А ее нет.
Но Алекс не собирается паниковать: отсутствие Боно может объясняться тысячами причин, самых невинных. Сейчас он распахнет дверь «Левиафана», и все встанет на свои места.
Взбежав на крыльцо, Алекс на секунду остановился и, прежде чем постучать, еще раз осмотрел окрестности: ничего подозрительного, лишь снег и ветер танцуют свою бесконечную, ни на секунду не прекращающуюся сарабанду.
На стук никто не ответил. Никто не возник на пороге с радостным возгласом: «А вот и ты, приятель! Проходи!» Что ж, придется войти в «Левиафан» без приглашения.
Алекс подхватил небольшой изящный молоточек, висевший на веревке с правой стороны дверного проема, и несколько раз стукнул им. Наверное, он вложил в удар чуть больше сил, чем следовало бы, — под натиском молотка дверь скрипнула и приоткрылась.
— Эй! Хозяева, вы здесь?
Тишина.
Тишина помноженная на мрак, и этот мрак был бы абсолютным, если бы не зыбкое красноватое свечение: оно исходит от правой стены зала. От того места, где находится камин. А выключатель должен находиться слева, рядом со входной дверью, на уровне груди, — Алекс хорошо запомнил это по прошлому разу. Так и есть: пошарив рукой по стене, он без труда нашел широкую белую клавишу и пару раз щелкнул ей, но эти манипуляции не принесли желаемых результатов. Свет не вспыхнул. И только теперь Алекс ощутил холод. Он не был метафизическим — сродни тому, что настигает особо впечатлительные натуры, попавшие в нестандартную или потенциально опасную ситуацию, — отнюдь нет. Холод оказался вполне реальным… Вернее, прохлада на грани зябкости. Полноценный холод, если не принять мер, наступит через несколько часов: дом явно остывает.
И отсутствие тепла и света взаимосвязаны. Они могут быть вызваны тем, что из строя вышел генератор, которым Лео гордился не меньше, чем чудо-лифтом, курсирующим в скале. И вот теперь оба волшебных механизма забастовали, впору вызывать инженерного гения Игнасио. Или… попытаться исправить дело самому. Странно, что у Лео руки до этого не дошли. Ни один нормальный человек не будет добровольно замерзать — при том, что генератор находится в каких-то трех десятках метров от дома. Преодолеть их — не проблема.
Или — проблема?
Вот тут-то Алекс наконец и ощутил метафизический холод в душе. Под ложечкой снова засосало, а в ушах зазвучали отрывки из послания Лео: он просил о помощи. Радиосеанс выглядел сумбурно и продлился не дольше минуты, и в эфир хозяин «Левиафана» больше не вернулся. Неужели все это не розыгрыш (в чем искусно убедил себя Алекс), а самая настоящая правда?
— Лео! Кьяра! — Алекс запоздало удивился своему голосу, так хрипло он прозвучал. — Вы здесь? Что происходит, черт возьми?!
Это не розыгрыш — теперь у Алекса не осталось никаких сомнений. Никто не стал бы вымораживать дом, готовя его ко встрече с неожиданно откликнувшимся на зов продавцом рубашек, — слишком накладно. Слишком холодно, слишком дискомфортно для участников действа с сомнительным исходом. Да, Алекс приехал, но мог бы и не приехать, остаться в К. Или появиться на следующее утро, и не один, с командой спасателей, как бы тогда выглядели участники розыгрыша?..
Но это не розыгрыш, нет.
Больше всего Алексу хочется вырваться из мрачного чрева «Левиафана». Если он отступит на пару шагов назад и толкнет дверь, то снова окажется на плато. Мороз, ветер и снег — ничто по сравнению с этой пугающей темнотой. Во всяком случае, Алекс знает, что его ждет: спуск, чуть менее утомительный, чем подъем, парковка у скалы, «ситроен» и — в недалекой перспективе — собственная теплая квартирка в К. Сделай он эти пару шагов — и К. станет реальностью. Так что же останавливает Алекса?
Айфон Кьяры, лежащий в кармане куртки. Его сестра где-то здесь, в «Левиафане». Совсем недавно Алекс размышлял о том, что родство с Кьярой не было обременительным; оно ни разу не подвергалось никаким испытаниям. Неужели время испытаний пришло? В любом случае, он не может покинуть «Левиафан», не узнав, что здесь произошло. Не отыскав Кьяры. Значит, ему нужно двигаться вперед, а не прикидывать, как бы половчее пихнуть задницей входную дверь.
У него есть перочинный нож. На случай, если… На какой случай, господи ты боже мой?!.. Лучше не нагнетать и без того не самую лучезарную обстановку — хотя бы в мыслях. Тем более что в доме царит тишина. Не слышно никаких угрожающих звуков и шорохов. И… на Алекса вроде бы никто не нападает.
Глаза категорически отказывались привыкать к темноте, и он вспомнил о фонарике, который успел выключить, но не успел стащить с головы. Проще воспользоваться им, а тяжелый полицейский фонарь переместить из-за пазухи в ладонь. И держать наготове в качестве импровизированной дубинки.
Вооружившись таким нехитрым способом, Алекс сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаивая бешено колотящееся сердце. И только после этого щелкнул кнопкой: пространство перед ним осветилось неверным, зыбким светом.
Ковер на полу, кресло с наброшенным на подлокотник куском ткани — темным и плотным, похожим на плед. Журнальный столик с остатками фуршета: бутылка вина, бутылка виски, два бокала, приземистый стакан с толстыми стенками. Стакан был знаком Алексу: точно из такого он пил коньяк c Лео во время прошлого визита в «Левиафан». Но дело не в идентичности стаканов, а в том, что емкостей — три. Значит, кроме Кьяры, сюда приехал кто-то еще? Кто-то, кто пил виски. Или это Лео пил виски, а Кьяре и второму гостю досталось вино?
А еще — пепельница с окурками.
Чтобы рассмотреть их, Алекс приблизился к столику. Он ни разу не видел, чтобы Лео курил, а ведь они провели вместе не один час. И меньшего времени было бы достаточно, чтобы пагубная привычка напомнила о себе. Лео не курит, а, между тем, пепельница полна окурков двух видов: сигареты и сигариллы, Алекс сразу узнал их по коричневому цвету и характерным неровностям табачного листа. И диаметр их шире, чем у обычных сигарет; если у Алекса еще оставались сомнения относительно пребывания в «Левиафане» Кьяры, то теперь они рассеялись окончательно.
Кьяра курит сигариллы, а раньше курила самокрутки, а еще раньше попыхивала маленькой трубкой, ей просто необходимо отличаться от абсолютного большинства человечества даже в такой малости, как курение. Алекс без труда вспомнил, как называлась любимая марка Кьяриных сигарилл — «Dannemann», с ароматом вишни.
Плоская жестяная коробка с надписью «Dannemann» лежала тут же, на столике, рядом с бутылкой вина, а еще Алекс заприметил раскатившиеся по поверхности виноградины, дольки мандарина и мандариновую же кожуру, сброшенную на пол. Сыр на тарелке уже успел заветриться, следовательно, фуршет завершился несколько часов назад.
Не в то ли самое время, когда от Лео пришло тревожное сообщение?
Алекс машинально подхватил вискарь и сделал несколько судорожных глотков. Вкуса алкоголя он не почувствовал, лишь легкое жжение от пролившегося в глотку спиртного.
— Кьяра! — заорал Алекс, срывая голос. — Где ты, черт возьми!..
За его спиной раздались едва слышный треск и легкое шипение. От неожиданности молодой человек вздрогнул и выронил бутылку. Она глухо ударилась об пол, но не разбилась, откатилась к креслу и замерла, наткнувшись на естественное препятствие. И снова воцарилась гнетущая тишина, как будто и не было ни треска, ни шипения. Алекс осторожно развернулся на сто восемьдесят градусов: тусклый свет фонарика заплясал на камине.
Вот и источник треска: прогоревшие дрова! Это от них исходило свечение, которое Алекс заметил в первые секунды пребывания в доме. Совсем скоро угли погаснут окончательно, если… не подбросить в камин очередную порцию дров.
Подойдя к камину, где было заметно теплее, Алекс присел на корточки перед миниатюрной поленницей: пять… семь… девять аккуратных, один к одному, восхитительно пахнущих поленьев. Должно быть, Лео закупается на лесопилке, и для него — по негласной договоренности — оставляют самое лучшее, самое сухое и полностью готовое к употреблению дерево.
Алекс бросил в пасть камина сначала один полешек, потом еще два. Едва тлеющая кучка золы нехотя вспыхнула, яркие искры разлетелись в разные стороны, и — спустя пять минут — в камине весело затрещал огонь. И все эти пять минут Алекс пытался связать воедино все факты; всё, что связано с временем и пространством «Левиафана».
Сколько времени нужно, чтобы дом остыл, дрова прогорели, а сыр заветрился? Несколько часов. По всем показателям дерево должно было сдаться первым, но под золой обнаружились вполне жизнеспособные угли, так что даже корпеть над разведением огня не пришлось. Алексу ничего не известно о тепловых характеристиках дома, — как долго он может хранить тепло? При условии, что в отоплении произошел сбой и можно рассчитывать только на камин?..
И почему, черт возьми, произошел этот сбой?
Алексу страшно не хочется вступать на территорию, по границам которой натянуты тросы с написанными от руки и второпях плакатами с призывами о помощи. На первый взгляд выглядит она неплохо, но слишком уж безлюдна. Да, Алекс нашел кое-какие вещи, но вещи не умеют говорить. Хотя… Вынув из кармана айфон Кьяры, он попытался открыть записную книжку или хотя бы список последних вызовов (самым последним был его собственный звонок), но ничего не получилось. Телефон запаролен, и ломать голову над паролем у Алекса нет желания. Но так уж и быть, он совершит одну попытку. Максимум — две…
Год рождения Кьяры не сработал, как и года рождения родителей. Об Алексе и говорить нечего, он занимает слишком незначительное место в жизни сестры, чтобы посвящать ему охранительную комбинацию цифр на собственном телефоне. Случайный набор типа «1111» или «0987»? Нет. Что-то сакральное, на манер даты начала войны Алой и Белой розы? Алекс не помнит даже века, когда случилась война с таким поэтическим названием. Но нужно знать Кьяру — для пароля она наверняка выбрала что-то важное.
Значимое.
Проклятье, Алекс зеркально отражается в Кьяре, оттого и знает о ее жизни не больше, чем она о его собственной. Она да