Вдоль домов противоположной стороны на скамеечках, ящичной таре и складных стульях сидят старушки, почти не перемежаемые старичками (должно быть, из-за войны). Если прислушаться к их разговорам или воспоминаниям, то нет-нет услышишь леденящую кровь подробность о пережитой блокаде. В сравнении с этими рассказами текущая жизнь представляется райской.
Середина асфальтовой мостовой густо исчерчена белыми меловыми линиями для детских игр. Девочки держатся отдельно от мальчишек и почти все прыгают поочередно на одной ножке. Кто через скакалку, кто в «классы» (специальные квадраты на асфальте). Все игры – с многими правилами и многовариантны. Скакалка, к примеру, может быть индивидуальной, а может быть длинной – групповой. Иные девочки (а игра сугубо девчонская) достигают фантастической виртуозности прыганья, что потом много лет отзывалось в цирковых номерах. Тут же, между играющими, возможно многочасовое состязание в футбол, до полного изнеможения. (Футбол в ту пору был более всенародным увлечением, чем ныне рок. На каждый матч «Зенита» ехал весь город. Все трамваи шли с табличкой «Стадион».) То и дело вспыхивали скандалы из-за летящего то в окно, то в голову постороннему человеку резинового мяча. Иногда затеваются игры с напрочь забытыми теперь правилами (лапта еще встречается в литературе). Какой-то загадочный штандер с использованием маленького мячика, «арапского».
Если у тротуара скопилась лужа, обыкновенно имеющая некоторое течение в сторону люка, то она годится для примитивного судомоделизма (бумажно-парусного). Авиамоделизм, само собой, тут как тут, благодаря детям, удерживаемым дома по болезни или наказанию. Самолеты летят из окон десятками, по ходу дела совершенствуя конструкции. В небесах они смешиваются с голубями, которых запускают с дворовых голубятен. Голубями занимаются очень разные люди, от уголовников до профессоров.
Занятие это может быть доходным, но, кроме этого, есть мистическая сторона. Существует (и до сих пор) категория людей, которые кладут на это дело всю жизнь без остатка. Мне показывали старика, бравшего какую-то особо редкую пару голубей с собой на фронт, где он воевал в авиации истребителем, и голуби летали с ним в боевом самолете. Некоторые темные голубиные истории кончались убийствами. Поговаривают о международной голубиной «мафии»… Еще из окон принято звать загулявшихся детей домой, даже с других отдаленных улиц или из самого Летнего сада, отзывающегося бравурной музыкой шикарного духового оркестра (военного, выигравшего специальный конкурс).
Запущенный недавно спутник не мог не породить доморощенного ракетостроения. Рулон целлулоидной пленки в качестве горючего и легкий корпус из фольги, может, и не доносили ракету до звезд, но из поля зрения она почти сразу исчезала. И если где-нибудь на чердаке не возникал пожар, значит, полет удался, и оставалось лишь дать волю воображению насчет жизни на иных планетах. Естественно, что в ребячьей среде восходили свои «звезды». Далеко не всегда это были хулиганы. Володя Николаев, кроме того что был сильнее любой шпаны, умел буквально всё. Я мечтал оказаться с ним на необитаемом острове, потому что мог бы тогда, во-первых, единолично наслаждаться его дружбой, а во-вторых, ежедневно убеждаться в силе его гения. Этот мальчик с исчезающе раннего возраста знал устройство любой техники, способы ее создания и ремонта. Без сомнения, он мог консультировать строительство домов, кораблей и воздухоплавательных аппаратов. Талант свой он не «зарыл» и не растерял по сей день, хотя востребованность его в отечестве несуразно мала. Сегодня этот образованный, изобретательный и честный инженер вынужден решать проблемы «Эпохи слаборазвитой НТР» (митьк.).
Вокруг играющих детей кругами раскатываются разные велосипедисты, но на одном и том же (моем) велосипеде. Прокатиться самому без очереди проблематично, поскольку право собственности попрано в 1917 году и гораздо важнее право сильного и ловкого. Зато чем виртуознее твоя езда, тем больше дадут покататься. Виртуозность достигает неимоверных высот. Езда на одном колесе, например, самая обыкновенная вещь.
Другая сторона улицы, та, что у музея, имеет вытоптанный газон с десятком крупных деревьев. Вытоптанность газона имеет тот плюс, что можно играть в «ножички». Игра дико увлекательная, с множеством приемов и правил. Хоть убей, непонятно, в чем ее увлекательность, вернее, удовольствие. Скорее всего, какая-то генетическая связь с военным элементом – втыкание холодного оружия. Впрочем, не уверен. Но помню, что складной ножик хотелось иметь (больше, чем карманный фонарь) в первую очередь для игры, а не для резанья и строганья. За отсутствием ножичка годился большой гвоздь.
Детские занятия распространялись и на водные просторы Фонтанки. Ее историческая решетка то и дело облепливалась мелкими фигурками. Иногда ребятня срывалась и опрометью перебегала с места на место. Они рыболовы. Они ловят мелкую рыбку «колючку» и «уклейку» при помощи квадратной сетки с приделанной жестяной полосой. На ее фоне под водой хорошо видно, как в сеть заходит рыбка. Движущаяся к Неве стая отслеживается еще от моста Пестеля. Впереди стаи идет «колючка», а в последних рядах «уклейка».
«Уклейка» сильнее и чаще виляет хвостом, ее и ловят, поскольку она считается съедобной. А про «колючку» ходит зловещая легенда, будто в животе у нее страшный «солитер», и есть ее ни в коем случае нельзя. Поэтому пойманную «колючку» жестоко выбрасывают на мостовую под колеса грузовиков, чтоб «солитера» сгубить. Впрочем, старшие рассказывали, что в блокаду многие спаслись «колючкой». (А кстати, одна из загадок блокады: чего рыбу-то не ловили? Небось, был какой-нибудь дурацкий запрет сытого начальства.)
…Но что за жуткий грохот? Старушки привычно зажимают уши от нарастающего гула. Звук шокирующий, незабываемый. Из-за угла выезжают человек десять школьников на «самокатах».
Самокаты все изготовлены своими руками из неструганых досок, шарикоподшипников (большого и маленького вместо колес) и проволочного крюка. У каждого своя конструкция. Передняя доска украшается патриотической символикой (звезда, серп с молотом). При езде страшно грохочет, из-под подшипников летят искры, когда ездоков несколько, звук – как от танка. Такими группами совершались дальние заезды, например, до «Авроры», а ездить можно было почти по середине улицы, – автомобилизм еще всё только зарождался. Ни в каком «мерседесе» невозможно ощутить столь упоительного, восторженного чувства, как на дощатом грохочущем самокате среди друзей.
Дети, конечно, детям рознь. Например, всегда существовал тип гуляющего мальчика (все одного и того же), имеющего при себе огромный кусок хлеба с маслом и солью. Ел он не торопясь, так как этим куском собирал вокруг других детей, которым дальновидно давал «кусить».
В некоторые моменты все разговоры стихали, и взоры обращались в одну сторону, откуда, воровато озираясь, шел всем известный вор и бандит Жук, спешащий укрыться в парадном, так как при всей его ужасности общий осуждающий взгляд смущал даже и его. Тогда ведь не только автомобилей с темными стеклами не водилось, но и темных очков. Нечистую совесть можно быть прятать лишь под кепочным козырьком да за поднятым воротом. А кепки носило все мужское население даже в жару. Сочетание кепки и майки наиболее характерно. А теперь и под радиоактивный дождик все прут без уборов, как будто не надеясь на долгую жизнь.
Подальше от Фонтанки происходит самое увлекательное – игра в «пристенок» на деньги. Помните, у Высоцкого: «…в пристенок с крохоборами…» Вдоль стены одного из домов, облицованного плиткой, играют сразу три-четыре компании. Мне строго-настрого запрещено даже приближаться к играющим, поэтому я наблюдал игру лишь украдкой и не уяснил правил. Привлекал же увлеченный, распаленный вид игроков. Крупной монетой, зажатой между большим и указательным пальцами, нужно было стукнуть в стену, и монета отлетала на асфальт. Это была «бита» – крупная, часто старинная монета, предмет гордости и обмена. Кажется, нужно было попасть в начерченный на асфальте треугольник с монетами участников-партнеров. Еще этой «битой» били поочередно по монетам, чтобы перевернуть их, и еще дотягивались пальцами от монеты к монете. У кого кисть больше, тому и профит. Когда я прочел «Белеет парус одинокий» В. Катаева, то был несколько разочарован описанной там одесской игрой «в ушки». «Пристенок» казался мне гораздо более азартным, рискованным.
В процессе игры, естественно, вспыхивали споры, говорили только матерным языком, не обходилось без драк, тут и первые папироски, тут и водка. Весь криминальный элемент стекался сюда. Постоянно сводились какие-то счеты, плелись таинственные интриги. Проходящего мимо Жука обязательно догонял кто-нибудь в кепке не то с докладом, не то с вопросом, у Жука же явно были дела и поважнее…
Играть в «пристенок» перестали примерно в хрущевскую денежную реформу (а начали еще, наверное, до революции). Следы «пристенка» есть до сего дня, их можно пощупать, поковырять ногтем разбитые монетами плитки. От плиток хорошо отскакивали монеты, вот и выбрана была именно эта стена: количество этих следов вдоль всего дома говорит о размахе и массовости игры.
Если сегодня суббота, то нужно, запасшись гривенником и полотенцем, отправиться в баню на Чайковской (по Фонтанке направо две минуты ходьбы). Она и теперь функционирует, но совсем растеряла культурные следы. А тогда это был образец стиля. Внутреннее убранство бани состояло из сочетания тяжелых бархатных занавесей, развесистых пальм, растущих из деревянных кадок с землей, и множества довольно больших живописных картин в золотых рамах. (Кроме мишек Шишкина и богатырей Васнецова была еще и «Высадка десанта» неизвестного мне автора.) Попадались небольшие изящные скульптуры, видимо, от прежнего режима, амуры, писающий медный мальчик в специальной полукруглой нише. Между этажами на площадках стояли более крупные скульптуры советских авторов. Чекист с собакой и уставленным в посетителя отполированным детскими ручками наганом (всем хотелось потрогать), этажом ниже – «Девушка с веслом», огромная, в облегающей круглую грудь футболке, произведшей на меня первое в жизни эротическое впечатление.