человек?», – спрашивает Пилат у арестованного Иешуа Га-Ноцри о предателе Иуде. «Очень добрый и любознательный человек», – отвечает Иешуа.
В рукописях романа Иуда зовётся по-разному: «Иуда из Кариот» или «Искариот» (1928–1929 гг.); «Иуда из Кериота» (1932–1943 гг.); «Иуда из Кериафа» (1937–1938 гг.). И наконец, в окончательном варианте Иуда назван Булгаковым «Иудой из Кириафа». Ф.В. Фаррар называет апостола-предателя «Иудой Искариотом» или «Иудой из Кариота». Ж.Э. Ренан называет Иуду «Иудой из Кериота». Город же Кириаф упоминается в книге Иисуса Навина: «Города же их были: Гаваон, Кефира, Беероф и Кириаф-Иарим» (9:17). Кроме того, в Библейской энциклопедии архимандрита Никифора сказано: «Кириаф – из южных городов колена Иудина к югу от Хеврона». Хотя самого Иуду архимандрит называет «Искариотским» и добавляет, что он из города Кариот.
В романе «Мастер и Маргарита» Иуда появляется уже во второй главе романа (первой из ершалаимских глав), когда прокуратор Иудеи Понтий Пилат разбирает дело арестованного Иешуа Га-Ноцри. Сначала секретарь подаёт Пилату один свиток, а через некоторое время другой. Из первого свитка, как это становится очевидным из дальнейшего текста, Пилат узнаёт, что арестованный явился в город через Сузские ворота верхом на осле, что чернь приветствовала его криками и что затем уже на городском базаре арестованный обращался к толпе с призывом разрушить ершалаимский храм. Рассмотрев дело, Пилат, расположившийся к Иешуа Га-Ноцри, намеревается освободить его из заключения. Но чтобы проповедь философа не послужила причиной волнений в городе, Пилат думает удалить Га-Ноцри из Ершалаима и подвергнуть заключению в Кесарии Стратоновой, то есть в собственной своей резиденции. В это самое время секретарь подаёт прокуратору второй свиток, и прокуратор изменяет своим намерениям. Из этого второго свитка Пилат узнаёт нечто, что одновременно пугает и возмущает его.
Из дальнейшего повествования становится понятным, что второй свиток открыл Пилату сложнейшую интригу, затеянную иудейскими первосвященниками. Узнав о проповеди бродячего философа Иешуа Га-Ноцри, развивавшего перед толпой идею о грядущем будто бы царстве истины, первосвященники начинают опасаться, как бы Пилат не использовал эту проповедь, чтобы погубить ненавидимый им иудейский народ. Ведь мысль о том, что «настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти», можно, при желании, истолковать, как призыв к свержению римской власти. «Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвёл народ под римские мечи!», – говорит Пилату первосвященник Каифа. Для того чтобы этого не произошло и чтобы Пилат не смог освободить Иешуа, первосвященники устраивают для Га-Ноцри подлую и незаконную ловушку, в которую, сам того не ведая, попадает и прокуратор. Иешуа провоцируют на разговор о верховной власти. Разговор, в сущности, невинный, но при желании его можно истолковать, как оскорбляющий величество. И стоит только Пилату заикнуться о попрании первосвященниками закона, как тут же против него будет выдвинуто обвинение в laesa majestas, в оскорблении величества.
Из чего же всё это следует? И почему речь идёт о беззаконии первосвященников? Ознакомившийся со вторым свитком, разгневанный Пилат спрашивает Иешуа:
«…Отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?» И выслушав рассказ о том, как Иуда, с которым Иешуа познакомился позавчера вечером возле храма, пригласил его к себе домой, Пилат саркастически отзывается: «Светильники зажёг…». Этот комментарий Пилата проливает свет на многое. По еврейскому закону допускалось и даже предписывалось устраивать для преступников или подозреваемых в преступлении ловушки. Вот соответствующая статья: «Ни для кого из подлежащих смерти, по определению Торы, не устраивают засады, кроме совратителя. (Если тот хитёр и не может говорить при них, то ставят свидетелей в засаде позади стены). …А он сидит во внутреннем помещении; и зажигают для него светильник, дабы видели его и слышали его голос… Начинают разбор его дела и кончают даже ночью»13. Существенным является то, что ловушки или засады разрешалось устраивать только для совратителей. Совратителями же закон называл тех, кто призывал к совершению языческих обрядов. Иными словами, совращал истинно верующих во тьму язычества. Никакое другое преступление не считалось у иудеев чрезвычайным и не требовало немедленной поимки при помощи засады. Если подозрения подтверждались, преступника следовало подвергнуть аресту незамедлительно, даже если дело происходило ночью. Но в том случае, если подозреваемый оказывался невиновен или раскаивался в своих заблуждениях, об аресте не могло быть и речи. Более того, Иешуа говорит Пилату, что Иуда попросил его «высказать свой взгляд на государственную власть». Но, по закону, Иуда не имел никакого права заводить подобные разговоры с заманенным в ловушку Иешуа. Если в доме Иуды была устроена ловушка, значит, Иешуа был подозреваем в совершении языческих жертвоприношений. И значит, Иуда мог добиваться от Иешуа исключительно признаний о языческих жертвоприношениях. Кроме того, если бы Иуда услышал от Иешуа такое признание, он был бы об