Он нахмурился. Что это?
Тори стояла к нему спиной, повернувшись в сторону внутреннего дворика. Ее плечи были расправлены, но голова опущена. Пока он смотрел на нее, по ее телу пробежала еще одна волна дрожи.
Через мгновение он был уже рядом, его руки взлетели, но так и не коснулись ее плеч.
— Тори… что с тобой?
Глупый вопрос. Но как ее успокоить?
— Это имеет значение?
Ее ровный голос заставил его почувствовать себя еще хуже… если только это было возможно. — Это моя вина. Я не должен был допустить, чтобы такое случилось.
— Не должен был что? Предложить мне брак? Усыновить Оливера? — Она помолчала. — Можешь не отвечать. Ясно, что ты сожалеешь и о том и о другом.
— Нет! — Его пальцы сжали ее плечи, и он скрипнул зубами, борясь с желанием притянуть ее к себе. Обнять в последний раз. — Ты не можешь так думать.
— Есть много вещей, которые ты можешь контролировать, но только не мои мысли.
— Просто будет лучше, если мы расстанемся. — Как бы он хотел, чтобы был какой-то другой способ!
— Для кого лучше? Для тебя? Во всяком случае, не для меня или Оливера. — Она стряхнула в плеч его руки и повернулась к нему.
Ашраф смотрел в глаза, блестящие от слез. Впервые он чувствовал себя неудачником. Именно таким, каким всегда считал его отец.
На единственную женщину в мире, которую он хотел защитить, он обрушил позор бесчестия. Вид ее, стоящей на краю боли, лишал его решимости. — Не лги, Ашраф. Просто скажи, что это слишком рискованно для твоей короны — взять женщину с незаконнорожденным ребенком, даже если он и твой сын.
Ее дыхание вырывалось со свистом, глаза сузились.
— Это ведь так, верно?
На мгновение ее глаза широко открылись, как это бывает у жертв случайного выстрела. В какой-то момент — момент неверия — перед тем как упасть на землю. Но Тори не упала. Она повернулась и направилась к двери.
— Мне не нужно много времени, чтобы собраться. Мы уедем сегодня же.
Именно этого он хотел. Для нее это было бы лучше всего. И в то же время…
— Постой!
Она продолжала идти — голова поднята, плечи откинуты, — но вдруг споткнулась и едва удержала равновесие.
Его сердце сжалось.
— Тори.
— Здесь не о чем говорить.
Но им было о чем говорить. И этого что-то было так много, что он просто не знал, с чего начать. Он встал между ней и дверью, преграждая ей путь.
— Дело не в том, что я хочу защитить свою позицию, а в том, что я хочу защитить тебя.
— Ты не защищаешь меня. Ты меня выгоняешь. Его сердце, тот орган, на который он привык не обращать внимания, стучало все сильнее.
— Если тебя здесь не будет, они переключатся на меня. Как они всегда это делают. Ты не будешь их мишенью.
Молчание длилось так долго, что можно было подумать, что она просто хочет закончить разговор.
Наконец она моргнула, словно лунатик, пробудившийся от долгого сна.
— Так, значит, эти статьи не о тебе?..
— Отчасти обо мне, но…
Самые злобные из них представляли это таким образом, что он якобы попал в сети к алчной женщине, которая может проходить сквозь мужчин, как рыба сквозь воду.
— Что тоже представляет тебя не в лучшем свете.
Не в силах устоять, Ашраф схватил ее за плечи и притянул к себе.
— Сколько раз это повторять? Я привык к такой репутации. Это ты, кого я пытаюсь защитить. Если ты уедешь, тебе не придется всего этого терпеть.
Ее глаза округлились. Она отступила, пытаясь освободиться.
— Ты это серьезно?
— Конечно, серьезно!
Он увидел, как она моргнула, и только тогда понял, что повысил голос. А этого он никогда не допускал. Его отец, когда был раздражен, кричал на всех — на него, на слуг, даже на кошку.
Ашрафа передернуло. Еще один признак, что он теряет контроль.
— Скажи мне, что они говорят.
Сначала он отказался, но Тори настаивала. Когда он закончил, она покачала головой, и Ашраф понял, что он был прав, желая, чтобы она уехала. Если бы только у него хватило сил…
— Ты действительно высылаешь меня, чтобы пресса не могла до меня добраться?
Он сделал глубокий вдох.
— Это не высылка. Это…
— Не высылка? Уехать от человека, которого я люблю, — это не высылка?
Внутри у него все замерло. Он сглотнул.
— Ты не любишь меня.
Это было невозможно. Даже мать его не любила, сбежав с любовником и оставив Ашрафа на попечение человека с каменным сердцем.
— Почему? — Улыбка Тори дрогнула, как и ее сердце.
Он тряхнул головой, не желая облекать это в слова. Слишком рискованно. Тем не менее — вероятно, впервые в жизни — ему надо было открыться, хотя это и делало его уязвимым.
— Потому, что я еще никогда так сильно ничего не хотел. А жизнь научила меня не ожидать слишком многого.
— Ты бедный, обманутый мальчик…
Она дотронулась ладонью до его щеки, и все напряжение ушло из его легких. Одно прикосновение — только одно прикосновение — смогло сделать это.
— Наверно, я влюбилась в тебя сразу, как только мы встретились.
— Этого не может быть! Ты же меня совсем не знала.
— Это было инстинктивно, но все, что я предполагала насчет тебя, оказалось правдой. — Она вдруг нахмурилась. — Ты действительно думаешь, что я поджала бы хвост и удрала, если бы пресса начала выливать на меня ушаты грязи?
— Тебе это совсем не нужно.
Она подняла подбородок.
— Ты прав. Не нужно. И я уверена, что ты и твои адвокаты помогут мне заставить всех замолчать. Но если ты думаешь, что я испугаюсь каких-то сплетен, подумай еще раз. — Уголки ее губ приподнялись. — Я давно работаю в индустрии, где доминируют мужчины. Мне не раз приходилось сталкиваться с предрассудками в отношении женщин. Большинство моих сотрудников отличные ребята, но всегда найдется тот, кто не хочет играть по правилам. Я никогда не мирилась с этим и не собираюсь. И уж конечно, я не позволю разрушить мое счастье какой-то грязной сплетне. К тому же я кое-чему научилась у моего отца. Например, отношениям с прессой.
Ашраф знал, что эта женщина не такая, как все, тем не менее она еще раз его удивила.
— Аш?
То, что она использовала его старое прозвище, казалось даже более интимным, чем ее ладонь на его щеке.
— Ты хочешь меня?
— Конечно. И никогда не хотел, чтобы ты ушла.
Он крепче обнял ее. Он чувствовал, как бьется ее сердце, чувствовал тепло ее дыхания возле своей ключицы. Только раз с ним было что-то подобное. Ему было тогда около четырех, и он часто играл во внутреннем дворике, где когда-то гуляла его мать. Ее комнаты были рядом. Аромат цветов действовал на него успокаивающе, вероятно напоминая о ее присутствии. Но кто-то рассказал шейху о его тайных визитах, и все розовые кусты были выкопаны. В один день цветущий сад и весь дворец превратились для Ашрафа в пустырь.
Но теперь он не был пустырем. У него была Тори — его женщина, его возлюбленная, а скоро и его жена. Женщина достаточно сильная, чтобы идти с ним по жизни рука об руку, что бы им там ни уготовила судьба.
— А ты знаешь, — пробормотал он, подняв ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза, — что теперь уже нет пути назад. — Его грудь расширилась от переполнявших его чувств. — Я тебя слишком люблю, чтобы дать уйти. И если вдруг перед свадьбой ты струсишь, я прикажу закрыть границы и…
— Похитишь меня и увезешь в свой лагерь в пустыне? Я думаю, мне бы это понравилось.
Ее улыбка была сияющей и ничем не омраченной. Похоже, Тори совсем излечилась от последствий ее похищения.
— Я планировал провести медовый месяц на острове — есть у меня один такой зеленый островок километрах в тридцати от берега, — но если ты предпочитаешь пустыню…
— Я предпочитаю, чтобы ты еще раз поцеловал меня.
Он и сам этого хотел.
— Твое желание, — пробормотал он, наклоняя голову, — закон для меня.
Эпилог
Это была долгая свадьба. Наполненная добрыми пожеланиями, музыкой, вкусными блюдами и устроенная с достаточной помпой, чтобы убедить Тори, что она действительно выходит замуж за короля.
Освежившись, она вернулась в зал для аудиенций. Воздух гудел от оживленных разговоров.
Смешно, но ее почему-то очень беспокоила встреча с братом Ашрафа.
Улыбка мужчины была почти печальной, когда он признался, что никогда не видел Ашрафа таким счастливым. Что ни одни из них не ожидал найти настоящую любовь. Сердце Тори сжалось от этих слов, и она крепко обняла Карима, вызвав насмешливые протесты Ашрафа и смущение его брата. Видимо, он, как и Ашраф, не привык к эмоциональным проявлениям чувств, поскольку никак не мог быть обделен женским вниманием, обладая такой же точеной красотой лица и недюжинной харизмой.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Ашраф.
Тори подарила ему сияющую улыбку.
— Великолепно. Тем более что все так рады за нас.
Вопреки ожиданиям, ужасные слухи почти сразу прекратились, как только выяснилось, что люди, не одобрявшие шейха, представляли собой явное меньшинство.
Что же касается Оливера, рожденного вне брака, то теперь, когда Ашраф признал его своим сыном, это уже не представляло никакой проблемы. Скорее, многие смотрели на это как на доказательство мужской силы их короля и считали вполне естественным, что Тори потеряла голову. Романтика все же была присуща народу Зе-Альде. — Ашраф послал меня найти тебя. — Карим предложил ей руку и, когда она оперлась на нее, наклонился и прошептал: — Если только ты не хочешь пропустить этот момент, чтобы немного передохнуть.
Но Тори еще никогда не чувствовала себя такой энергичной.
— Ни за что не пропущу.
— Ты даже не представляешь, что это! — Карим рассмеялся, и его глубокий смех напомнил ей смех Ашрафа. Теперь она знала, что Карим, как и ее муж, редко смеялся вслух.
— Так скажи мне.
К этому моменту, пробравшись сквозь толпу, они вышли на террасу. Именно отсюда Тори раньше смотрела, как всадники и лучники демонстрировали свое поразительное мастерство.