– Постараюсь, – вздыхаю я. – Хотя есть сомнения насчёт пиццы: в прошлый раз курьер нас так и не нашёл.
Она звонко смеётся в трубку и отключается.
Мосты на Мойке и впрямь чистенькие – возможно, потому, что с них редко кто-то с ужасом смотрит вниз. Первый инженерный, Первый садовый, Второй садовый, Мало-Конюшенный… Алгоритм на самом деле простой: пройтись туда-сюда, прислушиваясь к ощущениям – не накатывает ли смутная тревога, не слышится ли противное хихиканье от кромки воды? Потом, уже с берега, заглянуть под мост, обернувшись через левое плечо – так любую нечисть видно невооружённым глазом. Если даже после этого остаются сомнения, то кинуть с моста монетку.
Тролль – существо жадное: увидит деньги – высунет лапу, даже если подозревает, что её откусят.
Самые сложные в этом плане на Мойке два моста, Певческий и Синий. Они широкие, а ещё под ними темно. Там я никогда не жадничаю и обязательно кидаю монетку, а то и две, по одной с каждой стороны… Но сегодня тут на удивление чисто, даже зыбь поблизости не крутится.
«Может, Первый отдел недавно чистку проводил? – мелькает шальная мысль. – Хотя вряд ли. Наших бы тогда тоже привлекли».
Вообще попасть в Первый оккультный – мечта любого приличного колдуна. Для начала, у них шикарный офис на Ваське, рядом с кладбищем. Потом, там стоматолог входит в медстраховку. Наконец, зарплаты выше наших раза в четыре… Ну, честно говоря, и рисковать приходится по-крупному: все взбесившиеся оборотни, отожравшиеся на детских страхах мары и восставшие мертвецы – их зона ответственности.
На секунду задумываюсь, что я смогу сделать, если вдруг столкнусь с ожившим мертвецом. По всему выходит, что только насрать на голову, но вряд ли это кого-то остановит.
Ну, кроме какого-нибудь писателя с хрупкой самооценкой.
…С обходом я заканчиваю на удивление быстро. Последняя точка маршрута – Корабельный мост. Под ним отчего-то никогда ничего не заводится. Может, когда-то именно здесь какая-нибудь по уши влюблённая могущественная ведьма получила предложение руки и сердца; или мальчишка, будущий колдун, прибегал сюда после школы помечтать, как он отправится в кругосветное плаванье. Так или иначе, здесь пахнет добрым волшебством; я люблю постоять тут несколько минут и тоже помечтать о чём-то.
Например, о повышении.
Закрываю глаза – и представляю, как на мою долю выпадает героическое деяние. Не такое героическое, как в Первом оккультном отделе, конечно, охоту за сбрендившей зыбью я не потяну. Нет, что-то попроще. Например, какой-нибудь шальной тролль выскочит прямо перед проверяющим инспектором из Центра, а я такая – хоп! – и первая сумею подсуетиться… Директор, конечно, наизнанку вывернется, чтобы не давать повышения, но никуда не денется.
Грёзы о славе даже слаще, чем о собственной квартире с во-о-от такой библиотекой. Тем более что квартира мне досталась от бабки-колдуньи, мансарда в доме на Жуковского, а вместе с ней столько книг, что хоть и впрямь библиотеку открывай. Чем не успех? Вон, даже Саша вынужден был снять комнату, когда съехал от родителей: карма кармой, а своим жильём обзавестись нелегко.
Дурное настроение куда-то рассасывается само по себе.
В конце концов, не такая уж плохая у меня жизнь. А что до карьеры… Ну, зарплата инспектора не так сильно отличается от стажёрской, тут больше дело в… самоуважении, что ли? Но ту же Валерию, например, вообще некуда повышать: в канцелярии ставка одна. И ничего, никаких трагедий!
В приподнятом расположении духа решаю вернуться длинным путём, по Английской набережной. Заодно и с Медным всадником поздороваюсь. Конечно, будущее он не предсказывает, в отличие от бюста Маяковского, но иногда может подмигнуть – а это, как говорят, очень хорошая примета.
Дождь к тому времени утихает; ветер тоже не слишком холодный. Небо, кажется, немного светлеет – не настолько, чтоб солнце выглянуло, но уже нет ощущения, что оно вот-вот пузом ляжет на крыши и раздавит дома. Я почти что наслаждаюсь прогулкой…
…а потом замечаю на Дворцовом колоссальную пробку.
Нет, пробки сами по себе – не такая уж редкость. Но так, чтоб видно было издалека, да ещё чтоб сверху клубилось зыбкое тёмное облако… Сердце ёкает. Нет, я знаю, что даже откормленное лихо не рискнёт сунуться на разводной мост – считай, по текучей воде пройти, а тролль не станет разрушать свой дом. Просто не сможет, иначе сам тут же и подохнет… Но всё равно становится не по себе.
Оглянувшись по сторонам – никого! – я вскакиваю на бортик, развожу руки и спрыгиваю.
Ветер ударяет в лицо.
Мир тут же изменяется, становится неузнаваемым.
Большинство птиц – тетрахроматы, но основная разница не в этом. Чайки хорошо видят мёртвых; прочую зыбь – похуже, но гораздо, гораздо лучше, чем обычный колдун. А ещё на крыльях передвигаться быстрее, чем на ногах. Допустимая скорость в городе для автомобиля – шестьдесят километров в час, чайка может разогнаться и до восьмидесяти.
Я же, по ощущениям, выжимаю все сто.
Дворцовый мост – зона ответственности старшего инспектора, как и любой разводной, в общем-то. Проверяют их минимум раз в неделю, ничего крупного вырасти там за это время не может физически.
Значит, мост вообще не осматривали.
Значит, кто-то из наших схалтурил.
Меня охватывает злость.
Я закладываю вираж, пролетаю под мостом, делаю петлю и возвращаюсь. Виновников колоссальной пробки и, похоже, нескольких аварий видно невооружённым глазом. Вредители мелкие, но их несколько, оттого и эффект такой сильный. Один тролль, два, три… одиннадцать?!
Холодею.
«А бумаги-то на них хватит?»
Но думать некогда, надо действовать.
Пристроиться на балке под мостом, обернуться человеком и не сверзиться, кое-как достать листы с печатями, пересчитать – ровно десять штук! – и перекинуться обратно. Действовать надо молниеносно, пока тролли не заметили и не попрятались, а то потом придётся их выманивать, а тут уже нужен настоящий колдун.
Каким-то чудом у меня получается.
Стиснув в клюве листы, срываюсь в полёт. Чувствую себя вороной из басни: хочется орать, но нельзя… Тролли, похоже, что-то уже подозревают – начинают копошиться, переползать с места на место. У них бугристые жабьи шкуры, выпученные глаза и рты, полные острых зубов в три ряда; чресла обёрнуты чем-то вроде лоскута плотного тумана или сумерек, хотя смысла в набедренной повязке никакого, тролли в принципе не размножаются, и прятать им нечего.
Но всякая зыбь подражает живому человеку.
Под одной опорой – три тролля. Ещё восемь – под соседней, лепятся друг к другу, словно подгнившие ягоды в грозди винограда… Догадываюсь, откуда их столько разом взялось: какой-нибудь неинициированный колдун проводил нелегальную экскурсию и до одури запугал туристов. Настолько, что им под каждым пролётом начали мерещиться зловещие твари. Взрослые в таких случаях редко пугаются по-настоящему, но вот дети…
Детские ночные экскурсии – зло.
…первого тролля накрываю с налёта, двух других задеваю, пролетев насквозь. Зачарованная бумага с печатями – штука умная, она сама тянется к вредителям, нужно лишь слегка направлять её собственной волей. С концентрацией у меня всё хорошо – как-никак стаж, привычка. Иногда, конечно, промахиваюсь…
Но не на сей раз.
Максимальную скорость чайки развивают, когда охотятся.
Охотиться я люблю.
Меня накрывает кровожадным азартом. Следующий заход – и ещё четверо запечатаны, остаётся столько же… и только три листа бумаги. И можно было бы отступить; или даже подняться наверх, превратиться в человека, дозвониться в офис и запросить помощь, но…
«Главное – воля, – думаю напряжённо. – И ведь я хотела подвига. Вот он, подвиг!»
Это меня приободряет.
Перед последним заходом я разгоняюсь посильнее. Тролли уже сообразили, что на них охотятся, но, к счастью, они ищут человека, колдуна, а не чайку; драгоценные секунды тратятся на ссоры, на замешательство, на гневные вопли – а я уже рядом, заложила петлю и снижаюсь.
«Одним махом семерых побивахом, – твержу, как заклинание, дурацкое присловье из сказки. – Одним махом… ну, ладно, не семерых, но четверых-то хотя бы»
До последнего не верю, что получится. Поднимаюсь на мост, переваливаюсь через перила уже в человечьем облике, крепко прижимая к груди заветные листы… Печати дрожат и переливаются призрачным огнём – значит, все листы заполнены.
Замираю и вглядываюсь в изображения.
– Есть! – подскакиваю с воплем и тут же настороженно оборачиваюсь: не видел ли кто?
Но, кажется, мой одинокий писк радости утонул в верещании клаксонов.
На последнем листочке – два силуэта; значит, два тролля. Большая удача и, что уж прибедняться, признак большого мастерства. Реально подвиг! Ну, теперь мне просто обязаны дать повышение, иначе, ну… несправедливо.
А мы творим добро и справедливость, правда ведь?
После акробатических трюков с печатями сил превращаться в чайку нет. Лезть в трамвай тоже не хочется, да и голова гудит. Я решаю прогуляться до работы пешком и вспоминаю о звонке Валерии только спустя полтора часа, когда уже стою перед дверями.
Во рту мгновенно пересыхает.
«Это же не очень плохо, нет?»
В офис захожу уже под конец совещания, когда директор хорошо поставленным голосом произносит явно отрепетированную фразу: «Таким образом, милые мои, всё должно пройти как по нотам – трам-пам-пам!»
На меня сразу обращается множество взглядов; зрение ещё отчасти чаячье, поэтому от всеобщего внимания почти больно.
– Э-э. – Вся моя уверенность куда-то девается, и я начинаю мямлить. – На моём маршруте было чисто, но под Дворцовым мостом, э-э, скопление…
Все как-то резко увлекаются своими делами. Старший инспектор Тимофей багровеет – похоже, Дворцовым в последние недели должен был заниматься именно он. Директор сознаёт, что, вероятно, совещание окончено, тяжело вздыхает и указывает на дверь кабинета:
– Очень хорошо, Ларочка. Проходите, сейчас обсудим.