Голос Ашрафа звучал искренне. Теперь Тори понимала его доводы.
С одной стороны, ей хотелось сказать, что она сделает все для их сына. С другой, в ней говорил инстинкт самосохранения, протестуя против брака, основанного не на любви.
Перед ее глазами стоял брак ее родителей. Если между ними и были когда-то нежные чувства, то быстро угасли. Осталась лишь форма, фикция, видимость счастливой семьи, годной лишь для того, чтобы утолить честолюбие и завоевать голоса.
Тори знала, что такой брак ей не нужен.
— Мне… — Она встретилась с ним взглядом, и в горле ее пересохло. Она разрывалась между желанием сделать все для Оливера и страхом оказаться в положении ее матери. — Мне нужно время, чтобы подумать.
Он медленно кивнул:
— Конечно. Я понимаю.
Но это было не то, что говорили его глаза. Он был большой человек. Король. Но так ли велико было его терпение?
Глава 8
Через четыре дня Тори убедилась, что терпения у Ашрафа достаточно. Во всяком случае, больше, чем у нее.
Кровь прилила к ее щекам, когда она поняла, что хочет, чтобы он первый сделал шаг и вывел их из этого тупика.
С каждым днем ей все труднее было противостоять его обаянию.
Каждый вечер он приходил в ее комнаты, чтобы поужинать и провести время с Оливером.
О браке он больше не заговаривал, но много шутил, рассказывал анекдоты и с готовностью отвечал на ее вопросы. Что побуждало ее поднимать темы, в которых разница в их взглядах вела к интересным дебатам.
Дебатам — не спорам. В отличие от ее отца Ашраф никогда не пытался навязать свою точку зрения.
Тори поднесла к губам чашку, рассеянно глядя на витрину с яркими тканями. Ароматный напиток действовал согревающе и даже, возможно, был причиной румянца не ее щеках. Каждый вечер Ашраф целовал Оливера в лоб, потом брал ее руку, прижимал к губам и долго не отпускал перед тем, как пожелать ей спокойной ночи.
Оставалось только гадать, когда он нарушит установившуюся между ними дистанцию и притянет ее к себе, поддавшись искре желания.
— Этого больше не будет, Тори. Я обещаю.
Голос Эйши прервал ее мысли. Тори посмотрела на красную занавеску примерочной и улыбнулась.
— Не торопись. Мне здесь нравится. Словно в пещере Аладдина. — Она кивнула хозяину магазинчика, который расцвел улыбкой, спуская вниз еще один рулон ткани.
Два дня назад Тори без особого энтузиазма согласилась на предложение жены Брэма выпить с ней в городе чашечку кофе, считая это просто данью вежливости.
Но, к ее удивлению, их встреча оказалась совершенно неформальной. Эйша обладала незаурядным чувством юмора, и за проведенные вместе с ней два часа Тори смеялась, пожалуй, больше, чем за последние два года.
На следующий день они отправились в арт-галерею, а потом зашли в лавку шелковых тканей на восточном базаре, где ее новая подруга хотела подыскать себе ткань для платья.
— А что ты скажешь насчет этой? — Занавеска отодвинулась, явив Тори ее черноволосую восточную красавицу, задрапированную в серебро и изумруд.
Тори наклонила голову.
— Мм… неплохо…
— Но?.. Ну давай же, говори!
— Если честно, то мне больше нравится та, другая, цвета лайма. Этот цвет тоже неплох, но тот более живой и лучше сочетается с твоей кожей.
— А он не слишком яркий?
— Слишком яркий? — Тори нахмурилась. — Почему бы тебе не носить яркие цвета? Они тебе очень идут.
Эйша пожала плечами:
— Но не для королевского приема. В таком платье я туда просто не впишусь. По своему статусу. Мы из простой семьи. Я и Брэм. Последний раз, когда я была там, я услышала, как кто-то сказал… — Она тряхнула головой. — Ладно, не важно. Короче, мне просто хотелось бы соответствовать своему положению.
Ее слова прозвучали как эхо того, что говорил Ашраф. Тори содрогнулась. Кто были эти люди, заставлявшие других чувствовать себя не на месте? Что давало им право судить? То, что они были богаты и родились во влиятельных семьях?
Тори знала, сколько скелетов спрятано в шкафах таких благородных семейств.
— А тебе самой какой цвет больше нравится?
— Цвет лайма, — быстро ответила Эйша.
— Тогда и купи его. Он тебе очень идет.
Эйша задумалась, но потом кивнула:
— Хорошо. Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо тебе.
Звякнули кольца, и Эйша вернулась внутрь кабинки, оставив Тори с ее мыслями. Ашраф говорил, что он не был принят обществом. Так как он мог стать таким, каким он был? Он не производил впечатления неуверенного в себе человека. Наоборот, он был самым решительным из всех, кого она знала.
Но что, если Оливер не сможет выдержать неодобрения общества? Одних это закаляет, других… В ней шевельнулось беспокойство. Не слишком ли она эгоистична? Не все семьи по расчету обязательно должны быть такими, как ее семья.
Ее отец был слишком увлечен своей карьерой, чтобы думать о чем-то еще. Он женился на матери Тори, вероятно, потому, что она происходила из семьи с деньгами и политическим влиянием. Тори всегда думала, что если она выйдет замуж, то только за того, кто будет хотеть ее, а не то, что она представляет.
Тяжело вздохнув, она поставила чашку на стол. По крайней мере, с матерью они всегда были близки. Как бы ей сейчас хотелось, чтобы она была рядом и помогла ей принять непростое решение.
Впервые ей казалось, что она может понять, почему ее мать так долго оставалась с отцом. Вероятно, для безопасности, которую он мог гарантировать, пока она растила Тори. Ради ребенка женщина может пожертвовать многим.
— Как ты раскраснелась. — Со свертком яркого шелка Эйша вышла из примерочной. — Извини, что это заняло столько времени. — На мгновение она замялась. — А у тебя уже что-то есть для приема?
Тори встала из кресла.
— Я не собираюсь ни на какой прием.
— Не собираешься? — Эйша была явно озадачена. — Но это совершенно особенное мероприятие, устроенное самим шейхом. Тебе наверняка понравится. Там будет народная музыка, спортивные состязания, танцы и роскошный обед.
Тори пожала плечами, подавив укол сожаления. Вероятно, это действительно могло быть интересным.
— У меня нет приглашения.
Эйша нахмурилась.
— Это невозможно. Брэм не мог забыть про твое приглашение. Он никогда ничего не забывает… — Она замолчала, увидев, что к ним направляется хозяин лавки, чтобы оформить покупку.
Через пару часов, когда солнце уже висело над горизонтом, разбрасывая по небу полосы оранжево-красных облаков, Тори вернулась во дворец, покормила Оливера и вышла во внутренний дворик.
Ее взгляд остановился на выложенном зеленой плиткой бассейне. Она любила плавать, но после рождения ребенка ей это редко удавалось — во-первых, из-за недостатка времени, во-вторых, из-за денег, которые нужно было платить за ясли.
После недели нормального сна и умеренной физической нагрузки она чувствовала себя намного лучше. И ничуть не скучала по ранним подъемам, чтобы подготовить себя и Оливера к предстоящему дню и перепалкам со Стивом Бэйтсом. Ей нравилась ее работа, но не атмосфера в офисе.
Доплыв до конца бассейна, она сделала поворот, и ее мысли приняли другое направление.
Странно, почему Ашраф ничего не сказал о королевском приеме? Конечно, глупо было чувствовать себя обойденной. В свое время ей изрядно надоели подобные мероприятия, на которых приходилось бывать вместе с отцом.
Хотя сейчас это представлялось ей интересным.
Неужели Ашраф не хотел познакомить ее с культурой его страны? Познакомить с его друзьями? Вместо этого он держал ее здесь почти в полной изоляции. Как, вероятно, раньше держали женщин в гареме.
Или как нечто постыдное, о чем он не хотел, чтобы кто-то узнал.
Эта мысль так поразила ее, что она глотнула воды и закашлялась. Постыдное? Значит, вот как он видел ее и Оливера?
Даже в тот день, когда они приехали, он разговаривал с ней, как случайный знакомый. Наблюдая за ними, вряд ли бы кто догадался, что они близки. Тогда она была благодарна, что он помог ей сохранить лицо перед чужими людьми. Но что, если у него была для этого совсем другая причина?
И тут же отослал ее с Брэмом, даже не представив мужчине, который его встретил.
Она вспомнила свой первый день в Зе-Альде. Лимузин, минуя главный вход, подъехал к боковому входу дворца, и Брэм поспешно провел ее внутрь. Чтобы избежать любопытных глаз? Он сказал, что ее комнаты находятся в задней части дворца и что там очень тихо. Тогда она посчитала это простой заботой о них, но, возможно, дело было в другом.
Она вспомнила, что говорил Ашраф о предрассудках. И это вполне согласовывалось с тем, на что намекнула Эйша.
Тори почувствовала горечь во рту, когда подплыла к краю бассейна и, подтянувшись на руках, вылезла на бортик. Она поежилась и повернулась, чтобы взять полотенце…
— Ашраф!
Ее голос прозвучал хрипло, словно она меньше всего ожидала его здесь увидеть. Нет, не так. Словно она вообще не хотела его видеть.
В нем шевельнулось раздражение. Он с нетерпением ожидал конца деловой встречи, чтобы приехать сюда и провести с ней вечер. Неужели он не заслужил более теплого приема?
Античные светильники на колоннах вдоль крытой галереи и подсветка в бассейне отбрасывали разноцветные блики на ее хмурое лицо.
Обычно она улыбалась, когда он приходил, хотя ей и требовалось какое-то время, чтобы расслабиться.
Но он был терпелив. Очень терпелив.
Будучи шейхом, Ашраф привык ставить интересы его народа впереди собственных интересов и ни разу не пожалел об этом. Но с Тори его альтруизм давал сбои, когда он смотрел в эти широко раскрытые глаза, чувствуя почти непреодолимое желание сгрести ее в охапку и погрузить себя в эту мягкую плоть.
— Извини, я задержался. — День был трудным, и он с нетерпением ожидал момента, когда сможет оказаться в ее компании. — Я только что заглянул к Оливеру. Он спит.
Тори взяла полотенце и обернула его вокруг себя, словно торопясь закрыться от него. Ашраф снова почувствовал раздражение. Он обращался с ней, как с дорогой гостьей. Он не давил на нее. Он дал ей время и место обдумать его аргументы.