Потоптавшись на маленьком пространстве перед лестницей, Алекс заметил еще одну дверь — прямо напротив кухни.
— Кладовка, — объяснил Лео, но отпирать дверь не стал.
Нишу рядом с кладовкой занимал высокий железный шкаф, высокопарно отрекомендованный Лео как «арсенал».
— Арсенал? — переспросил Алекс, почесав в затылке.
— Я храню здесь ружья.
— На случай, если…
— На всякий случай. Очень надеюсь, что этот случай не представится.
— Ружья тебе точно не пригодятся. Места у нас тихие, да и чужие здесь не ходят. А к тебе еще попробуй заберись! Ты хорошо устроился, Лео.
— Это точно.
Винчестер, богато инкрустированная двустволка, ракетница, несколько ножей — армейских, морских, охотничьих, коробки с разнокалиберными патронами. Целая сокровищница, настоящий оружейный рай, — жаль только, что Алекс не относится к любителям military-стиля и не может оценить рай по достоинству. А именно на такую реакцию рассчитывал Лео, распахивая перед гостем дверцу арсенала: удивление, восхищение, цоканье языком. Ничего похожего на цоканье не последовало, и Лео скорчил недовольную гримасу.
Надо исправлять ситуацию.
— Здорово, — сказал Алекс, попытавшись придать своему голосу максимум почтительности.
— Ты полагаешь? — недоверчиво улыбнулся Лео.
— Конечно. Очень красивое… ружье.
— С инкрустацией?
— Да.
— Фамильная реликвия. Гордость моей коллекции.
— Расскажешь о ней?
— Как-нибудь расскажу…
По лестнице Алекс поднимался с опаской (хотя она была крепкой, сработанной на совесть), сказывался негативный опыт прошлого визита. Но на этот раз никаких шагов над головой не возникло и никаких посторонних шорохов тоже, разве что под ногами весело поскрипывали ступеньки. А на площадке между этажами Алекс снова увидел Левиафана. На этот раз — совсем не страшного, вызвавшего улыбку. Он взирал на окружающий мир с забранной под стекло картины или, скорее, постера.
Детский рисунок, отметил про себя Алекс.
Потешный зеленый Левиафан скользил по волне, а в кольцах его тела уютно устроился моряк в белой форменной шапочке. Глаза у моряка были прикрыты, а на шапочке сидела птица. Оба — и моряк, и птица — не выглядели жертвами нападения и не выказывали никакого беспокойства по поводу столь опасного соседа: давало знать о себе детское восприятие, идеалистическое по сути. Такой рисунок мог бы нарисовать сам Алекс, когда ему было пять. Или маленький Эрик, если бы озаботился вопросом моря, моряков и обитателей глубин. Но в детстве Алекс не очень любил рисовать. Как обстоят дела с рисованием у внука герра Людтке, доподлинно неизвестно.
— Забавный рисунок, — сказал Алекс.
— Мне тоже очень нравится. Настраивает на философский лад.
Философский лад… Так глубоко Алекс копнуть не успел.
— Человеку не стоит бояться своих фобий. Своих демонов, какими бы страшными они ни казались, — пояснил Лео.
— Нужно броситься к ним в объятия?
— Нужно научиться жить с ними, чтобы не пойти ко дну.
— Ясно. — На секунду задумавшись, Алекс осторожно произнес: — Моряк и чудовище символизируют единение человека и его демонов, так?
— Примерно.
— Что тогда олицетворяет птица?
— А что обычно олицетворяют птицы? Лучшую сторону души человека.
В маленький коридорчик второго этажа выходило сразу три двери: двух спален и ванной комнаты, но Лео показал лишь ванную — со вполне цивильным санузлом и душевой кабинкой. После чего углубился в рассуждения о функциональности дома: он вполне пригоден не только для жизни, но и для длительной зимовки в условиях низких температур. Электроэнергией «Левиафан» снабжает генератор (он находится в маленькой пристройке на краю плато), в кладовой стоит котел, так что холодная и — главное — горячая вода поступают бесперебойно.
— Откуда же ты берешь воду на такой высоте?
— Чуть ниже стоянки, где мы оставили машину, есть ущелье, — охотно пояснил Лео. — По его дну протекает ручей. Игнасио устроил там что-то вроде мини-водонапорной станции и протянул ветку сюда. К тому же здесь полно снега, который всегда можно растопить. А питьевую воду я привожу из города.
— Должно быть, хлопотно возиться с водой…
— Не настолько хлопотно, как ты думаешь. Да и много ли нужно одному человеку?
— Ты так и собираешься жить здесь… один?
— Меня это не напрягает, Алекс. Люди иногда бывают чертовски утомительны.
— Иногда, но не всегда.
— Может быть.
Опять чертово «может быть»!..
После того как избранные места из «Левиафана» закончились, Лео и Алекс перебрались в домишко на плато, где Алексу был продемонстрирован генератор. Демонстрация сопровождалась целой лекцией о приборах, устройствах и механизмах, облегчающих жизнь простому смертному. В их число входила и портативная радиостанция. Именно при ее помощи Лео собирается поддерживать связь с окружающим миром, поскольку мобильники здесь совершенно бесполезны.
— Разве не проще обзавестись спутниковым телефоном? — удивился Алекс.
— Наверное, но рация мне нравится больше. Тем более что в детстве я увлекался радиолюбительством.
Дверь в душу Лео все еще остается закрытой, но в ней, во всяком случае, появилась крохотная щель. Ботинок в нее не вставишь, но кое-что разглядеть удается. «Кое-что» посверкивает мягким зеленым светом, именно такой свет шел от приемника «Saba», хотя вряд ли юный радиолюбитель Лео использовал именно эту модель.
«Saba» — всего лишь устройство по приему станций, осуществлять через него связь с миром невозможно.
— Где ты провел детство, Лео?
— Далеко отсюда, — ответ Лео, как всегда, уклончив. — На побережье.
— В городе, похожем на Порту?
— Порту?
— То место, где ты разжился картой. Ты сам об этом говорил.
— Все города на побережьях похожи друг на друга, только побережья разные.
— Ты когда-нибудь расскажешь мне? О побережьях и городах на них?
— Разве ты сам не хочешь их увидеть? Составить собственное мнение?
— Мне интересно твое.
Лео снисходительно улыбается, и от этой улыбки Алекс чувствует себя дураком. «Идиотом», как выразилась Кьяра в письме. Самое ужасное, что и Лео, на дружбу с которым так надеется молодой человек, тоже может посчитать его дураком. Или личинкой, сидящей в тугом коконе К.; жалкой личинкой, не способной превратиться в бабочку и расправить крылья. И совершить перелет к побережьям. А это не так. Алекс вовсе не сидит сиднем в горах, не реже четырех раз в год он бывает в Вероне, у родителей и сестры. В детстве его возили во Флоренцию и Виареджо, к лучшей маминой подруге. Уже став взрослым, он самостоятельно предпринимал вылазки в Венецию и даже съездил в соседнюю Австрию, откуда привез отличную зимнюю куртку с капюшоном и пару магнитов на холодильник. О посещении Тренто и Больцано, ближайших к К. крупных городов, и говорить не приходится, Алекс там — как у себя дома. И вообще — он любознательный и живой молодой человек. Интересно, заметно ли это со стороны?..
— И не думай, что я нигде не бывал, Лео.
— Я и не думаю.
— Теперь вот побывал у тебя. Отличный дом, надеюсь, что все у тебя здесь сложится хорошо.
— Я тоже надеюсь. По-другому и быть не может.
— А метеостанция?
— Вплотную метеостанцией я не занимался. Сейчас обустроюсь как следует и примусь за оборудование метеостанции…
— Пригласишь посмотреть, когда она будет готова?
— Конечно.
Мускулистое и деятельное «конечно» — совсем не то, что «может быть». В «конечно» спрятано твердое «да», сидит себе и в ус не дует и чувствует себя преотлично, совсем как детский морячок в объятиях детского Левиафана. Откуда же Алексу было знать, что тот визит на вершину, в новый дом Лео, окажется первым и единственным?
Но именно так все и получилось: никогда больше Алекс не вскарабкивался на хребет «Левиафана», хотя Лео осел там капитально. Прочно. Со времен его появления в окрестностях К. прошло больше двух лет, и Лео успел стать местной достопримечательностью, а его отшельническая жизнь в проклятом месте обрасти слухами и легендами.
Дружбы так и не случилось. Все, на что может рассчитывать Алекс, — нечастые встречи в «Carano», с такими же нечастыми разговорами. Разговоры с Лео длятся не дольше пятнадцати минут, он всегда спешит вернуться в «Левиафан» засветло. Или просто вернуться в «Левиафан». Иногда Лео сообщает, что должен уехать — на неделю или на месяц, и эта информация не несет в себе никакого смысла. Какая разница, где именно находится человек, если ему нет места в твоей жизни? Вернее, наоборот — это Алексу нет места в жизни Лео.
Поначалу сей прискорбный факт очень расстраивал Алекса, причем диапазон эмоций был необыкновенно широким — от тупой апатии до ярости, с трудом сдерживаемой. Но со временем накал ослабел, и осталась лишь тупая апатия. А потом Алекс и вовсе привык думать о Лео, как о святом Марке: где-то он существует, вот и ладно.
Существование самого Алекса особо насыщенным не назовешь: он по-прежнему работает в магазинчике синьора Пьячентини, несколько раз выступал в амплуа брошенного любовника (и поделом, нечего крутить романчики с залетными горнолыжницами!), съездил в Виареджо по прискорбному поводу (тетя Паола, лучшая мамина подруга, умерла от рака молочной железы), съездил в Прагу (надежда случайно встретить на улице бывшую девушку и сноубордиста Михала не оправдалась). Он собирался посетить и Порту и даже купил путеводитель с детальным описанием достопримечательностей и мини-словарем, но поездка все время откладывается. Что не мешает Алексу тратить целые вечера на изучение карт и снимков со спутника — они есть в Интернете, и на спутниковых снимках Порту предстает перед юношей чрезвычайно обаятельным городом.
Ольга, младшая сестра Джан-Франко, бармена «Carano», вовсе не так обаятельна, но именно с ней Алекс связывает определенные надежды на долгую, счастливую жизнь, в финале которой обязательно возникнет комод, заставленный фотографиями. Или — каминная полка.