– доверительно наклонился он к ней,– не всякая особа, только что устроившаяся на престижную(он подчеркнул это слово) работу, признается в том, что она «в интересном положении»? Надо же нам как-то подстраховаться… Гм… от подобных «неожиданностей». Именно поэтому наша фирма предлагает новым сотрудницам пройти всестороннее врачебное обследование.
–Я здорова. И не беременна…– быстро сказала Вера.
–Я вам верю, но…– он развел руками,– таковы правила. Я, конечно, готов сделать исключение для такой милой откровенной девушки, как вы…
Вера не дала ему договорить. Раз таковы правила, с какой стати ей их нарушать?
–Нет, нет…– возразила она,– не надо делать исключений. Для меня… Я готова… Я покажусь вашему врачу.
–Вы просто чудо!– искренне восхитился мужчина.– Я, как только вас увидел, сразу понял: нам повезло с потенциальной сотрудницей.
«Почему он сказал “потенциальной”?– кольнуло Веру.– Еще не решил окончательно, примет ли меня?»
Мужчина подтвердил ее тревожные мысли.
–Буду с вами откровенен до конца,– твердо сказал он, подчеркнув это интимное «с вами».– У нас должна быть гарантия, что вы не только не беременны, но… Не забеременеете, пока работаете у нас. Это не наша прихоть, Вера. Такие условия выдвигают многие фирмы. Никому не нужна постоянная текучка кадров.
–Я вовсе не собираюсь…
–Вера, Вера…– мягко укорил он.– Ну кто заподозрит вас в нарушении контракта? Но представьте ситуацию. Милая обаятельная девушка,– он выразительно посмотрел на нее,– приезжает за границу. А там молодые люди… Это не наши «валенки», Вера. Они разбираются в женщинах. Им не нужны дешевые красотки. Те, что торгуют собой на Ленинградке. У них там культ семьи, Вера. Ценятся женщины строгих правил. Как вы… Я уверен, у вас отбоя от поклонников не будет.
Вера смущенно опустила глаза. От непривычных слов, завораживающего голоса, теплых взглядов незнакомого человека где-то внутри ее сжималось сладко и томно. Такого она не испытывала никогда. Этот обаятельный мужчина разбудил ее, подчинил своей воле. Вера сама себя не узнавала.
–У вас не будет отбоя от кавалеров,– слегка улыбнувшись, повторил он,– но слаб человек, Вера,– взгрустнул и тут же с холодной деловитостью добавил: – Слаб человек… В общем, вам не запрещается влюбляться, флиртовать, даже иметь сексуальные контакты…
Она сделала протестующий жест, но он продолжал:
–Вы свободная женщина, Верочка. Но беременность совершенно исключена. Совершенно. Поэтому все наши сотрудницы обязаны пользоваться противозачаточной спиралью. Если вы хотите у нас работать, вам тоже придется. Это сделают наши врачи. Бесплатно и безболезненно.
–Я хочу работать… Я согласна…– слабо пролепетала Вера.
–Ну вот, собственно, и все,– закончил он.– Остальное, так сказать, в процессе. Сейчас вы напишете в приемной заявление, подпишете контракт и доброго вам пути.
Он встал из-за стола, слегка обнимая ее за плечи, проводил до двери. У Веры кружилась голова. От дурманящего запаха его холеного тела, от неожиданной баснословной зарплаты, от потрясающих перспектив. Нет, такого с ней просто не может быть! А спираль… Да о чем речь! Миллионы женщин вставляют эту штуку. «Он прав,– она уже целиком была на его стороне,– еще забеременеет какая-нибудь». С ней такого, конечно, не случится. Но ведь он сказал: «Вы – интересная женщина». Это о ней? Он – о ней?! Да она ни с кем… Вот если бы… Мысли путались. Вера уткнула невидящий взгляд в контракт и подписала его, не читая.
Проводив Алену, я мигом собралась и поехала к Веронике. Огромный портрет Еремея Гребнева – первое, что я увидела в вестибюле родной редакции. Ерема смотрел на меня, широко улыбаясь, как будто снова был рад повидаться. У меня комок подкатил к горлу. Около портрета стаяла хрустальная ваза с шестью розами.
«Любил ли он розы?» – неожиданно подумала я. Я не знала. Наша случайная встреча. Его неожиданная смерть. Он помог мне, а вот я ему не смогла…
Я поднялась в кабинет Вероники. Она подняла голову от компа, увидела мое опрокинутое лицо.
–Поняла, зачем я тебя звала?
–Из-за Еремы?
–Да. Он же наш… Мы все вместе работали. Помнишь?
Я кивнула.
–Надо выяснить, что с ним случилось. Это наш долг. Последний долг…
Вероника отвернулась к окну…
–Кстати!– обернулась она.– Ты ведь где-то рядом отдыхала? Там, на Гоа…
–Мы вместе с Еремой отдыхали, Вероника…
–Что?! И ты молчала?!!
Обычно невозмутимая Вероника была вне себя.
–Я не молчала,– ответила я.– Ты сама заткнула мне рот. Сказала, что это не телефонный разговор.
–Рассказывай!
Я рассказала. Как в первый же день осталась без денег, без ключа от сейфа. Как ждала слесаря из Мумбая. Неожиданно встретила Ерему. Он ссудил мне пятьсот баксов. Сказала и про то, что приехал он не один, а с «литературным рабом» Павлом. Про предсказание цыганки, что он умрет первого декабря. Про то, что позвонила ему в начале первого ночи второго декабря. Он был жив. А утром пропал. Нашли мы его под вечер в реке… И наконец, самое главное – следствие предполагает, будто он сам утопился – на теле нет ни гематом, ни порезов. Так намекнул Рикемчук, которому поручили расследовать причины смерти популярного писателя…
–…Ну вот, собственно, и все. Я улетела в Москву. Мать Еремы и Павел на днях должны привезти его тело. Как только прилетят, пойду на поминки.
–Понятно…
Вероника встала, включила электрический чайник, расставила чашки, достала из шкафчика печенье. Я молча наблюдала за ее неторопливыми хлопотами, понимая, что ей надо осмыслить информацию.
–А ты уверенна, что он не покончил с собой?– спросила она.
–Трудно сказать. Он вел себя немного странно…– замялась я.– Внешне открытый, веселый, щедрый. Но понимаешь… Чувствовался в нем какой-то внутренний напряг. Впрочем… Причины этому были. Он рассказывал, что с подружкой накануне отъезда расстался. Клепать бесконечные боевики надоело. Творческий кризис… Твердил о каких-то новых проектах.
–О каких?
–Он не сказал.
–Я Ерему неплохо знала,– негромко сказала Вероника,– мы с ним вместе в газету пришли. Я тогда еще в школе училась, была при газете юнкором. А он первый курс журфака окончил, и его прислали сюда. На стажировку. Он был рисковый парень… В тот год как раз Чернобыль случился. Я писала заметки из школьной жизни, а Ерема добровольно вызвался поехать в Припять. Там с ликвидаторами познакомился. Потом многих из них в госпиталях навещал. У него до сих пор с ними дружба. С теми, кто жив остался.
Я внимательно слушала ее, мне трудно было представить вальяжного, ироничного Ерему безудержным мальчишкой, ринувшимся в чернобыльский ад. Оказывается, и таким он мог быть.
–После чернобыльских репортажей его заметили,– продолжала Вероника.– Он писал честно, как видел, как понимал, как чувствовал. Ни на кого не оглядывался. Той же осенью перевелся на вечерний – его сразу пригласили в газету. В начале гласности такие, как он, были нужны.
–Ну еще бы – свобода слова…– вспомнила и я.– «Куклы», «Взгляд», «Эхо», прежний НТВ, «Совершенно секретно».
–Ну да. Эпоха перемен. И чудесных превращений,– усмехнулась Вероника.– В девяносто первом влезли на танки бывшие завлабы, мелкие чиновники, неизвестные журналисты. А с танков слезли – новые вожди. Они потому и оказались наверху, что такие вот Еремы им имидж народных заступников создали. За них поручились. Но когда свежеиспеченные «начальники нашей Родины» брючки от пороховой пыли отряхнули, до них дошло, что Россия – их. И можно все.
–А почему Ерема ушел из газеты?
–Надобность в нем отпала. В национальной забаве «Царь горы» поменялись игроки. А правила остались прежними. На пиру победителей есть места только для VIP-персон, Вася. А Ерема был не из тех, кто чесал вельможные пятки. Он писал о новой мафии, миллионных откатах, коррупции, но… Словно в пустоту. Ничего не менялось. Герои его репортажей над ним же снисходительно посмеивались: «Старик, не нагнетай!» Да и главред не хотел с кем не надо ссориться…
–Его что, перестали печатать?
–Наоборот, сулили журналистские премии, приглашали в общественные комиссии, даже в Думу, но условие ставили одно: пиши, но не вые…вайся. Ерема хлопнул дверью, переключился на свои детективы. Это всех устроило. Разоблачения понарошку никого не трогали и не задевали. Его боевики пошли. Он упрямый был, везучий. Всегда говорил: «Если ситуация безвыходная, проруби выход сам». Как думаешь, мог такой человек покончить с собой?
–Люди меняются…– уклончиво заметила я.– Сама же рассказывала про тех, кто в девяностые против власти шел на танки, а теперь сами оппозицию гнобят. Может, и Ереме надоело рубить входы и выходы в нашей вечной мерзлоте. Ледоруб устал.
–Не верится мне в это, Вася. У Еремы был потрясающий нюх на сенсацию. Кураж…
Мы помолчали. Трудно говорить о человеке в прошедшем времени.
–Вот что!– решительно сказала Вероника.– Ты была на месте событий, тебе, как говорится, и флаг в руки. Странно это все…– пожала она плечами.– Смерть, предсказанная подружкой… Гадалка на пляже… Река мертвых… Мистикой отдает. А мистика, сама знаешь, дело темное…
–Хорошо, Вероника,– согласилась я,– попробую.
–Действуй, Вася,– благословила Вероника.
Так я получила новое редакционное задание. Не успела допить кофе, на мобильный позвонил Димон. Он уже ждал у подъезда редакции.
После того как я подписалась на журналистское расследование, твердо решила ничего не рассказывать мужу о том, что случилось со мной на Гоа. Мне кажется, мисс Марпл осталась старой девой исключительно потому, что знала – нет такого мужа, который поощрял бы ее рискованное любопытство. Поэтому, когда Димон в очередной раз спросил, как я съездила в Индию, я спокойно рассказала ему о теплом море, смуглых индианках в разноцветных сари, сверкающих самоцветах, душных черных ночах и настырных обезьянах. Он был удовлетворен моим нехитрым повествованием.
Я не сразу начала свое расследование, подождала, пока муж уедет в очередную командировку. Он так редко бывал дома, что эти дни я посвятила только ему. Изредка звонила Алене